Неточные совпадения
За время, которое он провел в
суде, погода изменилась: с моря влетал сырой ветер, предвестник осени, гнал над крышами домов грязноватые облака, как бы стараясь затискать их в коридор Литейного проспекта, ветер толкал людей в груди, в лица, в спины, но люди, не обращая внимания на его хлопоты, быстро шли встречу друг другу,
исчезали в дворах и воротах домов.
Старые служаки, чада привычки и питомцы взяток, стали
исчезать. Многих, которые не успели умереть, выгнали за неблагонадежность, других отдали под
суд: самые счастливые были те, которые, махнув рукой на новый порядок вещей, убрались подобру да поздорову в благоприобретенные углы.
Только у берегов Дании повеяло на нас теплом, и мы ожили. Холера
исчезла со всеми признаками, ревматизм мой унялся, и я стал выходить на улицу — так я прозвал палубу. Но бури не покидали нас: таков обычай на Балтийском море осенью. Пройдет день-два — тихо, как будто ветер собирается с силами, и грянет потом так, что бедное
судно стонет, как живое существо.
В открытом море нам встретились киты-полосатики и косатки. Киты плыли медленно в раз взятом направлении, мало обращая внимания на миноносцы, но косатки погнались за
судами и, когда поравнялись с нами, начали выскакивать из воды. Стрелок Загурский стрелял; два раза он промахнулся, а в третий раз попал. На воде появилось большое кровавое пятно. После этого все косатки сразу
исчезли.
Возвратившись из второго побега, Сатир опять внес в церковь хороший вклад, но прожил дома еще менее прежнего и снова
исчез. После этого об нем подали в земский
суд явку и затем перестали думать.
В конце семидесятых годов в Москве работала шайка «червонных валетов», блестящих мошенников, которые потом судились окружным
судом и были осуждены и сосланы все, кроме главы, атамана Шпейера, который так и
исчез навеки неведомо куда.
— Кланяйтесь ему! — просила девушка и
исчезала. Порою мать жаловалась ей, что долго держат Павла, не назначают
суда над ним. Сашенька хмурилась и молчала, а пальцы у нее быстро шевелились.
В это же самое время неведомо куда
исчезли и политические процессы. В
судах сделалось темно, глухо, тоскливо. Судебные пристава вяло произносили перед пустой залой:"
Суд идет!" — и уверенно дремали, зная наперед, что их вмешательство не потребуется. Стало быть, и здесь шансы на составление адвокатской репутации уменьшились.
Как сейчас помню: у меня оставалось в руках только пятьсот рублей ассигнациями. Я вспомнил об отце и поехал в Волхов на ярмарку затем, чтоб пустить мой капитал в оборот. Но, увы! долговременное нахождение под следствием и
судом уже подточило мое существование! Мой ум не выказывал изобретательности, а робкое сердце парализировало проворство рук. Деньги мои
исчезли, а сам я приведен был моими партнерами в такое состояние, что целых полгода должен был пролежать в городской больнице…
Перстень, появившись в последний раз в Слободе в день
судного поединка,
исчез бог весть куда...
— Проиграв дело в низшей инстанции! — ответил он, вдруг вспыхнув. Его флегма
исчезла, как взвившаяся от ветра занавеска; лицо неприятно и дерзко оживилось. — Кой черт все эти разговоры? Я капитан, а потому пока что хозяин этого
судна. Вы можете поступать, как хотите.
Но если нет, — она ни перед чем не остановится, — закон, родство, обычай, людской
суд, правила благоразумия — все
исчезает для нее пред силою внутреннего влечения; она не щадит себя и не думает о других.
Время свое Доримедонт Васильич препровождал самым странным и невозможным образом: когда ему не угрожал
суд, он
исчезал на своих одрах и где-то странствовал и потом вдруг как снег на голову являлся в Протозаново.
Я сажусь «в тую ж фигуру», то есть прилаживаюсь к правому веслу так же, как Евстигней у левого. Команда нашего
судна, таким образом, готова. Иванко, на лице которого совершенно
исчезло выражение несколько гнусавой беспечности, смотрит на отца заискрившимися, внимательными глазами. Тюлин сует шест в воду и ободряет сына: «Держи, Иванко, не зевай, мотри». На мое предложение — заменить мальчика у руля — он совершенно не обращает внимания. Очевидно, они полагаются друг на друга.
Попробую! все средства не
исчезли!
В
суде имею я довольно власти.
Да ты еврей — ага!.. зачем ты здесь?
О погоди! — я и с тобою справлюсь.
Стоявшие на рейде
суда казались какими-то силуэтами с огненными глазами на мачтах, верхушки которых
исчезали во мраке.
И не прошло и пяти минут, как все паруса, точно волшебством,
исчезли, якорь был отдан, катер и вельбот спущены, и «Коршун» с закрепленными парусами недвижно стоял рядом с «Чайкой», возбуждая восторг моряков и своим безукоризненным видом щегольского военного
судна и быстротой, с какой он стал на якорь и убрал паруса.
— Под вечер сегодня я был на набережной. Какое-то парусное
судно уж совсем входило в гавань. Вдруг его понесло ветром в море. Выкинули красный флаг о помощи. Их уносит, а в гавани никто не двинулся на помощь. Так и
исчезло за горизонтом.
Ночь с ее голубым небом, с ее зорким сторожем — месяцем, бросавшим свет утешительный, но не предательский, с ее туманами, разлившимися в озера широкие, в которые погружались и в которых
исчезали целые колонны; усыпанные войском горы, выступавшие посреди этих волшебных вод, будто плывущие по ним транспортные, огромные
суда; тайна, проводник — не робкий латыш, следующий под нагайкой татарина, — проводник смелый, вольный, окликающий по временам пустыню эту и очищающий дорогу возгласом: «С богом!» — все в этом ночном походе наполняло сердце русского воина удовольствием чудесности и жаром самонадеянности.
Когда Нил разольется и оросит нивы Египта, тогда
исчезнет унылость народа: тогда все пристани в устьях заблещут яркими флагами чужих кораблей; войдут большие египетские
суда с отрадными изображениями ибисовых голов, и понесутся далеко песни звонкоголосых певцов с Дельты; для наших красавиц привезут роскошные ткани из Мальты, из Сардинии камни, с Кипра мед и вино, от эллинов масло, мастику и изделия из бронзы, и пестрые паруса из веселого Тира, и ливанские кедры, без которых нет материала для строек в безлесном Египте; а от нас купят дорогою ценой хлеб и тонкий папирус, и кружева из Саиса, и мемфисские колесницы, которых нет прочнее и легче на свете…