Неточные совпадения
Как: из-за того, что бедный
студент, изуродованный нищетой и ипохондрией, накануне жестокой болезни с бредом, уже, может быть, начинавшейся в нем (заметь себе!), мнительный, самолюбивый, знающий себе цену и шесть месяцев у себя в углу никого не видавший, в рубище и в сапогах без подметок, —
стоит перед какими-то кварташками [Кварташка — ироническое от «квартальный надзиратель».] и терпит их надругательство; а тут неожиданный долг перед носом, просроченный вексель с надворным советником Чебаровым, тухлая краска, тридцать градусов Реомюра, [Реомюр, Рене Антуан (1683–1757) — изобретатель спиртового термометра, шкала которого определялась точками кипения и замерзания воды.
Он злился. Его раздражало шумное оживление Марины, и почему-то была неприятна встреча с Туробоевым. Трудно было признать, что именно вот этот человек с бескровным лицом и какими-то кричащими глазами — мальчик, который
стоял перед Варавкой и звонким голосом говорил о любви своей к Лидии. Неприятен был и бородатый
студент.
«Москва опустила руки», — подумал он, шагая по бульварам странно притихшего города. Полдень, а людей на улицах немного и все больше мелкие обыватели; озабоченные, угрюмые, небольшими группами они
стояли у ворот, куда-то шли, тоже по трое, по пяти и более.
Студентов было не заметно, одинокие прохожие — редки, не видно ни извозчиков, ни полиции, но всюду торчали и мелькали мальчишки, ожидая чего-то.
Пред ним, одна за другой, мелькали, точно падая куда-то, полузабытые картины: полиция загоняет московских
студентов в манеж, мужики и бабы срывают замок с двери хлебного «магазина», вот поднимают колокол на колокольню; криками ура встречают голубовато-серого царя тысячи обывателей Москвы, так же встречают его в Нижнем Новгороде, тысяча людей всех сословий
стоит на коленях пред Зимним дворцом, поет «Боже, царя храни», кричит ура.
Ему вспомнилось, как однажды, войдя в столовую, он увидал, что Марина,
стоя в своей комнате против Кутузова, бьет кулаком своей правой руки по ладони левой, говоря в лицо бородатого
студента...
Самгину хотелось поговорить с Калитиным и вообще ближе познакомиться с этими людьми, узнать — в какой мере они понимают то, что делают. Он чувствовал, что
студенты почему-то относятся к нему недоброжелательно, даже, кажется, иронически, а все остальные люди той части отряда, которая пользовалась кухней и заботами Анфимьевны, как будто не замечают его. Теперь Клим понял, что, если б его не смущало отношение
студентов, он давно бы
стоял ближе к рабочим.
Студент университета, в длинном, точно кафтан, сюртуке, сероглазый, с мужицкой, окладистой бородою,
стоял среди комнаты против щеголевато одетого в черное стройного человека с бледным лицом; держась за спинку стула и раскачивая его, человек этот говорил с подчеркнутой любезностью, за которой Клим тотчас услышал иронию...
— Дайте палку, — сказал
студент Николаю, а парню скомандовал: — Вставай! Ну, держись за меня, бери палку!
Стоишь? Ну, вот! А — орал! орал!
Но парень неутомимо выл, визжал, кухня наполнилась окриками
студента, сердитыми возгласами Насти, непрерывной болтовней дворника. Самгин
стоял, крепко прислонясь к стене, и смотрел на винтовку; она лежала на плите, а штык высунулся за плиту и потел в пару самовара под ним, — с конца штыка падали светлые капли.
Сигару курил,
стоя среди комнаты,
студент в сюртуке, высокий, с кривыми ногами кавалериста; его тупой, широкий подбородок и бритые щеки казались черными, густые усы лихо закручены; он важно смерил Самгина выпуклыми, белыми глазами, кивнул гладко остриженной, очень круглой головою и сказал басом...
