Неточные совпадения
Спит это она однажды днем, проснулась, открыла глаза, смотрит на меня; я сижу на
сундуке, тоже смотрю на нее; встала она молча, подошла ко мне, обняла меня крепко-крепко, и вот тут мы обе не утерпели и заплакали, сидим и плачем и друг дружку из рук не выпускаем.
— Что? Куда? — восклицает он, открывая глаза и садясь на свой
сундук, совсем как бы очнувшись от обморока, а сам светло улыбаясь. Над ним стоит Николай Парфенович и приглашает его выслушать и подписать протокол. Догадался Митя, что
спал он час или более, но он Николая Парфеновича не слушал. Его вдруг поразило, что под головой у него очутилась подушка, которой, однако, не было, когда он склонился в бессилии на
сундук.
В белом тумане — он быстро редел — метались, сшибая друг друга с ног, простоволосые бабы, встрепанные мужики с круглыми рыбьими глазами, все тащили куда-то узлы, мешки,
сундуки, спотыкаясь и
падая, призывая бога, Николу Угодника, били друг друга; это было очень страшно, но в то же время интересно; я бегал за людьми и все смотрел — что они делают?
В открытые
сундуки, как на пожаре, без всякого порядка укладывалось теперь все, что
попадало под руку: столовое белье, чайная посуда, серебро и даже лампы, которые Гордей Евстратыч недавно привез из города. Скоро
сундуки были полны, но Татьяна Власьевна заталкивала под отдувавшуюся крышку еще снятые с мебели чехлы и заставляла Нюшу давить крышку коленкой и садиться на нее.
Спать его положили на
сундуке и предупредили, что если он ночью захочет покушать, то чтобы сам вышел в коридорчик и взял там на окне цыпленка, накрытого тарелкой.
Ступайте, полно вам по свету рыскать,
Служа страстям и нуждам человека.
Усните здесь сном силы и покоя,
Как боги
спят в глубоких небесах…
Хочу себе сегодня пир устроить:
Зажгу свечу пред каждым
сундуком,
И все их отопру, и стану сам
Средь них глядеть на блещущие груды.
О! мой отец не слуг и не друзей
В них видит, а господ; и сам им служит.
И как же служит? как алжирский раб,
Как пес цепной. В нетопленой конуре
Живет, пьет воду, ест сухие корки,
Всю ночь не
спит, все бегает да лает.
А золото спокойно в
сундукахЛежит себе. Молчи! когда-нибудь
Оно послужит мне, лежать забудет.
— Да, копилку, и очень красивая копилка; и у вас всегда все пуговицы к рубашкам пришиты, и вы можете
спать всегда у белого плечика. — Чудесно!! И всему этому так и быть следует, голубчик. У Берты Ивановны Шульц есть дом — полная чаша; у Берты Ивановны Шульц —
сундуки и комоды ломятся от уборов и нарядов; у Берты Ивановны Шульц — муж, нежнейший Фридрих, который много что скажет: «Эй, Берта Ивановна, смотрите, как бы мы с вами не поссорились!» Берта Ивановна вся куплена.
В темном углу своей комнаты, она лежала на
сундуке, положив под голову свернутую шубу; она не
спала; она еще не опомнилась от вчерашнего вечера; укоряла себя за то, что слишком неласково обошлась с своим братом… но Вадим так ужаснул ее в тот миг! — Она думала целый день идти к нему, сказать, что она точно достойна быть его сестрой и не обвиняет за излишнюю ненависть, что оправдывает его поступок и удивляется чудесной смелости его.
Когда я лег
спать на диване в Мишиной комнате, он, раздевшись, достал из деревянного
сундука печатный листок и, севши у меня в ногах, спросил...
Какое-то предчувствие шепнуло ей, что дело касается до нее, и когда Гаврила Афанасьевич отослал ее, объявив, что должен говорить ее тетке и деду, она не могла противиться влечению женского любопытства, тихо через внутренние покои подкралась к дверям опочивальни и не пропустила ни одного слова из всего ужасного разговора; когда же услышала последние отцовские слова, бедная девушка лишилась чувств и,
падая, расшибла голову о кованный
сундук, где хранилось ее приданое.
Последнее внимание разбойников
пало на один железный
сундук, привернутый через медные шайбы винтами к полу и запертый изнутри хитрою стальною пружиною.
