Неточные совпадения
Так, например, наверное обнаружилось бы, что происхождение этой
легенды чисто административное и что Баба-яга
была не кто иное, как градоправительница, или, пожалуй, посадница, которая, для возбуждения в обывателях спасительного страха, именно этим способом путешествовала по вверенному ей краю, причем забирала встречавшихся по дороге Иванушек и, возвратившись домой, восклицала:"Покатаюся, поваляюся, Иванушкина мясца
поевши".
Напротив того, бывали другие, хотя и не то чтобы очень глупые — таких не бывало, — а такие, которые делали дела средние, то
есть секли и взыскивали недоимки, но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное, то имена их не только
были занесены на скрижали, [Скрижа́ли (церковно-славянск.) — каменные доски, на которых, по библейскому преданию,
были написаны заповеди Моисея.] но даже послужили предметом самых разнообразных устных
легенд.
Но перед ней
был не кто иной, как путешествующий пешком Эгль, известный собиратель песен,
легенд, преданий и сказок.
Да, если он — животное, а не создатель
легенд, не способен
быть творцом гармонии в своей таинственной душе».
— И, может
быть, все позорное, что мы слышим об этом сибирском мужичке, только юродство, только для того, чтоб мы преждевременно не разгадали его, не вовлекли его в наши жалкие споры, в наши партии, кружки, не утопили в омуте нашего безбожия… Господа, — творится
легенда…
Его особенно занимали споры на тему: вожди владеют волей масс или масса, создав вождя, делает его орудием своим, своей жертвой? Мысль, что он, Самгин, может
быть орудием чужой воли, пугала и возмущала его. Вспоминалось толкование отцом библейской
легенды о жертвоприношении Авраама и раздраженные слова Нехаевой...
Таким образом сложилась почти чудовищная
легенда, где
быль вязалась с небылицами, ложь с действительностью, вымысел и фантазия с именами живых людей.
Достоевский, по которому можно изучать душу России, в своей потрясающей
легенде о Великом Инквизиторе
был провозвестником такой дерзновенной и бесконечной свободы во Христе, какой никто еще в мире не решался утверждать.
То
есть я веду, собственно, к тому, что про растраченные вами эти три тысячи от госпожи Верховцевой уже многие догадывались в этот месяц и без вашего признания, я слышал эту
легенду сам…
Пусть он обманул отца знаками, пусть он проник к нему — я сказал уже, что ни на одну минуту не верю этой
легенде, но пусть, так и
быть, предположим ее на одну минуту!
Так вот эта дикая
легенда, еще средних наших веков — не ваших, а наших — и никто-то ей не верит даже и у нас, кроме семипудовых купчих, то
есть опять-таки не ваших, а наших купчих.
— Анекдот
есть и именно на нашу тему, то
есть это не анекдот, а так,
легенда.
Вот его за это и присудили… то
есть, видишь, ты меня извини, я ведь передаю сам, что слышал, это только
легенда… присудили, видишь, его, чтобы прошел во мраке квадриллион километров (у нас ведь теперь на километры), и когда кончит этот квадриллион, то тогда ему отворят райские двери и все простят…
Конечно, все это лишь древняя
легенда, но вот и недавняя
быль: один из наших современных иноков спасался на Афоне, и вдруг старец его повелел ему оставить Афон, который он излюбил как святыню, как тихое пристанище, до глубины души своей, и идти сначала в Иерусалим на поклонение святым местам, а потом обратно в Россию, на север, в Сибирь: «Там тебе место, а не здесь».
Из этого периода дошла до нас только одна
легенда, сохранившаяся у стариков соседей да у отставных полицейских Тверской части, которые еще
были живы в восьмидесятых годах и рассказывали подробности.
Тех героев уже не
было; все мы
были меньше и, пожалуй, культурнее, но
легенды о героических временах казались нам занимательными и даже как будто поэтичными… Хоть дико и нелепо, но они разрывали по — своему эту завороженную тишь однообразия и молчаливой рутины…
Дешерт
был помещик и нам приходился как-то отдаленно сродни. В нашей семье о нем ходили целые
легенды, окружавшие это имя грозой и мраком. Говорили о страшных истязаниях, которым он подвергал крестьян. Детей у него
было много, и они разделялись на любимых и нелюбимых. Последние жили в людской, и, если попадались ему на глаза, он швырял их как собачонок. Жена его, существо бесповоротно забитое, могла только плакать тайком. Одна дочь, красивая девушка с печальными глазами, сбежала из дому. Сын застрелился…
У замка
были свои
легенды о прошлом.