Германская философия была привита Московскому университету М. Г. Павловым. Кафедра философии была закрыта с 1826 года. Павлов преподавал введение к философии вместо физики и сельского хозяйства. Физике было мудрено научиться на его лекциях, сельскому хозяйству — невозможно, но его курсы были чрезвычайно полезны. Павлов
стоял в дверях физико-математического отделения и останавливал
студента вопросом: «Ты хочешь знать природу? Но что такое природа? Что такое знать?»
На дворе огромного владения Ляпиных сзади особняка
стояло большое каменное здание, служившее когда-то складом под товары, и его в конце семидесятых годов Ляпины перестроили в жилой дом, открыв здесь бесплатное общежитие для
студентов университета и учеников Училища живописи и ваяния.
— «Сила поганьская…» — живо подхватил
студент, — эти слова
стояли в описании смерти Юрка… значит, правда: и он тут же под одной плитой…
Райнер все
стоял, прислонясь к столу и скрестя на груди свои сильные руки;
студент и Барилочка сидели молча, и только один Арапов спорил с Ярошиньским.
Маркиза сидела на стуле в передней и вертела пахитосную соломинку. Перед нею
стоял Брюхачев и Мареичка. Брюхачев доказывал, что
студенты поступают глупо, а маркиза слушала: она никак не могла определить, какую роль в подобном деле приняла бы madame Ролан.
Недаром же в тот день, когда на Бессарабской площади казаки, мясоторговцы, мучники и рыбники избивали
студентов, Симеон, едва узнав об этом, вскочил на проезжавшего лихача и,
стоя, точно полицеймейстер, в пролетке, помчался на место драки, чтобы принять в ней участие.
— Ну, вот мы и дома, — сказал
студент. —
Стой, извозчик!
Наконец дело с Эммой Эдуардовной было покончено. Взяв деньги и написав расписку, она протянула ее вместе с бланком Лихонину, а тот протянул ей деньги, причем во время этой операции оба глядели друг другу в глаза и на руки напряженно и сторожко. Видно было, что оба чувствовали не особенно большое взаимное доверие. Лихонин спрятал документы в бумажник и собирался уходить. Экономка проводила его до самого крыльца, и когда
студент уже
стоял на улице, она, оставаясь на лестнице, высунулась наружу и окликнула...
В тот же день, за обедом, один из жильцов,
студент третьего курса, объяснил Чудинову, что так как он поступает в юридический факультет, то за лекции ему придется уплатить за полугодие около тридцати рублей, да обмундирование будет
стоить, с форменной фуражкой и шпагой, по малой мере, семьдесят рублей. Объявления в газетах тоже потребуют изрядных денег.
Белые лоханки с мочеными яблоками, пересыпанными красной клюквой,
стояли длинными рядами, и московский
студент, купив холодное яблоко, демонстративно ел его, громко чавкая от молодечества и от озноба во рту.
Как сейчас помню высокого студента-кавказца, когда он вырвал жандарма из седла, вмиг очутился верхом и ускакал. На помощь жандармам примчалась сотня 1-го Донского казачьего полка, выстроилась поперек проездов и бульвара и, не шелохнувшись,
стояла, а жандармы успели окружить толпу человек в двести, которую казаки и конвоировали до Бутырской тюрьмы.
Она, она меня не
стоит… Вот как! (Он горько усмехнулся.) Она сама не знала, какая в ней таилась сила, ну, а убедившись в ее действии на бале, как же ей было остановиться на ничтожном
студенте… Все это понятно".
— Нет, у нас площадь слава те господи! Храни ее царица небесная! С тех пор как Губошлепов университет этот у нас завел, каждый божий день
студентов с метлами наряжаем. Метут да пометывают на гулянках! Одно только: монумента на площади нет! А уж как гражданам это желательно! как желательно! Просто, то есть, брюхом хочется, чтоб на нашей площади конный статуй
стоял!
