Неточные совпадения
— Так-то и единомыслие газет. Мне это растолковали: как только
война, то им вдвое дохода. Как же им не считать, что
судьбы народа и Славян… и всё это?
Связь с этой женщиной и раньше уже тяготила его, а за время
войны Елена стала возбуждать в нем определенно враждебное чувство, — в ней проснулась трепетная жадность к деньгам, она участвовала в каких-то крупных спекуляциях, нервничала, говорила дерзости, капризничала и — что особенно возбуждало Самгина — все более резко обнаруживала презрительное отношение ко всему русскому — к армии, правительству, интеллигенции, к своей прислуге — и все чаще, в разных формах, выражала свою тревогу о
судьбе Франции...
Так же, как Харламов, он «пораженец», враг
войны, человек равнодушный к
судьбе своего отечества, а
судьба эта решается на фронтах.
—
Война уничтожает сословные различия, — говорил он. — Люди недостаточно умны и героичны для того, чтобы мирно жить, но пред лицом врага должно вспыхнуть чувство дружбы, братства, сознание необходимости единства в игре с
судьбой и для победы над нею.
И даже в эту страшную
войну, когда русское государство в опасности, нелегко русского человека довести до сознания этой опасности, пробудить в нем чувство ответственности за
судьбу родины, вызвать напряжение энергии.
Многое должно после
войны измениться во внешней, государственной
судьбе Польши, и невозможен уже возврат к старому ее угнетению.
Война есть столкновение
судеб, поединок, обращенный к Высшему Суду.
Война вплотную поставила перед русским сознанием и русской волей все больные славянские вопросы — польский, чешский, сербский, она привела в движение и заставила мучительно задуматься над
судьбой своей весь славянский мир Балканского полуострова и Австро-Венгрии.
Так и
войну я должен постигнуть как свершение моей
судьбы — я ее виновник и она во мне происходит, в каждом Иване и Петре и для каждого Ивана и Петра.
Но мировая
война связана не только с обострением империалистической политики великих держав, — она также очень остро ставит вопрос о
судьбе всех национальностей, вплоть до самых малых.
Другие смотрят на
войну с сверхличной, исторической, мировой точки зрения, с точки зрения ценности национальности, государственности, исторических задач, исторической
судьбы народов и всего человечества.
В статьях этих я жил вместе с
войной и писал в живом трепетании события. И я сохраняю последовательность своих живых реакций. Но сейчас к мыслям моим о
судьбе России примешивается много горького пессимизма и острой печали от разрыва с великим прошлым моей родины.
Мы, русские, вдохновлены великой и справедливой
войной, но мы не пережили еще непосредственного страха за
судьбу родины, у нас не было такого чувства, что отечество в опасности.
Но она любила мечтать о том, как завидна
судьба мисс Найтингель, этой тихой, скромной девушки, о которой никто не знает ничего, о которой нечего знать, кроме того, за что она любимица всей Англии: молода ли она? богата ли она, или бедна? счастлива ли она сама, или несчастна? об этом никто не говорит, этом никто не думает, все только благословляют девушку, которая была ангелом — утешителем в английских гошпиталях Крыма и Скутари, и по окончании
войны, вернувшись на родину с сотнями спасенных ею, продолжает заботиться о больных…
На Западе, в изгнании, которое я особенно остро почувствовал после второй
войны 40 года, я перечитывал Герцена и вдумывался в его
судьбу на Западе.
Всю дорогу я с этими своими с новыми господами все на козлах на тарантасе, до самой Пензы едучи, сидел и думал: хорошо ли же это я сделал, что я офицера бил? ведь он присягу принимал, и на
войне с саблею отечество защищает, и сам государь ему, по его чину, может быть, «вы» говорит, а я, дурак, его так обидел!.. А потом это передумаю, начну другое думать: куда теперь меня еще
судьба определит; а в Пензе тогда была ярмарка, и улан мне говорит...
«И хорошо, если бы дело шло только об одном поколении. Но дело гораздо важнее. Все эти крикуны на жалованье, все честолюбцы, пользующиеся дурными страстями толпы, все нищие духом, обманутые звучностью слов, так разожгли народные ненависти, что дело завтрашней
войны решит
судьбу целого народа. Побежденный должен будет исчезнуть, и образуется новая Европа на основах столь грубых, кровожадных и опозоренных такими преступлениями, что она не может не быть еще хуже, еще злее, еще диче и насильственнее.
Другое отношение — это отношение трагическое, людей, утверждающих, что противоречие стремления и любви к миру людей и необходимости
войны ужасно, но что такова
судьба человека. Люди эти большею частью чуткие, даровитые люди, видят и понимают весь ужас и всю неразумность и жестокость
войны, но по какому-то странному повороту мысли не видят и не ищут никакого выхода из этого положения, а, как бы расчесывая свою рану, любуются отчаянностью положения человечества.
Не помню его
судьбу дальше, уж очень много разных встреч и впечатлений было у меня, а если я его вспомнил, так это потому, что после
войны это была первая встреча за кулисами, где мне тут же и предложили остаться в труппе, но я отговорился желанием повидаться с отцом и отправился в Вологду, и по пути заехал в Воронеж, где в театре Матковского служила Гаевская.
Игра
войны кровавой,
Судьбы моей обширные заботы
Тоску любви, надеюсь, заглушат.
Он был мудрый Полководец; знал своих неприятелей и систему
войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости; берег себя в сражениях единственно для победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастии доказать свое искусство и величие; обязанный Гением Натуре, прибавил к ее дарам и силу Науки; чувствовал свою цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравниться с ним талантами:
судьба избавила его от сего неудовольствия.
