Неточные совпадения
Как ни казенна
была эта
фраза, Каренина, видимо, от души поверила и порадовалась этому. Она покраснела, слегка нагнулась, подставила свое лицо губам графини, опять выпрямилась и с тою же улыбкой, волновавшеюся между губами и глазами, подала руку Вронскому. Он пожал маленькую ему поданную руку и, как чему-то особенному, обрадовался тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку. Она вышла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело.
Он сказал это, по привычке с достоинством приподняв брови, и тотчас же подумал, что, какие бы ни
были слова, достоинства не могло
быть в его положении. И это он увидал по сдержанной, злой и насмешливой улыбке, с которой Бетси взглянула на него после его
фразы.
— Да, но вера без дел мертва
есть, — сказал Степан Аркадьич, вспомнив эту
фразу из катихизиса, одной улыбкой уже отстаивая свою независимость.
Все громко выражали свое неодобрение, все повторяли сказанную кем-то
фразу: «недостает только цирка с львами», и ужас чувствовался всеми, так что, когда Вронский упал и Анна громко ахнула, в этом не
было ничего необыкновенного. Но вслед затем в лице Анны произошла перемена, которая
была уже положительно неприлична. Она совершенно потерялась. Она стала биться, как пойманная птица: то хотела встать и итти куда-то, то обращалась к Бетси.
— Вот, сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили:«когда вы мне ответили: этого не может
быть, значило ли это, что никогда, или тогда?» Не
было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную
фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
Они
будут правы, говоря притворно-учтивые
фразы в присутствии художника и жалея его и смеясь над ним, когда останутся одни.
Все эти дни Долли
была одна с детьми. Говорить о своем горе она не хотела, а с этим горем на душе говорить о постороннем она не могла. Она знала, что, так или иначе, она Анне выскажет всё, и то ее радовала мысль о том, как она выскажет, то злила необходимость говорить о своем унижении с ней, его сестрой, и слышать от нее готовые
фразы увещания и утешения.
— Эта княжна Мери прехорошенькая, — сказал я ему. — У нее такие бархатные глаза — именно бархатные: я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее глазах; нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я люблю эти глаза без блеска: они так мягки, они будто бы тебя гладят… Впрочем, кажется, в ее лице только и
есть хорошего… А что, у нее зубы белы? Это очень важно! жаль, что она не улыбнулась на твою пышную
фразу.
Я не намекал ни разу ни о пьяном господине, ни о прежнем моем поведении, ни о Грушницком. Впечатление, произведенное на нее неприятною сценою, мало-помалу рассеялось; личико ее расцвело; она шутила очень мило; ее разговор
был остер, без притязания на остроту, жив и свободен; ее замечания иногда глубоки… Я дал ей почувствовать очень запутанной
фразой, что она мне давно нравится. Она наклонила головку и слегка покраснела.
Я сказал ей одну из тех
фраз, которые у всякого должны
быть заготовлены на подобный случай.
«Позволено ли нам, бедным жителям земли,
быть так дерзкими, чтобы спросить вас, о чем мечтаете?» — «Где находятся те счастливые места, в которых порхает мысль ваша?» — «Можно ли знать имя той, которая погрузила вас в эту сладкую долину задумчивости?» Но он отвечал на все решительным невниманием, и приятные
фразы канули, как в воду.
Но как ни исполнен автор благоговения к тем спасительным пользам, которые приносит французский язык России, как ни исполнен благоговения к похвальному обычаю нашего высшего общества, изъясняющегося на нем во все часы дня, конечно, из глубокого чувства любви к отчизне, но при всем том никак не решается внести
фразу какого бы ни
было чуждого языка в сию русскую свою поэму.
Муразов поклонился и прямо от князя отправился к Чичикову. Он нашел Чичикова уже в духе, весьма покойно занимавшегося довольно порядочным обедом, который
был ему принесен в фаянсовых судках из какой-то весьма порядочной кухни. По первым
фразам разговора старик заметил тотчас, что Чичиков уже успел переговорить кое с кем из чиновников-казусников. Он даже понял, что сюда вмешалось невидимое участие знатока-юрисконсульта.