В одном углу с полдюжины
студентов Педагогического института толковали о последней лекции профессора словесных наук; в другом — учитель-француз рассуждал с дядькою немцем о трудностях их звания; у окна
стоял, оборотясь ко всем спиною, офицер в мундирном сюртуке с черным воротником.
Когда я вошел в музей профессора, Изборского окружала кучка
студентов. Изборский был высок, и его глаза то и дело сверкали над головами молодежи. Рядом с ним
стоял Крестовоздвиженский, и они о чем-то спорили.
Студент нападал. Профессор защищался.
Студенты, по крайней мере те, кто вмешивался изредка в спор, были на стороне Крестовоздвиженского. Я не сразу вслушался, что говорил Крестовоздвиженский, и стал рассматривать таблицы, в ожидании предстоявшей лекции.
Ходить часто в партер или кресла
студенты были не в состоянии: место в партере
стоило рубль, а кресло два рубля пятьдесят копеек ассигнациями, а потому мы постоянно ходили в раек, платя за вход двадцать пять копеек медью.
Платон сидит,
Пред ним
студент Данков
стоит...
Там, в обширной столовой,
стою у двери, снабжая
студентов булками «на книжку» и «за наличный расчет», —
стою и слушаю их споры о Толстом; один из профессоров академии, Гусев, — яростный враг Льва Толстого.
А то:
стоит агромадный домище, называется ниверситет, ученики — молодые парни, по трактирам пьянствуют, скандалят на улицах, про святого Варламия [Речь идет о студенческой песне «Где с Казанкой-рекой» (см.: «Песни казанских
студентов. 1840–1868».
Когда Анна Акимовна пообещала дать приданое, то он некоторое время колебался; но как-то бедный
студент в коричневом пальто поверх мундира, приходивший к Анне Акимовне с письмом, не мог удержаться и, восхищенный, обнял Машу внизу около вешалок, и она слегка вскрикнула; Мишенька,
стоя наверху на лестнице, видел это и с той поры стал питать к Маше брезгливое чувство.
Пришли с той стороны две красивые девушки в шляпках, — должно быть, сестры
студента. Они
стояли поодаль и смотрели на пожар. Растасканные бревна уже не горели, но сильно дымили;
студент, работая кишкой, направлял струю то на эти бревна, то на мужиков, то на баб, таскавших воду.
Желудки казенных
студентов, кажется, первые изъявили на эту мысль свое полное согласие и подстрекнули своих владельцев объявить, наконец, протестацию эконому, начавшему их кормить только что не осиновыми дровами, поджаренными на воде. Ферапонтов сначала было не принимал никакого участия в этом; но в решительную минуту, когда за одним из обедов начался заранее условленный шум и когда эконом начал было кричать: «Не будет вам другой говядины. Едите и такую… Вот она, тут, на столе
стоит… Что вы с ней сделаете?»
1-й
студент. Какая это пьеса! Это вздор, о котором говорить не
стоит. «Черт не так страшен, как его пишут». Черта нарочно пишут страшнее, чтоб его боялись. А если черту нужно соблазнить кого-нибудь, так ему вовсе не расчет являться в таком безобразном виде, чтоб его сразу узнали.
Студент. Дрянный дешево приобресть можно. У Анатолия Дмитриевича есть,
стоит триста шестьдесят франков, а в университете пятнадцать тысяч.
Орлов
стоял рядом со своей женой и смотрел в лицо
студента, о чём-то думая. Его дёрнули за рубаху.
К ним подошла Матрёна, боязливо улыбаясь. За ней кухарка, вытиравшая мокрые глаза сальным передником. Через некоторое время осторожно, как кошки к воробьям, к этой группе подошло ещё несколько человек. Около
студента собрался тесный кружок человек в десять, и это воодушевило его.
Стоя в центре людей, быстро жестикулируя, он, то вызывая улыбки на лицах, то сосредоточенное внимание, то острое недоверие и скептические смешки, начал нечто вроде лекции.
