Неточные совпадения
Комната наполнилась шумом отодвигаемых стульев, в углу вспыхнул огонек спички, осветив кисть руки с длинными пальцами, испуганной курицей заклохтала какая-то барышня, — Самгину было приятно смятение, вызванное его словами. Когда он не спеша, готовясь рассказать
страшное, обошел сад и двор, — из флигеля шумно выбегали ученики Спивак; она, стоя у стола, звенела абажуром, зажигая лампу, за столом сидел
старик Радеев, барабаня пальцами, покачивая головой.
В 1928 году больница для бедных, помещающаяся на одной из лондонских окраин, огласилась дикими воплями: кричал от
страшной боли только что привезенный
старик, грязный, скверно одетый человек с истощенным лицом. Он сломал ногу, оступившись на черной лестнице темного притона.
С доктором сделалась истерика, так что Привалову пришлось возиться с ним до самого утра.
Старик немного забылся только пред серым осенним рассветом, но и этот тяжелый сон был нарушен
страшным гвалтом в передней. Это ворвалась Хиония Алексеевна, которая узнала об исчезновении Зоси, кажется, одной из последних. В кабинет она влетела с искаженным злобой лицом и несколько мгновений вопросительно смотрела то на доктора, то на Привалова.
Тысячу раз перебирал
старик в своей памяти все обстоятельства этого
страшного для него дела и каждый раз видел только то, что одна его Надя виновата во всем.
Старику хотелось бы, чтобы тот сказал ему что-нибудь, хотя бы и горькое,
страшное.
— Не виновен! Виновен в другой крови, в крови другого
старика, но не отца моего. И оплакиваю! Убил, убил
старика, убил и поверг… Но тяжело отвечать за эту кровь другою кровью,
страшною кровью, в которой не повинен…
Страшное обвинение, господа, точно по лбу огорошили! Но кто же убил отца, кто же убил? Кто же мог убить, если не я? Чудо, нелепость, невозможность!..
— Как так твоя мать? — пробормотал он, не понимая. — Ты за что это? Ты про какую мать?.. да разве она… Ах, черт! Да ведь она и твоя! Ах, черт! Ну это, брат, затмение как никогда, извини, а я думал, Иван… Хе-хе-хе! — Он остановился. Длинная, пьяная, полубессмысленная усмешка раздвинула его лицо. И вот вдруг в это самое мгновение раздался в сенях
страшный шум и гром, послышались неистовые крики, дверь распахнулась и в залу влетел Дмитрий Федорович.
Старик бросился к Ивану в испуге...
«
Страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия, — продолжает
старик, — великий дух говорил с тобой в пустыне, и нам передано в книгах, что он будто бы „искушал“ тебя.
Страшная скука царила в доме, особенно в бесконечные зимние вечера — две лампы освещали целую анфиладу комнат; сгорбившись и заложив руки на спину, в суконных или поярковых сапогах (вроде валенок), в бархатной шапочке и в тулупе из белых мерлушек ходил
старик взад и вперед, не говоря ни слова, в сопровождении двух-трех коричневых собак.
Гарибальди обнял и поцеловал
старика. Тогда
старик, перебиваясь и путаясь, с
страшной быстротой народного итальянского языка, начал рассказывать Гарибальди свои похождения и заключил свою речь удивительным цветком южного красноречия...
В дверях стоял Харитон Артемьич. Он прибежал из дому в одном халате. Седые волосы были всклокочены, и
старик имел
страшный вид. Он подошел к кровати и молча начал крестить «отходившую». Хрипы делались меньше, клокотанье остановилось. В дверях показались перепуганные детские лица. Аграфена продолжала причитать, обхватив холодевшие ноги покойницы.
Но знайте: сделав этот шаг,
Всего лишитесь вы!..»
— «Да что же мне еще терять?»
— «За мужем поскакав,
Вы отреченье подписать
Должны от ваших прав!»
Старик эффектно замолчал,
От этих
страшных слов
Он, очевидно, пользы ждал,
Но был ответ таков:
«У вас седая голова,
А вы еще дитя!
Старик сам увлекался, когда начинал рассказывать о чудесах современной техники, о том
страшном движении вперед, которое совершается сейчас на европейском Западе, о том, что должно сделать у нас.
Старик чувствовал, что он в последний раз проходит полным и бесконтрольным хозяином по своему царству, — проходит, как
страшная тень, оставлявшая за собой трепет…
Из корпуса его увели в квартиру Палача под руки. Анисье пришлось и раздевать его и укладывать в постель.
Страшный самодур, державший в железных тисках целый горный округ, теперь отдавался в ее руки, как грудной младенец, а по суровому лицу катились бессильные слезы. Анисья умелыми, ловкими руками уложила
старика в постель, взбила подушки, укрыла одеялом, а сама все наговаривала ласковым полушепотом, каким убаюкивают малых ребят.
Это обстоятельство было
страшным ударом для
старика Гловацкого.
Калинович взглянул на нее и еще больше побледнел. Она подала ему письмо. Писала Палагея Евграфовна, оставшаяся теперь без куска хлеба и без пристанища, потому что именьице было уж продано по иску почтмейстера.
Страшными каракулями описывала она, как
старик в последние минуты об том только стонал, что дочь и зять не приехали, и как ускорило это его смерть… Калиновича подернуло.
