Неточные совпадения
В воротах с ними встретился
Лакей, какой-то буркою
Прикрытый: «Вам кого?
Помещик за границею,
А управитель при смерти!..» —
И спину показал.
Крестьяне наши прыснули:
По всей спине дворового
Был нарисован лев.
«Ну, штука!» Долго спорили,
Что за наряд диковинный,
Пока Пахом догадливый
Загадки не решил:
«Холуй хитер: стащит ковер,
В ковре дыру проделает,
В дыру просунет голову
Да и гуляет так...
Левин старался чрез нее выпытать решение той для него важной
загадки, которую представлял ее муж; но он не имел полной свободы мыслей, потому что ему
было мучительно неловко.
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в голову
загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему
было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за плечо, и Сереже
было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
Там только, в этой быстро удалявшейся и переехавшей на другую сторону дороги карете, там только
была возможность разрешения столь мучительно тяготившей его в последнее время
загадки его жизни.
От хладного разврата света
Еще увянуть не успев,
Его душа
была согрета
Приветом друга, лаской дев;
Он сердцем милый
был невежда,
Его лелеяла надежда,
И мира новый блеск и шум
Еще пленяли юный ум.
Он забавлял мечтою сладкой
Сомненья сердца своего;
Цель жизни нашей для него
Была заманчивой
загадкой,
Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.
Ужель
загадку разрешила?
Ужели слово найдено?
Часы бегут: она забыла,
Что дома ждут ее давно,
Где собралися два соседа
И где об ней идет беседа.
«Как
быть? Татьяна не дитя, —
Старушка молвила кряхтя. —
Ведь Оленька ее моложе.
Пристроить девушку, ей-ей,
Пора; а что мне делать с ней?
Всем наотрез одно и то же:
Нейду. И все грустит она
Да бродит по лесам одна».
Он рассказал до последней черты весь процесс убийства: разъяснил тайну заклада(деревянной дощечки с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она
была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил
загадку об убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним студент, передав все, что они между собой говорили; как он, преступник, сбежал потом с лестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался в пустой квартире, пришел домой, и в заключение указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте, под воротами, под которым найдены
были вещи и кошелек.
— Да что я сделал такое! Перестанете ли вы говорить вашими вздорными
загадками! Или вы, может,
выпивши?
Тут не
было ни изложения собственных надежд ее, ни
загадок о будущем, ни описаний собственных чувств.
Скорее в обморок, теперь оно в порядке,
Важнее давишной причина
есть тому,
Вот наконец решение
загадке!
Вот я пожертвован кому!
Не знаю, как в себе я бешенство умерил!
Глядел, и видел, и не верил!
А милый, для кого забыт
И прежний друг, и женский страх и стыд, —
За двери прячется, боится
быть в ответе.
Ах! как игру судьбы постичь?
Людей с душой гонительница, бич! —
Молчалины блаженствуют на свете!
— Я вас знаю мало, — повторил Базаров. — Может
быть, вы правы; может
быть, точно, всякий человек —
загадка. Да хотя вы, например: вы чуждаетесь общества, вы им тяготитесь — и пригласили к себе на жительство двух студентов. Зачем вы, с вашим умом, с вашею красотою, живете в деревне?
— Но если б он… изменился, ожил, послушался меня и… разве я не любила бы его тогда? Разве и тогда
была бы ложь, ошибка? — говорила она, чтоб осмотреть дело со всех сторон, чтоб не осталось ни малейшего пятна, никакой
загадки.
— Я думал… — говорил он медленно, задумчиво высказываясь и сам не доверяя своей мысли, как будто тоже стыдясь своей речи, — вот видишь ли… бывают минуты… то
есть я хочу сказать, если это не признак какого-нибудь расстройства, если ты совершенно здорова, то, может
быть, ты созрела, подошла к той поре, когда остановился рост жизни… когда
загадок нет, она открылась вся…
— Он, так сказать,
загадка для всех, — отвечал он. — Должно
быть, сбился в ранней молодости с прямого пути… Но, кажется, с большими дарованиями и сведениями: мог бы
быть полезен…
Вера, по настоянию бабушки (сама Татьяна Марковна не могла), передала Райскому только глухой намек о ее любви, предметом которой
был Ватутин, не сказав ни слова о «грехе». Но этим полудоверием вовсе не решилась для Райского
загадка — откуда бабушка, в его глазах старая девушка, могла почерпнуть силу, чтоб снести, не с девическою твердостью, мужественно, не только самой — тяжесть «беды», но успокоить и Веру, спасти ее окончательно от нравственной гибели, собственного отчаяния.