Разбойники становилось в тупик: ломать половицы, к которым привинчен
сундук, — их не выломишь из-под взбкрой положенного венца. Зажечь дом — нет прибыли, да и осветишь след ходящим по всей окружности войскам; сложить ее, старуху, на всю лучину,
спалить ей прежде спину, потом грудь и живот — страшно, что помрет, а не скажет.
Бессеменов. Погоди, не ходи туда… Ничего не слыхать. Может,
спит она… не разбудить бы… (Отводит старуху в угол к
сундуку.) Н-да, мать! Вот и дожили… до праздника! Говору, сплетен будет теперь по городу — без конца…
Флор Федулыч. Не могу-с; у меня деньги дельные и на дело должны идти. Тут, может быть, каждая копейка оплакана прежде, чем она
попала в мой
сундук, так я их ценю-с. А ваш любовник бросит их в трактире со свистом, с хохотом, с хвастовством. У меня все деньги рассчитаны, всякому рублю свое место; излишек я бедным отдаю; а на мотовство да на пьянство разным аферистам — у меня такой статьи расхода в моих книгах нет-с.
— Вот, вот, вот… я это самое и говорю. Астма или там, скажем, судьба — это все равно. Мне вот повезло, и я покатил s гору, а ты хоть и талантлив, и знаешь сцену, как никто, а тебе не поперло. Но это и не суть важно. Главное, что упали-то мы с тобой все равно в одно место, в одну и ту же отравленную мухоловку, и тут нам пришел и
сундук и крышка.
Николай, который не
спал всю ночь, слез с печи. Он достал из зеленого сундучка свой фрак, надел его и, подойдя к окну, погладил рукава, подержался за фалдочки — и улыбнулся. Потом осторожно снял фрак, спрятал в
сундук и опять лег.
Дашутка поворочалась немного и опять заснула. Матвей сидел еще долго — ему не хотелось
спать — и, кончив последнюю страницу, достал из
сундука карандаш и написал на книге: «Сию книгу читал я, Матвей Терехов, и нахожу ее из всех читанных мною книг самою лутшею, в чем и приношу мою признательность унтер-офицеру жандармского управления железных дорог Кузьме Николаеву Жукову, как владельцу оной бесценной книгы». Делать подобные надписи на чужих книгах он считал долгом вежливости.
По крайней мере, Огнев, вспоминая впоследствии о хорошенькой Верочке, не мог себе представить ее без просторной кофточки, которая мялась у талии в глубокие складки и все-таки не касалась стана, без локона, выбившегося на лоб из высокой прически, без того красного вязаного платка с мохнатыми шариками по краям, который вечерами, как флаг в тихую погоду, уныло виснул на плече Верочки, а днем валялся скомканный в передней около мужских шапок или же в столовой на
сундуке, где бесцеремонно
спала на нем старая кошка.
Он видит, няня в уголке
Сидит на старом
сундукеИ
спит глубоко, и порой
Во сне качает головой;
На ней, предчувствием объят,
На миг он удержал свой взгляд
И мимо — но послыша стук,
Старуха пробудилась вдруг,
Перекрестилась, и потом
Опять заснула крепким сном,
И, занята своей мечтой,
Вновь закачала головой.
Дядя говорил много и долго, до того долго, что надоел нам, а я сидел в стороне на
сундуке, слушал его и дремал. Мучило меня, что за всё время он ни разу не обратил на меня внимания. Ушел он из флигеля в два часа ночи, когда я, не справившись с дремотою, уже крепко
спал.
«Ну, свет, в
сундук с ризами вам теперь, видно, не
попасть, а полезай-ка скорей под перину».
Вижу: входит Емеля: синий такой и волосы все в грязи, словно
спал на улице, исхудал весь, как лучина; снял шинелишку, сел ко мне на
сундук, глядит на меня.
— Какое у тебя приданое? — смеясь, сказал солдатке Никифор. — Ну так и быть, подавай росписи: липовы два котла, да и те сгорели дотла, сережки двойчаты из ушей лесной матки, два полотенца из березова поленца, да одеяло стегано алого цвету, а ляжешь
спать, так его и нету,
сундук с бельем да невеста с бельмом. Нет, таких мне не надо — проваливай!
