Неточные совпадения
— Мыслители же у нас — вроде одной барышни: ей, за крестным ходом, на ногу наступили, так она —
в истерику: ах, какое безобразие! Так же вот и прославленный сочинитель Андреев, Леонид: народ русский к Тихому океану
стремится вылезти, а сочинитель этот кричит на весь
мир честной — ах, офицеру ноги оторвало!..
Думать
в этом направлении пришлось недолго. Очень легко явилась простая мысль, что
в мире купли-продажи только деньги, большие деньги, могут обеспечить свободу, только они позволят отойти
в сторону из стада людей, каждый из которых бешено
стремится к независимости за счет других.
Мысль — один из феноменов
мира, часть, которая
стремится включить
в себя целое.
И,
стремясь возвыситься над испытанным за этот день, — возвыситься посредством самонасыщения словесной мудростью, — Самгин повторил про себя фразы недавно прочитанного
в либеральной газете фельетона о текущей литературе; фразы звучали по-новому задорно,
в них говорилось «о духовной нищете людей, которым жизнь кажется простой, понятной», о «величии мучеников независимой мысли, которые свою духовную свободу ценят выше всех соблазнов
мира».
Мысли этого порядка развивались с приятной легкостью, как бы самосильно. Память услужливо подсказывала десятки афоризмов: «Истинная свобода — это свобода отбора впечатлений». «
В мире, где все непрерывно изменяется, стремление к выводам — глупо». «Многие
стремятся к познанию истины, но — кто достиг ее, не искажая действительности?»
«Все
в мире стремится к более или менее устойчивому равновесию, — напомнил он себе. — Действительности дан революционный толчок, она поколебалась, подвинулась вперед и теперь…»
В сущности, я
стремился не к равенству и не к преобладанию и господству, а к созданию своего особого
мира.
В нем достигло предельной остроты чувство ответственности всех за всех, — каждый ответствен за весь
мир и за всех людей, и каждый должен
стремиться к спасению всех и всего.
Помни, что все
в сем
мире от бога, и что мы
в его руках не что иное, как орудие, которое само не знает, куда
устремляется и что
в сей жизни достигнуть ему предстоит.
И сокровенная мечта сразу станет явью, и он будет смотреть на них, брать их за руки, слушать их нежный смех и пение, и это будет непонятным, но радостным утешением
в той страстной жажде, с которой он
стремился к одной женщине
в мире, к ней, к Шурочке!
— Ну, походите
в тамошний университет на лекции естественных наук и вслушайтесь внимательно, какие гигантские успехи делают науки этого рода!.. А когда ум человека столь занялся предметами
мира материального, что
стремится даже как бы одухотворить этот
мир и
в самой материи найти конечную причину, так тут всем религиям и отвлеченным философиям не поздоровится, по пословице: «Когда Ванька поет, так уж Машка молчи!»
— Оно, что и вы, вероятно, знаете,
стремится вывести темный огонь жизни из света внешнего
мира в свет
мира божественного.
Довольно, что все вообще признают целью приближение человека к некоторому образу совершенства, не говоря, есть ли то состояние первозданной славы и невинности, или преобразование по Христу, или тысячелетнее царствие, или глубоко-добродетельная, радостная мудрость,
в сем ли
мире то совершится, или по ту сторону гроба, но токмо каждый
стремится к совершенству, как умеет, по любезнейшему образу своего воображения, и мудрейший не смеется ни над одним из них, хоть иногда и все заставляют его улыбаться, ибо
в мозгу человеческом ко всякому нечто примешивалось.
«Вчера утром постигло нас новое, ниспосланное от Господа испытание: сын мой, а твой брат, Степан, скончался. Еще с вечера накануне был здоров совершенно и даже поужинал, а наутро найден
в постеле мертвым — такова сей жизни скоротечность! И что всего для материнского сердца прискорбнее: так, без напутствия, и оставил сей суетный
мир, дабы
устремиться в область неизвестного.
Мы, нижеподписавшиеся, считаем своим долгом по отношению к себе, к делу, близкому нашему сердцу, к стране,
в которой мы живем, и ко всему остальному
миру, огласить это наше исповедание, выразив
в нем те основы, которых мы держимся, цели, к которым мы
стремимся, и средства, которые мы намерены употреблять для достижения всеобщего благодетельного и мирного переворота. Вот это наше исповедание.