Он убежал к себе по лестнице. Конечно, все это могло навести на размышления. Я нарочно не опускаю ни малейшей черты из всей этой тогдашней мелкой бессмыслицы, потому что каждая черточка вошла потом в окончательный букет, где и нашла свое место, в чем и уверится читатель. А что тогда они действительно сбивали меня с толку, то это — правда. Если я
был так взволнован и раздражен, то именно заслышав опять в их словах этот столь надоевший мне тон интриг и
загадок и напомнивший мне старое. Но продолжаю.
Любопытно, что этот человек, столь поразивший меня с самого детства, имевший такое капитальное влияние на склад всей души моей и даже, может
быть, еще надолго заразивший собою все мое будущее, этот человек даже и теперь в чрезвычайно многом остается для меня совершенною
загадкой.
Конечно,
было ясно, что этот рябой тоже знает все, потому что послал Тришатова прямо к Татьяне Павловне; но это уж
была новая
загадка.
Иначе не сумею
быть ясным, так как пришлось бы все писать
загадками.
«А опачкаюсь я или не опачкаюсь сегодня?» — молодцевато подумал я про себя, хотя слишком знал, что раз сделанный сегодняшний шаг
будет уже решительным и непоправимым на всю жизнь. Но нечего говорить
загадками.
Я быстро вышел; они молча проводили меня глазами, и в высшей степени удивление
было в их взгляде. Одним словом, я задал
загадку…
— Вздор, ничего не
будет, не приду! — вскричал я упрямо и с злорадством, — теперь — все по-новому! да и можете ли вы это понять? Прощайте, Настасья Егоровна, нарочно не пойду, нарочно не
буду вас расспрашивать. Вы меня только сбиваете с толку. Не хочу я проникать в ваши
загадки.
Вместо ответа мальчик вдруг громко заплакал, в голос, и вдруг побежал от Алеши. Алеша пошел тихо вслед за ним на Михайловскую улицу, и долго еще видел он, как бежал вдали мальчик, не умаляя шагу, не оглядываясь и, верно, все так же в голос плача. Он положил непременно, как только найдется время, разыскать его и разъяснить эту чрезвычайно поразившую его
загадку. Теперь же ему
было некогда.
— А все-таки Карамазов для меня
загадка. Я мог бы и давно с ним познакомиться, но я в иных случаях люблю
быть гордым. Притом я составил о нем некоторое мнение, которое надо еще проверить и разъяснить.
Теперь же
был ужасно заинтересован, потому что Коля объяснил, что идет «сам по себе», и
была тут, стало
быть, непременно какая-то
загадка в том, что Коля вдруг вздумал теперь и именно сегодня идти.
Прямо он сам нисколько не мог разъяснить эту
загадку: пока чувство
было темно для нее, для него оно
было еще темнее; ему трудно
было даже понять, как это возможно иметь недовольство, нисколько не омрачающее личного довольства, нисколько не относящееся ни к чему личному.
Это
было для нее
загадкою.
История о зажигательствах в Москве в 1834 году, отозвавшаяся лет через десять в разных провинциях, остается
загадкой. Что поджоги
были, в этом нет сомнения; вообще огонь, «красный петух» — очень национальное средство мести у нас. Беспрестанно слышишь о поджоге барской усадьбы, овина, амбара. Но что за причина
была пожаров именно в 1834 в Москве, этого никто не знает, всего меньше члены комиссии.
Чем они
были сыты — это составляло
загадку, над разрешением которой никто не задумывался. Даже отец не интересовался этим вопросом и, по-видимому,
был очень доволен, что его не беспокоят. По временам Аннушка, завтракавшая и обедавшая в девичьей, вместе с женской прислугой, отливала в небольшую чашку людских щец, толокна или кулаги и, крадучись, относила под фартуком эту подачку «барышням». Но однажды матушка узнала об этом и строго-настрого запретила.
Попытка примирения упала сама собой; не о чем
было дальше речь вести. Вывод представлялся во всей жестокой своей наготе: ни той, ни другой стороне не предстояло иного выхода, кроме того, который отравлял оба существования. Над обоими тяготела
загадка, которая для Матренки называлась «виною», а для Егорушки являлась одною из тех неистовых случайностей, которыми до краев переполнено
было крепостное право.
Не
было ни одной общей точки соприкосновения между ним и гостями: говорили они всё об чем-то таком, что
было для него совершенной
загадкой.