Все те, которые прекратили давно уже всякие знакомства и знались только, как выражаются, с помещиками Завалишиным да Полежаевым (знаменитые термины, произведенные от глаголов «полежать» и «завалиться», которые в большом ходу у нас на Руси, все равно как
фраза: заехать к Сопикову и Храповицкому, означающая всякие мертвецкие сны на боку, на спине и во всех иных положениях, с захрапами, носовыми свистами и прочими принадлежностями); все те, которых нельзя
было выманить из дому даже зазывом на расхлебку пятисотрублевой ухи с двухаршинными стерлядями и всякими тающими во рту кулебяками; словом, оказалось, что город и люден, и велик, и населен как следует.
Утешительные
фразы, которые они говорили отцу — что ей там
будет лучше, что она
была не для этого мира, — возбуждали во мне какую-то досаду.
Он прочел все, что
было написано во Франции замечательного по части философии и красноречия в XVIII веке, основательно знал все лучшие произведения французской литературы, так что мог и любил часто цитировать места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел блестящие познания в мифологии и с пользой изучал, во французских переводах, древние памятники эпической поэзии, имел достаточные познания в истории, почерпнутые им из Сегюра; но не имел никакого понятия ни о математике, дальше арифметики, ни о физике, ни о современной литературе: он мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих
фраз о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда не читал их.
Мне надо
быть на похоронах того самого раздавленного лошадьми чиновника, про которого вы… тоже знаете… — прибавил он, тотчас же рассердившись за это прибавление, а потом тотчас же еще более раздражившись, — мне это все надоело-с, слышите ли, и давно уже… я отчасти от этого и болен
был… одним словом, — почти вскрикнул он, почувствовав, что
фраза о болезни еще более некстати, — одним словом: извольте или спрашивать меня, или отпустить сейчас же… а если спрашивать, то не иначе как по форме-с!
Эта последняя
фраза, видимо, не понравилась Базарову; от нее веяло философией, то
есть романтизмом, ибо Базаров и философию называл романтизмом; но он не почел за нужное опровергать своего молодого ученика.
В противоположность Пояркову этот
был настроен оживленно и болтливо. Оглядываясь, как человек, только что проснувшийся и еще не понимающий — где он, Маракуев выхватывал из трактирных речей отдельные
фразы, словечки и, насмешливо или задумчиво, рассказывал на схваченную тему нечто анекдотическое. Он
был немного
выпивши, но Клим понимал, что одним этим нельзя объяснить его необычное и даже несколько пугающее настроение.
Вот, наконец, произнесена
фраза: «Так
было, так
будет».
Газеты большевиков раздражали его еще более сильно, раздражали и враждебно тревожили. В этих газетах он чувствовал явное намерение поссорить его с самим собою, ‹убедить его в безвыходности положения страны,› неправильности всех его оценок, всех навыков мысли. Они действовали иронией, насмешкой, возмущали грубостью языка, прямолинейностью мысли. Их материал освещался социальной философией, и это
была «система
фраз», которую он не в силах
был оспорить.
Один из его фельетонов
был сплошь написан излюбленными редактором
фразами, поговорками, цитатами: «Уж сколько раз твердили миру», — начинался фельетон стихом басни Крылова, и, перечислив избитыми словами все то, о чем твердили миру, Робинзон меланхолически заканчивал перечень: «А Васька слушает да
ест».
— Сколько раз я говорила тебе это, — отозвалась Варвара; вышло так, как будто она окончила его
фразу. Самгин посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но не сказал ничего, отметил только, что жена пополнела и, должно
быть, от этого шея стала короче у нее.
Практика судебного оратора достаточно хорошо научила Клима Ивановича Самгина обходить опасные места, удаляясь от них в сторону. Он
был достаточно начитан для того, чтоб легко наполнять любой термин именно тем содержанием, которого требует день и минута. И, наконец, он твердо знал, что люди всегда безграмотнее тех мыслей и
фраз, которыми они оперируют, — он знал это потому, что весьма часто сам чувствовал себя таким.