Намереваясь без сопротивления переносить все направленные на нас нападения, мы, между тем, с своей стороны, намерены не переставая нападать на зло
мира, где бы оно ни было, вверху или внизу,
в области политической, административной или религиозной,
стремясь всеми возможными для нас средствами к осуществлению того, чтобы царства земные слились
в одно царство господа нашего Иисуса Христа.
— Вы мыслящий и вдумчивый человек. При всякой обстановке вы можете находить успокоение
в самом себе. Свободное и глубокое мышление, которое
стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете
мира — вот два блага, выше которых никогда не знал человек. И вы можете обладать ими, хотя бы вы жили за тремя решетками. Диоген жил
в бочке, однако же был счастливее всех царей земных.
Века протекали — все к счастью
стремилось,
Все
в мире по нескольку раз изменилось,
Одну только Бог изменить забывал
Суровую долю крестьянки.
И все мы согласны, что тип измельчал
Красивой и мощной славянки.
Татьяна Васильевна,
в свою очередь, грустно размышляла: «Итак, вот ты, поэзия, на суд каких людей попадаешь!» Но тут же
в утешение себе она припомнила слова своего отца-масона, который часто говаривал ей: «Дух наш посреди земной жизни замкнут, оскорбляем и бесславим!.. Терпи и помни, что им только одним и живет
мир! Всем нужно страдать и
стремиться воздвигнуть новый храм на развалинах старого!»
Вот только единый голос всё громче слышен
в суетном шуме, обращён к совести
мира и властно
стремится пробудить её, это голос некоего графа Толстого, философа и литератора.
Пустыня и весеннее солнце производили на меня какое-то магическое действие: я
стремился в какой-то совершенно неведомый мне
мир и возлагал все надежды на Борисова, который не откажет мне
в своем руководстве.
Но вскоре раздается громкий голос, говорящий, подобно Юлию Цезарю: «Чего боишься? ты меня везешь!» Этот Цезарь — бесконечный дух, живущий
в груди человека;
в ту минуту, как отчаяние готово вступить
в права свои, он встрепенулся; дух найдется
в этом
мире: это его родина, та, к которой он
стремился и звуками, и статуями, и песнопениями, по которой страдал, это Jenseits [потусторонний
мир (нем.).], к которому он рвался из тесной груди; еще шаг — и
мир начинает возвращаться, но он не чужой уже: наука дает на него инвеституру.
И сие великое движение пылкой души, сии
в восторге произнесенные слова: «Сохрани Боже, чтобы какой-нибудь народ был счастливее Российского!» — не суть ли излияние и торжество страстной добродетели, которая, избрав себе предмет
в мире,
стремится к нему с пламенною ревностию, и самую жизнь
в рассуждении его ни за что считает?
Сии Герои
стремились возобновить прежнюю славу свою
в каменистом отечестве Финнов и доказать
миру, что стража Монархов' Российских достойна своего имени и сана.
Далее нужно, чтобы впечатление предмета было приятное, т. е. успокоительное, а не разрушительное, для нашей натуры: как все
в мире, человек
стремится только к тому, что соответствует его натуре
в каком-нибудь отношении, и отвращается от того, что ей противно.
Катастрофа, никогда еще не испытанная
миром [Катастрофа, никогда еще не испытанная
миром… — первая мировая война; журнал Горького «Летопись»,
в котором была опубликована статья, занимал активную антивоенную позицию.], потрясает и разрушает жизнь именно тех племен Европы, духовная энергия которых наиболее плодотворно
стремилась и
стремится к освобождению личности от мрачного наследия изжитых, угнетающих разум и волю фантазий древнего Востока — от мистик суеверий, пессимизма и анархизма, неизбежно возникающего на почве безнадежного отношения к жизни.
Славянский
мир стремится к единству; это стремление обнаружилось тотчас после наполеоновского периода. Мысль о славянской федерации уже зарождалась
в революционных планах Пестеля и Муравьева. Многие поляки участвовали
в тогдашнем русском заговоре.
Устремляясь к свету Божества, струящемуся
в мироздании, язычник хочет прорваться за пределы
мира, совершить религиозный трансценз.
Каждый творческий акт
стремится стать абсолютным не только по своему источнику, ибо
в нем ищет выразиться невыразимое, трансцендентное всяким выявлениям ядро личности, — но и по своему устремлению: он хочет сотворить
мир в красоте, победить и убедить ею хаос, а спасает и убеждает — кусок мрамора (или иной объект искусства), и космоургические волны бессильно упадают
в атмосфере, тяжелой от испарений материи.