Это продолжалось многие годы, пока… яркие облака не сдвинулись, вновь изменяя еще раз мировую декорацию, и из-за них не выглянула опять бесконечность, загадочно ровная, заманчивая и дразнящая старыми
загадками сфинкса в новых формах… И тогда я убедился, что эти вопросы
были только отодвинуты, а не решены в том или другом смысле.
Все, знавшие Ечкина, смеялись в глаза и за глаза над его новой затеей, и для всех оставалось
загадкой, откуда он мог брать денег на свою контору. Кроме долгов, у него ничего не
было, а из векселей можно
было составить приличную библиотеку. Вообще Ечкин представлял собой какой-то непостижимый фокус. Его новая контора служила несколько дней темой для самых веселых разговоров в правлении Запольского банка, где собирались Стабровский, Мышников, Штофф и Драке.
— Ничего, поживем. На всякую
загадку есть своя отгадка.
— Не любишь, миленький? Забрался, как мышь под копну с сеном, и шире тебя нет, а того не знаешь, что нет мошны —
есть спина. Ну-ка, отгадай другую
загадку: стоит голубятня, летят голуби со всех сторон, клюют зерно, а сами худеют.
Это
было слишком наивно.
Загадку представлял собой и Полуянов, как слишком опытный человек, в свое время сам производивший тысячи дознаний и прошедший большую школу. Но он
был тоже спокоен, как Ечкин, и следователь приходил в отчаяние. Получалась какая-то оплошная нелепость. В качестве свидетелей
были вызваны даже Замараев и Голяшкин, которые испугались больше подсудимых и несли невозможную околесную, так что следователь махнул на них рукой.
Человек для него и
есть единственная
загадка мировой жизни.
И
загадка этой таинственной судьбы не может
быть разрешена иначе, как религиозно.
Он прошел вдоль восточного берега и, обогнув северные мысы Сахалина, вступил в самый пролив, держась направления с севера на юг, и, казалось,
был уже совсем близок к разрешению
загадки, но постепенное уменьшение глубины до 3 1/2 сажен, удельный вес воды, а главное, предвзятая мысль заставили и его признать существование перешейка, которого он не видел.
Сестры, бывшие, впрочем, в самом праздничном настроении, беспрерывно поглядывали на Аглаю и князя, шедших впереди; видно
было, что младшая сестрица задала им большую
загадку.
Выигрыш из этого вывода
был тот, что еще больше накопилось
загадок.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг
загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал
было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
Но во всяком случае она не могла получить от подруг своих, Епанчиных, таких точных известий;
были только намеки, недосказанные слова, умолчания,
загадки.
— Да что вы загадки-то говорите? Ничего не понимаю! — перебила генеральша. — Как это взглянуть не умею?
Есть глаза, и гляди. Не умеешь здесь взглянуть, так и за границей не выучишься. Лучше расскажите-ка, как вы сами-то глядели, князь.
Удивила меня забота обо мне курганского соседа, [Курганский сосед — А. Ф. Бригген.] хотя его замечание жандарму отчасти справедливо, но совершенно неуместно. Бог ему судья! И он его простит — в этом создании
есть какая-то непостижимая
загадка.
Будем живы, увидим, чем разгадается эта
загадка...
Эту мудреную
загадку тогда рано
было мне разгадывать.
Дед замолчал и уныло
Голову свесил на грудь.
— Мало ли, друг мой, что
было!..
Лучше пойдем отдохнуть. —
Отдых недолог у деда —
Жить он не мог без труда:
Гряды копал до обеда,
Переплетал иногда;
Вечером шилом, иголкой
Что-нибудь бойко тачал,
Песней печальной и долгой
Дедушка труд сокращал.
Внук не проронит ни звука,
Не отойдет от стола:
Новой
загадкой для внука
Дедова песня
была…
Девушка на мгновение смутилась, вспомнив свою разрозненную посуду, но потом успокоилась.
Был подан самовар, и Евгений Константиныч нашел, что никогда не
пил такого вкусного чаю. Он вообще старался держать себя с непринужденностью настоящего денди, но пересаливал и смущался. Луша держала себя просто и сдержанно, как всегда, оставаясь
загадкой для этих бонвиванов, которые привыкли обращаться с женщинами, как с лошадьми.
Платон Васильич оставался какой-то патологической
загадкой, которая неожиданно разрешилась сама собой, то
есть Платон Васильич открыл глаза и почувствовал себя на положении выздоравливающего человека.