При этом им, вероятно, представлялась
война, а
судьбы всякой
войны неразгаданны, и потому лучше запереться и держаться в своем укреплении.
— Знают, не знают — это их дело. Но ежели мне, не видав никакой жизни, помирать приходится, об этом я могу рассуждать. Я тебе вот что скажу: такого порядка я больше не хочу, сидеть, дожидаться, когда придёт холера да меня скрючит, — не согласен. Не могу! Пётр Иванович говорит: вали навстречу!
Судьба против тебя, а ты против неё, — чья возьмёт?
Война!
Марфа вздохнула свободно. Видя ужасный мятеж народа (который, подобно бурным волнам, стремился по стогнам и беспрестанно восклицал: «Новгород — государь наш! Смерть врагам его!»), внимая грозному набату, который гремел во всех пяти концах города (в знак объявления
войны), сия величавая жена подъемлет руки к небу, и слезы текут из глаз ее. «О тень моего супруга! — тихо вещает она с умилением. — Я исполнила клятву свою! Жребий брошен: да будет, что угодно
судьбе!..» Она сходит с Вадимова места.
Припаду к лапоточкам берестяным,
Мир вам, грабли, коса и соха!
Я гадаю по взорам невестиным
На
войне о
судьбе жениха.
Быть может, под громы
войны и мировых потрясений, и не без связи с ними, и ныне для мира неведомо совершается нечто такое, что для его
судеб подлиннее, окончательнее, существеннее, чем эта
война и чем весь этот шум, поднятый европейским «прогрессом».
— Почему не следует? Встречайтесь! Вам скучно и мне скучно…В ссорах и в
войнах время быстрей течет, чем в мирное время. Ха-ха!
Судьба хорошо сделала, что пустила между нами черную кошку и поселила в нас неуважение к добродетелям друг друга. Вы не уважаете меня, потому что видите во мне шарлатана, я не уважаю вас, потому что вижу в вас только кусок хорошего женского мяса! Ха-ха!
В
войне, в дуэли человек испытывает
судьбу и все-таки полагается на высшую силу.
Но все-таки эти сборища у Сарсе были мне полезны для дальнейшего моего знакомства с Парижем. У него же я познакомился и с человеком, которому
судьба не дальше как через три года готовила роль ни больше ни меньше как диктатора французской республики под конец Франко-прусской
войны. А тогда его знали только в кружках молодых литераторов и среди молодежи Латинского квартала. Он был еще безвестный адвокат и ходил в Палату простым репортером от газеты «Temps». Сарсе говорит мне раз...
Русский коммунизм, если взглянуть на него глубже, в свете русской исторической
судьбы, есть деформация русской идеи, русского мессианизма и универсализма, русского искания царства правды, русской идеи, принявшей в атмосфере
войны и разложения уродливые формы.
Всякий бы сказал: хвала
судьбе, что автор «
Войны и мира» имеет возможность творить в благоприятных условиях!
Читатель, вероятно, не забыл, следя за
судьбой героев нашего правдивого повествования, что Сергей Дмитриевич Талицкий — этот кузен и злой гений Екатерины Петровны Бахметьевой, так трагически исчезнувшей со сцены нашего романа, считался после
войны 1812 года, по официальной справке, пропавшим без вести.
И теперь, за кофеем, Ахлёстин, немного запинаясь в речи, высоким голосом, с манерой говорить москвича, на которую житье за границей не повлияло нисколько, рассказывал про то, каким он особам разослал последнюю брошюру:"О возможных
судьбах Европы в виду грядущих социальных переворотов и неизбежных
войн".
Настало, однако ж, время им расстаться, но, по воле
судьбы или предопределения — так называла ее Мариорица, — загорелась
война между Турцией и Россией, и в губернаторы хотинские назначен сын опекуна, известный под именем знаменитого Калчан-паши.
Более всех объявлению предстоящей
войны обрадовался Александр Васильевич Суворов, бывший в это время, как мы знаем, премьер-майором, и это так понятно: ему открывалась возможность выступить на боевое поприще, к которому он так усердно и с такою любовью готовился.
Судьба, однако, не сразу побаловала его исполнением желания.
Они видят, что Карл явно пожертвовал отечеством их своенравному героизму; но предпочитают остаться верными законному правительству и предоставляют жестокостям
войны решить
судьбу их и выбор нового владыки.
После
войны судьба столкнула князя Радзивилла с этим буром, стрелявшим в него, заграницей…
Волей
судьбы выходит Западная Европа из состояния буржуазного самодовольства, в котором до катастрофы мировой
войны надеялась, по-видимому, пребывать вечно.
В страшную минуту, решающую
судьбу народа, когда соединилась
война с революцией, у русского народа нет своего слова, он говорит на чужом языке, произносит чужие слова — «интернационализм», «социализм» и т. д., искажая европейский смысл этих слов, выговаривая их на ломаном языке.
Да и мало ли что могло быть! Могло быть и то, что вместо нашего банкирского дома, который крепок, как стена, и выдержит всякую
войну, я мог бы служить в каком-нибудь жиденьком дельце, которое сейчас уже рухнуло бы, как рухнули многие… вот и остался бы я на улице с моей Лидочкой, выигрышным билетом и пятью сотнями рублей из сберегательной кассы — тоже положение! А мог бы быть поляком из Калища, или евреем, и тоже бы лежал сейчас во рву, как падаль, или болтался на веревке! У всякого своя
судьба.