На следующий год Крыжановский исчез. Одни говорили, что видели его, оборванного и пьяного, где-то на ярмарке в Тульчине. Другие склонны
были верить
легенде о каком-то якобы полученном им наследстве, призвавшем его к новой жизни.
Анархический характер
легенды не
был достаточно замечен, она ввела многих в заблуждение, например Победоносцева, которому она очень понравилась.
Тема о власти. Анархизм. Русское отношение к власти. Русская вольница. Раскол. Сектантство. Отношение интеллигенции к власти: у либералов, у славянофилов. Анархизм. Бакунин. Страсть к разрушению
есть творческая страсть. Кропоткин. Религиозный анархизм: религиозный анархизм Л. Толстого. Учение о непротивлении. Анархия и анархизм. Анархический элемент у Достоевского.
Легенда о Великом Инквизиторе.
В профетической «
Легенде о Великом Инквизиторе»
есть гениальное прозрение не только об авторитарном католичестве, но и об авторитарном коммунизме и фашизме, о всех тоталитарных режимах.
Эта тема о свободе
есть основная тема «
Легенды о Великом Инквизиторе», вершины творчества Достоевского.
Это с наибольшей силой
будет развито в «
Легенде о Великом Инквизиторе» [См. мою книгу «Миросозерцание Достоевского».].
«
Легенда о Великом Инквизиторе» и многие места в «Бесах» могут
быть истолкованы, главным образом, как направленные против католичества и революционного социализма.
Поселился он на Сахалине еще в доисторические времена, когда не начиналась каторга, и это казалось до такой степени давно, что даже сочинили
легенду о «происхождении Сахалина», в которой имя этого офицера тесно связано с геологическими переворотами: когда-то, в отдаленные времена, Сахалина не
было вовсе, но вдруг, вследствие вулканических причин, поднялась подводная скала выше уровня моря, и на ней сидели два существа — сивуч и штабс-капитан Шишмарев.
За обедом же
была рассказана такая
легенда: когда русские заняли остров и затем стали обижать гиляков, то гиляцкий шаман проклял Сахалин и предсказал, что из него не выйдет никакого толку.
У башкирцев даже
есть какая-то
легенда насчет будущего соединения этих озер, но я не мог достать ее.
И мне говорили, что Пушкина след
В туземной
легенде остался:
«К поэту летал соловей по ночам,
Как в небо луна выплывала,
И вместе с поэтом он
пел — и, певцам
Внимая, природа смолкала!
— Может
быть, — продолжал Вихров, — но все-таки наш идеал царя мне кажется лучше, чем
был он на Западе: там, во всех их старых
легендах, их кениг — непременно храбрейший витязь, который всех сильней, больше всех может
выпить, съесть; у нас же, напротив, наш любимый князь — князь ласковый, к которому потому и сошлись все богатыри земли русской, — князь в совете мудрый, на суде правый.
— Ничего не вы, что за вы? Семидесяти лет человек помер, не Енохом [Енох — по библейской
легенде, один из патриархов, за праведность взятый живым на небо.] же бессмертным ему
быть, пора и честь знать!
К этому
было прибавлено много посторонних соображений и своих собственных фантазий, так что около слова «генерал» выросла настоящая
легенда.
Но и этого периода
было совершенно достаточно, чтобы около каждого из Лаптевых выросла своя собственная баснословная
легенда, где бессмысленная роскошь азиатского пошиба рука об руку шла с грандиозным российским самодурством, которое с легким сердцем перешагивало через сотни тысяч в миллионы рублей, добытые где-то там, на каком-то Урале, десятком тысяч крепостных рук…
Однако с этим прозвищем
была связана маленькая
легенда.
Я записал рассказы старика и со скорым поездом выехал в Москву, нагруженный материалами, первое значение, конечно, придавая сведениям о Стеньке Разине, которых никогда бы не получил, и если бы не
был репортером,
легенда о Красной площади жила бы нерушимо и по сие время.
Этот последний, самый удивительный крик
был женский, неумышленный, невольный крик погоревшей Коробочки. Всё хлынуло к выходу. Не стану описывать давки в передней при разборе шуб, платков и салопов, визга испуганных женщин, плача барышень. Вряд ли
было какое воровство, но не удивительно, что при таком беспорядке некоторые так и уехали без теплой одежды, не отыскав своего, о чем долго потом рассказывалось в городе с
легендами и прикрасами. Лембке и Юлия Михайловна
были почти сдавлены толпою в дверях.
«Путь самоиспытания (очищение водою, путь Иоанна Предтечи [Иоанн Предтеча, называемый чаще Крестителем, — герой евангельских
легенд.])
