Неточные совпадения
Нет, уж извини, но я
считаю аристократом себя и людей подобных мне, которые в прошедшем могут указать
на три-четыре честные поколения семей, находившихся
на высшей степени образования (дарованье и
ум — это другое дело), и которые никогда ни перед кем не подличали, никогда ни в ком не нуждались, как жили мой отец, мой дед.
— Ну да, а
ум высокий Рябинина может. И ни один купец не купит не
считая, если ему не отдают даром, как ты. Твой лес я знаю. Я каждый год там бываю
на охоте, и твой лес стòит пятьсот рублей чистыми деньгами, а он тебе дал двести в рассрочку. Значит, ты ему подарил тысяч тридцать.
— Что ж ты как вчера? — заговорил брат, опустив глаза и укорачивая подтяжки брюк. — Молчал, молчал… Тебя
считали серьезно думающим человеком, а ты вдруг такое, детское. Не знаешь, как тебя понять. Конечно, выпил, но ведь говорят: «Что у трезвого
на уме — у пьяного
на языке».
Райский вспомнил первые впечатления, какие произвел
на него Тушин, как он
счел его даже немного ограниченным, каким
сочли бы, может быть, его, при первом взгляде и другие, особенно так называемые «умники», требующие прежде всего внешних признаков
ума, его «лоска», «красок», «острия», обладающие этим сами, не обладая часто тем существенным материалом, который должен крыться под лоском и краской.
Во-вторых, составил довольно приблизительное понятие о значении этих лиц (старого князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое письмо, которое если показать полусумасшедшему старику князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная дочь
считает его сумасшедшим и уже «советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или сойдет с
ума окончательно, или прогонит ее из дому и лишит наследства, или женится
на одной mademoiselle Версиловой,
на которой уже хочет жениться и чего ему не позволяют.
Конечно, и то правда, что, подписывая
на пьяной исповеди Марьи Алексевны «правда», Лопухов прибавил бы: «а так как, по вашему собственному признанию, Марья Алексевна, новые порядки лучше прежних, то я и не запрещаю хлопотать о их заведении тем людям, которые находят себе в том удовольствие; что же касается до глупости народа, которую вы
считаете помехою заведению новых порядков, то, действительно, она помеха делу; но вы сами не будете спорить, Марья Алексевна, что люди довольно скоро умнеют, когда замечают, что им выгодно стало поумнеть, в чем прежде не замечалась ими надобность; вы согласитесь также, что прежде и не было им возможности научиться
уму — разуму, а доставьте им эту возможность, то, пожалуй, ведь они и воспользуются ею».
Я
считаю своей слабостью, что в период моей близости к движению
умов и душ того времени у меня несколько ослабел и отодвинулся
на второй план присущий мне социальный интерес.
Он умер бы, кажется, если бы кто-нибудь узнал, что у него такая мысль
на уме, и в ту минуту, как вошли его новые гости, он искренно готов был
считать себя, из всех, которые были кругом его, последним из последних в нравственном отношении.
Половину вы вчера от меня уже услышали: я вас
считаю за самого честного и за самого правдивого человека, всех честнее и правдивее, и если говорят про вас, что у вас
ум… то есть, что вы больны иногда
умом, то это несправедливо; я так решила и спорила, потому что хоть вы и в самом деле больны
умом (вы, конечно,
на это не рассердитесь, я с высшей точки говорю), то зато главный
ум у вас лучше, чем у них у всех, такой даже, какой им и не снился, потому что есть два
ума: главный и не главный.
— А что же вы думали? Для чего же бы я сюда вас позвала? Что у вас
на уме? Впрочем, вы, может,
считаете меня маленькою дурой, как все меня дома
считают?
— Видите, — продолжал он, — это стало не от меня, а от него, потому что он во всех Рынь-песках первый батырь считался и через эту амбицыю ни за что не хотел мне уступить, хотел благородно вытерпеть, чтобы позора через себя
на азиатскую нацыю не положить, но сомлел, беднячок, и против меня не вытерпел, верно потому, что я в рот грош взял. Ужасно это помогает, и я все его грыз, чтобы боли не чувствовать, а для рассеянности мыслей в
уме удары
считал, так мне и ничего.
Напротив, то, что каждому читателю должно показаться нарушением естественного порядка вещей и оскорблением простого здравого смысла, могу я
считать не требующим от меня опровержений, предполагая, что эти опровержения сами собою явятся в
уме читателя, при одном моем указании
на факт.
Одним словом, мы
считали себя ни в чем не виноватыми и не ждали ни малейшей неприятности, а она была начеку и двигалась
на нас как будто нарочно затем, чтобы показать нам Михаила Степановича в таком величии души,
ума и характера, о которых мы не могли составить и понятия, но о которых, конечно, ни один из нас не сумел забыть до гроба.