Как все
в мире, и власть
стремится «себя перерасти»: она тоскует по теократии.
И
в буддизме ничто есть 1) абсолютное основание
мира, именно положительная причина полагающей
мир иллюзии, 2) абсолютное существо (хотя и ничто), которое лежит
в основе феноменального
мира, 3) абсолютная цель
мира, к которой
стремится мировой процесс и
в котором он находит абсолютное искупление и 4) носитель и источник религиозно-нравственного миропорядка, который представляет единственно истинное и постоянное
в иллюзии и лишь который делает иллюзорный мировой процесс действительным процессом спасения.
Таким образом, возможность зла и греха, как актуализации ничто, была заранее дана
в мироздании: благость и любовь, проявившиеся
в творении
мира, не остановились и перед тем, чтобы смириться, дав место бунтующему, хаотическому ничто, которое возможность самоутверждения получает лишь благодаря всему, как тьма и тень получают свое бытие только от света, хотя и
стремятся с ним соперничать.
—
В греховную ли пучину внешнего
мира ты бесповоротно
стремишься иль пребудешь до конца
в стаде избранных? — настойчиво спрашивала Марья Ивановна. — Пребудешь ли верною Богородице, своей поручительнице, или, внимая наущеньям лукавого, отринешь чашу благодати и вечной радости? Уйдешь
в мир или с нами останешься?
«Все создания и вся тварь, каждый листик
устремляется к слову, богу славу поет, Христу плачет… Все — как океан, все течет и соприкасается,
в одном месте тронешь,
в другом конце
мира отдается… Ты для целого работаешь, для грядущего делаешь. Награды же никогда не ищи, ибо и без того уже велика тебе награда на сей земле: духовная радость твоя… Знай меру, знай сроки, научись сему… Люби повергаться на землю и лобызать ее. Землю целуй и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, все люби…»
«Некогда
в заблуждении своем
стремился и Заратустра по ту сторону человека, подобно всем приверженцам потустороннего
мира.
В другом месте люди не знают спокойствия, травят друг друга и жадно
стремятся то к тому, то к другому: здесь нет ничего подобного, здесь мы стоим вне всего этого, мы узнали худшее
в жизни и нашли —
мир.
В нем я видел, или, лучше сказать, чувствовал, посланца по мою душу из того чудного, заветного
мира искусства, который вдруг стал мне своим — и манил и звал меня к себе, привечая и ластя… и я
стремился к нему, дрожа, и млея, и замирая от сладостной мысли быть
в нем известным, знаменитым… славным…
В то время как любовь обращена на личность человека, на образ Божий
в нем и
стремится утвердить ее для вечности, похоть знает лишь себя, она эгоцентрична и не видит никакой реальности
в мире.
И человеческая душа нисходит
в грешный
мир, разделяет судьбу
мира и людей,
стремится помочь братьям своим, отдает им духовную энергию, накопленную
в движении души вверх,
в стяжании духовной силы.
Классически прекрасное языческое искусство
стремится к завершенности, совершенству форм здесь, на земле,
в этом
мире.
И те, которые отвергают Бога и свободу человеческого духа,
стремятся к превращению
мира в такой рациональный механизм,
в такую принудительную гармонию.
Эстетизм
стремился стать новой религией, выходом из этого уродливого
мира в мир красоты.
«Всё это может быть, но для того, чтобы люди могли освободиться от той, основанной на насилии, жизни,
в которой они запутаны и которая держит их, нужно, чтобы все люди были религиозны, то есть готовы были бы ради исполнения закона бога быть готовыми пожертвовать своим телесным, личным благом и жить не будущим, а только настоящим,
стремясь только
в этом настоящем исполнять открытую им
в любви волю бога. Но люди нашего
мира не религиозны и потому не могут жить так».
Следовательно, и я мог уйти вместо того, чтобы тратить десятки лет на титаническую борьбу, вместо того, чтобы
в отчаянных потугах, изнемогая от ужаса перед лицом неразгаданных тайн,
стремиться к подчинению
мира моей мысли и моей воле, я мог бы взлезть на стол, и — одно мгновение неслышной боли — я уже на свободе, я уже торжествую над замком и стенами, над правдой и ложью, над радостью и страданиями.
Распавшийся
мир новой истории, находящийся
в состоянии кровавой борьбы наций, классов и отдельных людей, одержимый подозрительностью и злобой, разными путями
стремится к универсальному единству, к преодолению того исключительного национального обособления, которое довело нации до падения и разложения.