есть приготовление к возрождению.
Итак, и Феденька, и Навозный край зажили на славу, проклиная либералов за то, что они своим буйством накликали на край различные бедствия. Сложилась даже
легенда, что бедствия не прекратятся, покуда в городе существует хоть один либерал, и что только тогда, когда Феденька окончательно разорит гнездо нечестия, можно
будет не страховать имуществ, не удобрять полей, не сеять, не пахать, не жать, а только наполнять житницы…
— Конечно, я рассказал вам самую
суть, — продолжал мой собеседник, — и только провел прямую линию, а обстоятельства и подробности этой
легенды вы найдете в нашем архиве. Но слушайте дальше.
–…
есть указания в городском архиве, — поспешно вставил свое слово рассказчик. — Итак, я рассказываю
легенду об основании города. Первый дом построил Вильямс Гобс, когда
был выброшен на отмели среди скал. Корабль бился в шторме, опасаясь неизвестного берега и не имея возможности пересечь круговращение ветра. Тогда капитан увидел прекрасную молодую девушку, вбежавшую на палубу вместе с гребнем волны. «Зюйд-зюйд-ост и три четверти румба!» — сказала она можно понять как чувствовавшему себя капитану.
Она
была хороша и привлекала надписью: «Бегущая по волнам», напоминающей
легенду, море, корабли; и в самой этой странной надписи
было движение.
Мысль жениться на Олесе все чаще и чаще приходила мне в голову. Сначала она лишь изредка представлялась мне как возможный, на крайний случай, честный исход из наших отношений. Одно лишь обстоятельство пугало и останавливало меня: я не смел даже воображать себе, какова
будет Олеся, одетая в модное платье, разговаривающая в гостиной с женами моих сослуживцев, исторгнутая из этой очаровательной рамки старого леса, полного
легенд и таинственных сил.
Старуха вздохнула и замолчала. Ее скрипучий голос звучал так, как будто это роптали все забытые века, воплотившись в ее груди тенями воспоминаний. Море тихо вторило началу одной из древних
легенд, которые, может
быть, создались на его берегах.
Раз я гулял в парке, занятый планом какой-то фантастической
легенды, — мне
было уже тесно в рамках обыкновенного существования обыкновенных смертных, — как меня окликнул знакомый голос. Я оглянулся и остолбенел: меня догонял Пепко. Он
был в летнем порванном пальто и с газетой в руках, — признак недурной…
Много лет спустя,
будучи на турецкой войне, среди кубанцев-пластунов, я слыхал эту интереснейшую
легенду, переходившую у них из поколения в поколение, подтверждающую пребывание в Сечи Лжедимитрия: когда на коронацию Димитрия, рассказывали старики кубанцы, прибыли наши запорожцы почетными гостями, то их расположили возле самого Красного крыльца, откуда выходил царь. Ему подвели коня, а рядом поставили скамейку, с которой царь, поддерживаемый боярами, должен
был садиться.
Защитник потребовал, чтобы суд проверил искусство подсудимого, и действительно
был сделан перерыв, назначена экспертиза, и Коля на расстоянии десяти шагов всадил четыре пули в четырех тузов, которые держать в руках вызвалась Натали, но ее предложение
было отклонено. Такая
легенда ходила в городе.
Лицо у нее резкое, суровое, увидев однажды — его запомнишь навсегда,
есть что-то глубоко древнее в этом сухом лице, а если встретишь прямой и темный взгляд ее глаз — невольно вспоминаются знойные пустыни востока, Дебора [Дебора (точнее: Девора) — мифическая героиня; согласно библейской
легенде, объединила разрозненные израильские племена в Палестине и возглавила борьбу с хананеями.] и Юдифь.
Сотни неразрывных нитей связывали ее сердце с древними камнями, из которых предки ее построили дома и сложили стены города, с землей, где лежали кости ее кровных, с
легендами, песнями и надеждами людей — теряло сердце матери ближайшего ему человека и плакало:
было оно подобно весам, но, взвешивая любовь к сыну и городу, не могло понять — что легче, что тяжелей.
Рога вожатого имели поперечные ребра необыкновенно толстые. Глядя на них, можно
было действительно поверить не раз слышанной даже от кавказских охотников
легенде, что старый тур в минуту опасности бросается с огромной высоты, падает на рога и встает невредимым. Может
быть, действительно таково их устройство, что оно распределяет и ослабляет силу удара? А эти парные поперечные ребра рога сломаться ему не дадут.
Второй дом — напротив, на углу Гнездниковского переулка, где тоже, по
легендам, «черти водились», когда там
был зверинец Крейцбурга.