Он смотрел, не возражая ей. В нём бушевало чувство недовольства собой. Он привык
считать глупыми людей, не соглашавшихся с ним; в лучшем случае он признавал их лишёнными способности развиться дальше той точки,
на которой застыл их
ум, — к таким людям он относился с презрением и жалостью. Но эта девушка не казалась ему глупой, не возбуждала его обычных чувств к оппонентам. Почему же это? Он отвечал себе...
Одни
считали её полоумной, шалой и ругали, другие находили, что Прасковья — человек большого
ума, справедливый и добрый. Некоторые мужики приходили к ней жаловаться
на жён своих, другие кричали, что она портит баб, а бабы почти все боялись и уважали её.
К тому же целые сословия подвергались эпидемической дури — каждое
на свой лад; например, одного человека в латах
считали сильнее тысячи человек, вооруженных дубьем, а рыцари сошли с
ума на том, что они дикие звери, и сами себя содержали по селлюлярному [одиночному.] порядку новых тюрем в укрепленных сумасшедших домах по скалам, лесам и проч.
Обительские заботы, чтение душеполезных книг, непрестанные молитвы, тяжелые труды и богомыслие давно водворили в душе Манефы тихий, мирный покой. Не тревожили ее воспоминания молодости, все былое покрылось забвением. Сама Фленушка не будила более в
уме ее памяти о прошлом.
Считая Якима Прохорыча в мертвых, Манефа внесла его имя в синодики постенный и литейный
на вечное поминовение.
На Ольге женился по страстной любви. С чувством своим он долго и мучительно боролся, но ни здравый смысл, ни логика практического пожилого
ума — ничего не поделали: пришлось поддаться чувству и жениться. Что Ольга выходит за него не по любви, он знал, но,
считая ее в высокой степени нравственной, он решил довольствоваться одной только ее верностью и дружбою, которую надеялся заслужить.
— Говори, Николаюшка, — отозвался Денисов. — Спокойно стану отвечать
на твои вопросы, если только вдруг
на меня не накатит. А скажу я тебе, сподобился я дара — частенько
на меня накатывает. Бываю вне
ума, когда сходит
на меня
ум Божественный. Тогда, пожалуй, тебе и не понять моих слов… Дураком
сочтешь, юродивым.
Считать себя отдельным существом есть обман, и тот, кто направляет свой
ум на то, чтобы исполнять волю этого отдельного существа, следует за ложным светом, который приведет его в бездну греха.
И Теркину вспомнился тут его разговор
на пароходе с тем писателем, Борисом Петровичем. Он ему прямо сказал тогда, что
считает такие затеи вредными. Там, в крестьянском быту, еще скорее можно вести такое артельное хозяйство, коли желаешь, сдуру или от великого
ума, впрягать себя в хомут землепашца, а
на заводе,
на фабрике, в большом промысловом и торговом деле…
Поселяне
считали Ермия способным творить чудеса. Он им этого не говорил, но они так верили. Больные приходили, становились в тени его, которую солнце бросало от столпа
на землю, и отходили, находя, что чувствуют облегчение. А он все молчал, вперяя
ум в молитву или читая
на память три миллиона стихов Оригена и двести пятьдесят тысяч стихов Григория, Пиерия и Стефана.
У Ивана Корнильевича, во все время поездки страшно боящегося, что его отцу придет
на ум в его отсутствие
считать кассу, при виде спокойствия Корнилия Потаповича отлегло от сердца.
Ограниченный
умом, Григорий Лукьянович по природе своей был мстителен, зверски жесток, и эти отрицательные качества, соединенные с необычайною твердостью воли и отчаянной храбростью, делали его тем «извергом рода человеческого», «исчадьем кромешной тьмы», «сыном дьявола», каковым
считали его современники и каким он до сей поры представляется отдаленному
на несколько веков от времени его деятельности потомству.
— Вы с
ума сошли! Это грабеж! Откуда я их возьму? Вы
на самом деле
считаете меня каким-то Ротшильдом!
Сильные своею злобою, они
считают коварство за
ум, дерзость в преступлении за мужество, презрение ко всему
на свете за умственное превосходство.
На недалекие, а чаще недозрелые
умы молодежи, поток громких фраз Мечева производил действие, граничащее с действием гипнотизма, и многие представители этой молодежи благоговели перед ним,
считая его чуть не пророком, не предвестником «новых веяний».
И он уже не первый
на этом пути. Брожение
умов существует: кто поглубже забирается в своем"богоискании", тот уже не может повторять одно то, что отцы его
считали неприкосновенным.
Другой, менее алчный, чем Николай Леопольдович, сохраненное им до сих пор, за выдачею Петухову, Сироткиной и за постоянными громадными тратами
на Пальм-Швейцарскую, состояние
считал бы богатством и благословлял бы свою судьбу, но Гиршфельд воображал себя обобранным и разоренным, прикидывая в
уме, сколько бы было у его, если бы не явились в его кассу непрошенные загребистые лапы.
Несмотря
на всю свою мнимую власть,
на свой
ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и, отдав приказание
на то, чтò он
считал бесполезным и вредным — благословил совершившийся факт.