Оборвав
фразу, она помолчала несколько секунд, и снова зашелестел ее голос. Клим задумчиво слушал, чувствуя, что сегодня он смотрит на девушку не своими глазами; нет, она ничем не похожа на Лидию, но
есть в ней отдаленное сходство с ним. Он не мог понять, приятно ли это ему или неприятно.
Однако он чувствовал, что на этот раз мелкие мысли не помогают ему рассеять только что пережитое впечатление. Осторожно и медленно шагая вверх, он прислушивался, как в нем растет нечто неизведанное. Это не
была привычная работа мысли, автоматически соединяющей слова в знакомые
фразы, это
было нарастание очень странного ощущения: где-то глубоко под кожей назревало, пульсировало, как нарыв, слово...
Самгин, отвлеченный воспоминаниями, слушал невнимательно, полудремотно и вдруг
был разбужен странной
фразой...
Клим остался с таким ощущением, точно он не мог понять, кипятком или холодной водой облили его? Шагая по комнате, он пытался свести все слова, все крики Лютова к одной
фразе. Это — не удавалось, хотя слова «удирай», «уезжай» звучали убедительнее всех других. Он встал у окна, прислонясь лбом к холодному стеклу. На улице
было пустынно, только какая-то женщина, согнувшись, ходила по черному кругу на месте костра, собирая угли в корзинку.
Самгин ожег себе рот и взглянул на Алину неодобрительно, но она уже смешивала другие водки. Лютов все исхищрялся в остроумии, мешая Климу и
есть и слушать. Но и трудно
было понять, о чем кричат люди, пьяненькие от вина и радости; из хаотической схватки голосов, смеха, звона посуды, стука вилок и ножей выделялись только междометия, обрывки
фраз и упрямая попытка тенора продекламировать Беранже.
Крайне трудно
было уложить все испытанное сегодня в ту или иную систему
фраз.
Фразы представителя «аристократической расы» не интересовали его. Крэйтон — чужой человек, случайный гость, если он примкнет к числу хозяев России, тогда его речи получат вес и значение, а сейчас нужно пересмотреть отношение к Елене:
быть может, не следует прерывать связь с нею? Эта связь имеет неоспоримые удобства, она все более расширяет круг людей, которые со временем могут оказаться полезными. Она, оказывается, способна нападать и защищать.
Издали длинная и тощая фигура Кумова казалась комически заносчивой, — так смешно
было вздернуто его лицо, но вблизи становилось понятно, что он «задирает нос» только потому, что широкий его затылок, должно
быть, неестественно тяжел; Кумов
был скромен, застенчив, говорил глуховатым баском, немножко шепеляво и всегда говорил стоя; даже произнося коротенькие
фразы, он привставал со стула, точно школьник.
Он все более определенно чувствовал в жизни Марины нечто таинственное или, по меньшей мере, странное. Странное отмечалось не только в противоречии ее политических и религиозных мнений с ее деловой жизнью, — это противоречие не смущало Самгина, утверждая его скептическое отношение к «системам
фраз». Но и в делах ее
были какие-то темные места.
Клим
ел холодное мясо, запивая его пивом, и, невнимательно слушая вялую речь Пояркова, заглушаемую трактирным шумом, ловил отдельные
фразы. Человек в черном костюме, бородатый и толстый, кричал...
Клим Иванович
был мастер мелких мыслей, но все же он умел думать и понимал, что против этой «системы
фраз» можно
было поставить только одно свое...
В этот вечер тщательно, со всей доступной ему объективностью, прощупав, пересмотрев все впечатления последних лет, Самгин почувствовал себя так совершенно одиноким человеком, таким чужим всем людям, что даже испытал тоскливую боль, крепко сжавшую в нем что-то очень чувствительное. Он приподнялся и долго сидел, безмысленно глядя на покрытые льдом стекла окна, слабо освещенные золотистым огнем фонаря. Он
был в состоянии, близком к отчаянию. В памяти возникла
фраза редактора «Нашего края...