Покамест сошел первый столбняк, покамест присутствующие обрели дар слова и бросились в суматоху, предположения, сомнения и крики, покамест Устинья Федоровна тащила из-под кровати
сундук, обшаривала впопыхах под подушкой, под тюфяком и даже в сапогах Семена Ивановича, покамест принимали в допрос Ремнева с Зимовейкиным, жилец Океанов, бывший доселе самый недальний, смиреннейший и тихий жилец, вдруг обрел все присутствие духа,
попал на свой дар и талант, схватил шапку и под шумок ускользнул из квартиры.
Тут уж нечего было останавливаться: Марк Иванович не вытерпел и, видя, что человек просто дал себе слово упорствовать, оскорбясь и рассердившись совсем, объявил напрямки и уже без сладких околичностей, что пора вставать, что лежать на двух боках нечего, что кричать днем и ночью о пожарах, золовках, пьянчужках, замках,
сундуках и черт знает об чем еще — глупо, неприлично и оскорбительно для человека, ибо если Семен Иванович
спать не желает, так чтобы другим не мешал и чтоб он, наконец, это все изволил намотать себе на ус.
— Учился
падать и ударился виском о
сундук.
Когда родственник его, теперешний предводитель, начал ему намекать на „тиски“, в какие может
попасть, Иван Захарыч сейчас же подумал: „уж не запустил ли лапу в
сундук опеки?“ Может ли он отвечать за него? По совести — нет. Да и не за него одного… Ведь и директора банка — тоже дворяне, пользовались общим доверием, как себя благородно держали… А теперь вон каких дел натворили!..
Всю ночь не
спал он и то и дело вставал, чтобы взглянуть, цел ли
сундук.
Войдя в кухню, он направился к тому месту, где на
сундуке, под полкой с кастрюлями,
спала кухарка.
Взял
Сундуков зайца за задние лапки, сало с него так и каплет, прямо сердце зашлось. Вышел на мороз, и первый раз за всю службу приказания самого Суворова не сполнил: кликнул обозную собачку и шваркнул ей зайца: — "Жри, чтоб тебя адским огнем
попалило!"
Вся семья, — Буераков, его жена, взрослый парень-сын и двое подростков, — все
спали в маленькой задней комнате, на кроватях, на
сундуках, на тюфяках, расстеленных на полу.
Его взгляд
упал на потухший потайной фонарь, который валялся на полу около
сундука. Он с трудом поднял его и показал Татьяне Петровне.
Взгляд ее
упал на стол, где возле раскрытой конторской книги лежала связка ключей. Она подскочила к столу, взяла ключи и одним из них — она, видимо, хорошо знала которым — отперла стоявший под столом
сундук.
На диване
спал Вадим Григорьевич, а на стоявшем налево в углу
сундуке, покрытом матрасом с кожаной подушкой — сын Софьи Александровны — Вася.
Покрутил
Сундуков головой… Ах ты, Царица Небесная! Ужели русскому генералиссимусу из-за такой последней твари не
спать?.. Ишь, как притомился!
— Ну, а сегодня утром был тут опять заседатель и перешарил везде; в шкапах, в
сундуках, комодах, матрацах, на которых мы
спим, не оставил без осмотра ни одного уголка и ничего не нашел.
В комнате стояла детская кроватка, два
сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешены, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенною нотною книгой, так, чтобы свет не
падал на кроватку.
Платонида Андревна вздула огня, потом запустила руку под
сундук и достала оттуда топор, а из угла взяла сухое березовое полено, чтобы нащепать лучники. Но прежде, чем ударить хоть раз топором по плахе, она подумала: «Да не послышалось ли все это мне во сне? Может, батюшка и
спит еще».
Платонида Андревна вздула огня, потом запустила руку под
сундук и достала оттуда топор, а из угла взяла сухое березовое полено, чтобы нащипать лучинки. Но прежде, чем ударить хоть раз топором по плахе, подумала: «Да не послышалось ли все это мне во сне? Может, батюшка и
спит еще».
Во втором часу ночи Костылев прощается и, поправляя свои шекспировские воротники, уходит домой. Пейзажист остается ночевать у жанриста. Перед тем, как ложиться
спать, Егор Саввич берет свечу и пробирается в кухню напиться воды. В узеньком, темном коридорчике, на
сундуке сидит Катя и, сложив на коленях руки, глядит вверх. По ее бледному, замученному лицу плавает блаженная улыбка, глаза блестят…