Неточные совпадения
— Пошел, пошел! — сказал он кучеру, высунувшись
в окно, и, достав из кармана трехрублевую бумажку,
сунул ее оглянувшемуся кучеру. Рука извозчика ощупала что-то у фонаря, послышался свист кнута, и карета быстро покатилась по ровному шоссе.
Вдруг
в один день, подходя к
окну обычным порядком, с трубкой и чашкой
в руках, заметил он во дворе движенье и некоторую
суету.
Затем,
сунув деньги
в карман, он хотел было переменить на себе платье, но, посмотрев
в окно и прислушавшись к грозе и дождю, махнул рукой, взял шляпу и вышел, не заперев квартиры.
Он тоже запрыгал на одной ноге, стараясь
сунуть другую
в испуганные брюки, они вырывались из рук, а за
окном щелкало и трещало.
— Успокойтесь, — предложил Самгин, совершенно подавленный, и ему показалось, что Безбедов
в самом деле стал спокойнее. Тагильский молча отошел под
окно и там распух, расплылся
в сумраке. Безбедов сидел согнув одну ногу, гладя колено ладонью, другую ногу он
сунул под нары, рука его все дергала рукав пиджака.
Только что прошел обильный дождь, холодный ветер, предвестник осени, гнал клочья черных облаков, среди них ныряла ущербленная луна, освещая на секунды мостовую, жирно блестел булыжник, тускло, точно оловянные, поблескивали стекла
окон, и все вокруг как будто подмигивало. Самгина обогнали два человека, один из них шел точно
в хомуте, на плече его сверкала медная труба — бас, другой, согнувшись,
сунув руки
в карманы, прижимал под мышкой маленький черный ящик, толкнув Самгина, он пробормотал...
Скрипнул ящик комода, щелкнули ножницы, разорвалась какая-то ткань, отскочил стул, и полилась вода из крана самовара. Клим стал крутить пуговицу тужурки, быстро оторвал ее и
сунул в карман. Вынул платок, помахал им, как флагом, вытер лицо,
в чем оно не нуждалось.
В комнате было темно, а за
окном еще темнее, и казалось, что та, внешняя, тьма может, выдавив стекла, хлынуть
в комнату холодным потоком.
Дядя Яков действительно вел себя не совсем обычно. Он не заходил
в дом, здоровался с Климом рассеянно и как с незнакомым; он шагал по двору, как по улице, и, высоко подняв голову, выпятив кадык, украшенный седой щетиной, смотрел
в окна глазами чужого. Выходил он из флигеля почти всегда
в полдень,
в жаркие часы, возвращался к вечеру, задумчиво склонив голову,
сунув руки
в карманы толстых брюк цвета верблюжьей шерсти.
Ел Никодим Иванович много, некрасиво и, должно быть, зная это, старался есть незаметно, глотал пищу быстро, не разжевывая ее. А желудок у него был плохой, писатель страдал икотой; наглотавшись, он сконфуженно мигал и прикрывал рот ладонью, затем,
сунув нос
в рукав, покашливая, отходил к
окну, становился спиною ко всем и тайно потирал живот.
Самгин посмотрел
в окно —
в небе, проломленном колокольнями церквей, пылало зарево заката и неистово метались птицы, вышивая черным по красному запутанный узор. Самгин, глядя на птиц, пытался составить из их
суеты слова неоспоримых фраз. Улицу перешла Варвара под руку с Брагиным, сзади шагал странный еврей.
— Любопытно, — вполголоса произнес Дмитрий,
сунув руки
в карманы пиджака и глядя поверх головы брата
в окно, — за
окном ветер, посвистывая, сорил снегом.
— Эге! влезла свинья
в хату, да и лапы
сует на стол, — сказал голова, гневно подымаясь с своего места; но
в это время увесистый камень, разбивши
окно вдребезги, полетел ему под ноги. Голова остановился. — Если бы я знал, — говорил он, подымая камень, — какой это висельник швырнул, я бы выучил его, как кидаться! Экие проказы! — продолжал он, рассматривая его на руке пылающим взглядом. — Чтобы он подавился этим камнем…
Мать
в избу-то не пускала их, а
в окно сунет калач, так француз схватит да за пазуху его, с пылу, горячий — прямо к телу, к сердцу; уж как они терпели это — нельзя понять!
А тут еще Яков стал шутки эти перенимать: Максим-то склеит из картона будто голову — нос, глаза, рот сделает, пакли налепит заместо волос, а потом идут с Яковом по улице и рожи эти страшные
в окна суют — люди, конечно, боятся, кричат.
Она встала и, не умываясь, не молясь богу, начала прибирать комнату.
В кухне на глаза ей попалась палка с куском кумача, она неприязненно взяла ее
в руки и хотела
сунуть под печку, но, вздохнув, сняла с нее обрывок знамени, тщательно сложила красный лоскут и спрятала его
в карман, а палку переломила о колено и бросила на шесток. Потом вымыла
окна и пол холодной водой, поставила самовар, оделась. Села
в кухне у
окна, и снова перед нею встал вопрос...
Гудок заревел, как всегда, требовательно и властно. Мать, не уснувшая ночью ни на минуту, вскочила с постели,
сунула огня
в самовар, приготовленный с вечера, хотела, как всегда, постучать
в дверь к сыну и Андрею, но, подумав, махнула рукой и села под
окно, приложив руку к лицу так, точно у нее болели зубы.
— Берите! — крикнул ей, задыхаясь, Препотенский, — за мной гонятся шпионы и духовенство! — с этим он
сунул ей
в окно свои ночвы с костями, но сам был так обессилен, что не мог больше двинуться и прислонился к стене, где тут же с ним рядом сейчас очутился Ахилла и, тоже задыхаясь, держал его за руку.