Самгин не решился отказаться да и не имел причины, — ему тоже
было скучно. В карты играли долго и скучно, сначала в преферанс, а затем в стуколку. За все время игры следователь сказал только одну
фразу...
Но она не договорила
фразу, должно
быть, не нашла точного слова и новым тоном сказала...
Она говорила о студентах, влюбленных в актрис, о безумствах богатых кутил в «Стрельне» и у «Яра», о новых шансонетных певицах в капище Шарля Омона, о несчастных романах, запутанных драмах. Самгин находил, что говорит она не цветисто, неумело, содержание ее рассказов всегда
было интереснее формы, а попытки философствовать — плоски. Вздыхая, она произносила стертые
фразы...
Маленький пианист в чесунчовой разлетайке
был похож на нетопыря и молчал, точно глухой, покачивая в такт словам женщин унылым носом своим. Самгин благосклонно пожал его горячую руку,
было так хорошо видеть, что этот человек с лицом, неискусно вырезанным из желтой кости, совершенно не достоин красивой женщины, сидевшей рядом с ним. Когда Спивак и мать обменялись десятком любезных
фраз, Елизавета Львовна, вздохнув, сказала...
Раздражали опечатки;
было обидно убедиться, что некоторые
фразы многословны и звучат тяжело, иные слишком высокопарны, и хотя в общем тон очерка солиден, но
есть в нем что-то чужое, от ворчливых суждений Инокова.
Не забывая пасхальную ночь в Петербурге, Самгин
пил осторожно и ждал самого интересного момента, когда хорошо поевшие и в меру выпившие люди, еще не успев охмелеть, говорили все сразу. Получалась метель слов, забавная путаница
фраз...
Ловя отдельные
фразы и куски возбужденных речей, Самгин
был уверен, что это лучше, вернее, чем книги и газеты, помогает ему знать, «чем люди живы».
Говорил он гибким, внушительным баском, и
было ясно, что он в совершенстве постиг секрет: сколько слов требует та или иная
фраза для того, чтоб прозвучать уничтожающе в сторону обвинителя, человека с лицом блудного сына, только что прощенного отцом своим.
Пропустив эти
фразы мимо ушей, Самгин заговорил об отношении германцев к славянам и, говоря, вдруг заметил, что в нем быстро разгорается враждебное чувство к немцам. Он никогда не испытывал такого чувства и
был даже смущен тем, что оно пряталось, тлело где-то в нем и вот вдруг вспыхнуло.
«Что может внести в жизнь вот такой хитренький, полуграмотный человечишка? Он — авторитет артели, он тоже своего рода «объясняющий господин». Строит дома для других, — интересно:
есть ли у него свой дом? Вообще — «объясняющие господа» существуют для других в качестве «учителей жизни». Разумеется, это не всегда паразитизм, но всегда — насилие, ради какого-нибудь Христа, ради системы
фраз».
Это не мешало ей кушать, и Самгин подумал, что, если она так же легко и с таким вкусом читает, она действительно много читает. Ее мамаша кушала с таким увлечением, что
было ясно: ее интересы, ее мысли на сей час не выходят за пределы тарелки. Фроленков и Денисов насыщались быстро,
пили часто и перебрасывались
фразами, и
было ясно, что Денисов — жалуется, а Фроленков утешает...
Но вообще он
был доволен своим местом среди людей, уже привык вращаться в определенной атмосфере, вжился в нее, хорошо, — как ему казалось, — понимал все «системы
фраз» и
был уверен, что уже не встретит в жизни своей еще одного Бориса Варавку, который заставит его играть унизительные роли.
Это
были люди, ограниченные определенной системой
фраз, их возглавлял Кутузов, и заранее можно
было знать, что́ каждый из них скажет по тому или иному данному поводу.
В одном письме мать доказывала необходимость съездить в Финляндию. Климу показалось, что письмо написано в тоне обиды на отца за то, что он болен, и, в то же время, с полным убеждением, что отец должен
был заболеть опасно. В конце письма одна
фраза заставила Клима усмехнуться...