Кто-то постучал снаружи в окно, над самой головой
студента, который вздрогнул от неожиданности. Степан поднялся с полу. Он долго
стоял на одном месте, чмокал губами и, точно жалея расстаться с дремотою, лениво чесал грудь и голову. Потом, сразу очнувшись, он подошел к окну, прильнул к нему лицом и крикнул в темноту...
Аннушка. Не
стоило бы, барышня!
Студент они хорошенький, зачем смущать? Ну, уж если вы приказываете, конечно, отнесу. (Выходит из-за перегородки.) Где записочка, давайте.
Студент круто повернулся к нему, скорчил какую-то гримасу и, приблизив свое лицо к его превосходительству на близкое до неприличия расстояние, во все горло прокричал петухом. Это уже было слишком. Иван Ильич встал из-за стола. Несмотря на то, последовал залп неудержимого хохоту, потому что крик петуха был удивительно натурален, а вся гримаса совершенно неожиданна. Иван Ильич еще
стоял в недоумении, как вдруг явился сам Пселдонимов и, кланяясь, стал просить к ужину. Вслед за ним явилась и мать его.
Такие же дощечки и надписи были у двух других больных, находившихся в восьмой палате; на одной
стояло «Дьякон Филипп Сперанский, 50 л.» на другой — «
Студент Константин Торбецкий, 23 лет».
На третьем курсе, недели через две после начала занятий, я в первый раз был на вскрытии. На мраморном столе лежал худой, как скелет, труп женщины лет за сорок. Профессор патологической анатомии, в кожаном фартуке, надевал, балагуря, гуттаперчевые перчатки, рядом с ним в белом халате
стоял профессор-хирург, в клинике которого умерла женщина. На скамьях, окружавших амфитеатром секционный стол, теснились
студенты.
Я был
студентом. Жили мы вдвоем
С товарищем московским в антресоле
Родителей его. Их старый дом
Стоял близ сада, на Девичьем поле.
Нас старики любили и во всём
Предоставляли жить по нашей воле —
Лишь наверху; когда ж сходили вниз,
Быть скромными — таков наш был девиз.
23-го сентября, в субботу, с утра еще в сборной зале
стояла огромная толпа. На дверях этой залы была вывешена прокламация, которая потом висела беспрепятственно в течение шести часов сряду. Ни единая душа из начальства, по примеру предыдущих дней, не появлялась даже в виду
студентов.
Однако, невзирая на это грозное предупреждение,
студенты решились не расходиться до окончания сходки и, в случае нападения войска или жандармов,
стоять смирно и отнюдь не пускать в дело палок.
Более двухсот студентов-матрикулистов
стояли отдельной группой; человек полтораста из не взявших матрикулы помещались неподалеку от них.
Попечитель
стоял в воротах, между
студентами и войском.
— Господа, чего вы! — стараясь придать себе спокойствие и хладнокровие, громко обращался к
студентам стоявший рядом со Свиткой Хвалынцев. — Не стыдно ли?
Студенты, мужчины!.. Стреляют? Ну, что же, умейте
стоять честными людьми, коли дело дошло до этого!
Студенты продолжали
стоять и выбирать депутатов. Решили отправить их с адресом сейчас же и ожидать возвращения.
Между тем
студенты снова собрались на университетском дворе. Когда они подходили к цели своего путешествия, то увидели, что на площади, между университетом и академией, уже был отряд жандармов. За университетом тоже
стояли солдаты, спешно вызванные из казарм Финляндского полка.
Студент отвернулся к окну и сквозь двойные стекла, от нечего делать, стал глядеть на двор, где отдыхал помещичий дормез, рядом с перекладной телегой, и тут же
стояли широкие крытые сани да легкая бричка — вероятнее всего исправничья. А там, дальше — на площади колыхались и гудели толпы народа.