«Максим меня доедет!» — пригрозил Кожемякин сам себе, тихонько, точно воровать шёл, пробираясь
в комнату. Там он сел на привычное место, у
окна в сад, и,
сунув голову, как
в мешок,
в думы о завтрашнем дне, оцепенел
в них, ничего не понимая,
в нарастающем желании спрятаться куда-то глубоко от людей.
Потом он очутился у себя дома на постели, комната была до боли ярко освещена, а
окна бархатисто чернели; опираясь боком на лежанку, изогнулся, точно изломанный, чахоточный певчий; мимо него шагал,
сунув руки
в карманы, щеголеватый, худенький человек, с острым насмешливым лицом; у стола сидела Люба и, улыбаясь, говорила ему...
— Эге, хотел-таки! Так то ж он рассердился, зачем я
в окно на него смотрю, вот оно что. А если
в его дела носа не
совать, так и он такому человеку никакой пакости не сделает. Вот он какой, лесовик!.. А знаешь,
в лесу от людей страшнее дела бывали… Эге, ей-богу!
Но бедный капитан забыл
в суетах о своем майорском чреве: высунувшись до половины
в окно, он завяз и, несмотря на все свои усилия, не мог пошевелиться.
Старец Спиридон
сунул ей
в окно холщовую исподницу и крестьянский синий дубас.
Истомин сел у
окна, вынул дорогую баядеру, закурил ее и равнодушно стал смотреть на плетущихся по взмешанному, грязному снегу ванек я на перебегавших
в суете пешеходов.
Сын возбуждал
в нём какие-то особенные надежды; когда он видел, как Илья,
сунув руки
в карманы, посвистывая тихонько, смотрит из
окна во двор на рабочих, или не торопясь идёт по ткацкой, или, лёгким шагом,
в посёлок, отец удовлетворённо думал...
Одна за другой вспоминались обиды, уводя человека куда-то мимо трактиров и винных лавок. Оклеивая всю жизнь темными пятнами, они вызывали подавляющее чувство физической тошноты, которое мешало думать и, незаметно для Вавилы, привело его к дому Волынки. Он даже испугался, когда увидел себя под
окном комнаты Тиунова, разинул рот, точно собираясь крикнуть, но вдруг решительно отворил калитку, шагнул и, увидев на дворе старуху-знахарку,
сунул ей
в руку целковый, приказав...
Первая
суета стихла
в старом этапном здании. Места заняты, споры об этих местах покончены. Арестанты лежат на нарах, сидят кучками, играют
в три листика, иные уже дремлют. Из отдельных, «семейных», камер слышится крик ребят, матери баюкают грудных детей, а
в окна и открытые двери глядит сырая, но теплая сибирская ночь, и полная луна всплывает красноватым шаром над зубцами частокола.
Она поспешно
сунула мне назад письмо, воскликнула: «Gott! О Gott!» [Боже! О боже! (нем.).] и скрылась
в доме. Аврора теперь стояла у
окна, и я видел ее белую маленькую руку и тонкие пальцы, красиво державшие смычок, выводивший фугу.
Да справившись, выбрал ночку потемнее и пошел сам один
в деревню Поромову, прямо к лохматовской токарне. Стояла она на речке,
в поле, от деревни одаль. Осень была сухая. Подобрался захребетник к токарне, запалил охапку сушеной лучины да и
сунул ее со склянкой скипидара через
окно в груду стружек. Разом занялась токарня… Не переводя духу, во все лопатки пустился бежать Карп Алексеич домой, через поле, через кочки, через болота… А было то дело накануне постного праздника Воздвиженья Креста Господня.
— Я купца убил, я и ножик тебе подсунул. Я и тебя хотел убить, да на дворе зашумели: я
сунул тебе ножик
в мешок и вылез
в окно. — Аксенов молчал и не знал, что сказать. Макар Семенов спустился с нары, поклонился
в землю и сказал...
И, когда служивый улегся
в клети на мягкой ильинской соломе, развязала она походную его котому́ и, сколько было
в ней порожнего места, столько наложила ему на дорогу и хлеба, и пирогов, и баранины, что от обеда осталось, картошки
в загнетке напекла, туда же
сунула, луку зеленого, стручков гороховых первого бранья, даже каленых орехов, хоть служивому и нечем было их грызть. Наполнив съестным котому, добрая старушка набожно перекрестилась. Все одно, что тайную милостыню на
окно бобылке положила.
Большой стол был парадно убран и поверх обычной черной клеенки был покрыт белоснежною скатертью.
В окна сквозь зелень кленов весело светило солнце. Конкордия Сергеевна, вставшая со светом, измученная кухонною
суетою и волнениями за пирог, села за стол и стала разливать суп.
Представьте вы себе такую картину. Хмурое петербургское утро глядит
в эти тусклые
окна. Около печки старуха поит детей чаем. Только старший внук Вася пьет из стакана, а остальным чай наливается прямо
в блюдечки. Перед печкой сидит на корточках Егорыч и
сует железку
в огонь. От вчерашнего пьянства у него тяжела голова и мутны глаза; он крякает, дрожит и кашляет.
Пошла
суета да беганье, а нездоровый фельдмаршал тем временем поместился
в почтовой станции и улегся на грязном диване, который для него только чистою простынею покрыли. Между тем весть об этом событии, разумеется, скоро облетела весь город, и все военные побежали поскорее чиститься и парадиться, а штатские — сапоги наваксили, виски припомадили и столпились против станции на другом тротуаре. Стоят и фельдмаршала высматривают — не покажется ли
в окно?