Он прячется от
старика, но не может избегнуть встречи с ним в коридоре — и встает перед ним раздраженное лицо под взвившимся кверху седым хохлом; горят, как уголья, старческие глаза — и слышатся грозные восклицания и проклятия: «Maledizione!» [Проклятье! (ит.).], слышатся даже
страшные слова: «Codardo! Infame traditore!» [Трус!
— Я знаю это; но мне думается, что
старики Углаковы уведомили бы меня о таком
страшном горе своем.
Морозов махнул рукой. Другие мысли заняли
старика. Задумался и Серебряный. Задумался он о
страшной перемене в царе и забыл на время об отношениях, в которые судьба поставила его к Морозову.
Это был злодей, каких мало, резавший хладнокровно
стариков и детей, — человек с
страшной силой воли и с гордым сознанием своей силы.
Зажившиеся в деревне и одичавшие
старики, разумеется, не поехали: город и городское общество представлялись им чем-то чуждым и
страшным.
«А как это ты, сударыня, — начал
старик знакомым и
страшным ей голосом, — брата и невестку крысами стравила?» — «Виновата, батюшка, — смиренно отвечала Александра Степановна, у которой подогнулись колена и страх подавил ее собственный бешеный нрав, — нарочно положила их в гостиной, да не догадалась полога повесить.
Страшное преступление потом раскрылось, и
старик Кокин был наказан плетьми — это было еще при старых судах, — а сноха сошла с ума.
Один только и был!..» Не раз также я заставал за сохою
стариков, которых за час посетила нечаянная радость или сразило
страшное горе.
Страшная скука, испытанная им в эти последние пять дней, пробуждала в нем лихорадочное желание погулять, размахнуться, забыть хоть на время сумрачного
старика, ворчавшего с утра до вечера и не перестававшего браниться.
Страшная тяжесть висела на сердце
старика; ему хотелось пройти теперь сто верст без одышки; авось-либо истома угомонит назойливую тоску, которая гложет сердце.
Страшный крик снова огласил площадку; он надрезал как ножом сердце
старика.
Один из них — старый,
страшный, с окровавленным лицом, весь обожженный — привязывает к седлу молодую девушку с белым русским лицом.
Старик о чем-то неистово кричит, а девушка смотрит печально, умно… Ярцев встряхнул головой и проснулся.
Девушке стало до боли жалко
старика; ее охватило
страшное желание помочь ему; ей хотелось быть нужной для него.
Тогда раздался
страшный вой, визг, многие бросились бежать, сбили
Старика с ног, и он упал лицом в лужу, а когда вскочил, то увидал, что к нему идёт, махая руками, огромный мужик и на месте лица у него — ослепительно красное, дрожащее пятно.
— А, вот с кем!.. — произнес
старик поспокойнее; он воображал, что это был какой-нибудь более
страшный человек, чем Жуквич.
Так было до суда и до последнего
страшного свидания со
стариками.
Те же
старики говорят, что таких ураганов теперь уже не бывает, как тот, что свирепствовал в эту
страшную ночь!
— Ну, ее бы можно куда-нибудь в другое место отнести, а под носом слишком видное место, — сказал квартальный. — А это чей портрет? — продолжал он, подходя к портрету
старика. — Уж страшен слишком. Будто он в самом деле был такой
страшный? Ахти, да он просто глядит! Эх, какой Громобой! С кого вы писали?
Пока прикручивали Петра, в дверях кабака послышался
страшный шум; в то же время на пороге показалось несколько мужиков, державших Антона; ухватив
старика кто за что успел, они тащили его по полу с такою яростью, что даже не замечали, как голова несчастного, висевшая набок, стукалась оземь.
— Почему же? У меня ужасно много дела… а помощник один — Никон, денщик папы. Он уже
старик и тоже пьёт, но
страшный силач и знает своё дело. Мужики его боятся. Он — бьёт их, и они тоже раз как-то сильно побили его… очень сильно! Он замечательно честен и предан нам с папой… любит нас, как собака! Я тоже его люблю. Вы, может быть, читали один роман, где есть герой, офицер, граф Луи Граммон, и у него тоже денщик Сади-Коко?
Как раз в это время в избе работали поденщики:
старик портной в
страшных очках кроил из лохмотьев жилетку, и два молодых парня валяли из шерсти валенки; Кирьяк, которого уволили за пьянство и который жил теперь дома, сидел рядом с портным и починял хомут.
С тех пор
В неприступный,
страшный бор
Ни
старик, ни молодой
За царевной ни ногой.
— Бабушка,
старик страшный тебя ищет.
— Тес… постой… — встрепенулся
старик. Он поднял кверху свой
страшный палец и, наклонив голову набок, внимательно прислушался. — Идут!
Но оба молча глядели на нее — Ордынов с каким-то изумлением любви, как будто в первый раз такая
страшная красота пронзила сердце его;
старик внимательно, холодно.
Бойкий и хвастливый лакей, камердинер молодого Солобуева, сейчас смекнул, с кем имеет дело, закидал словами наших деревенских
стариков и умел напустить им такой пыли в глаза рассказами о разных привычках и привередах своих богатых господ, что Болдухины перетрусились и не знали, как принять, где поместить и как угостить хотя не знатных, но
страшным богатством избалованных и изнеженных посетителей; на вопрос же Варвары Михайловны, отчего так поздно приехали Солобуевы, камердинер отвечал: «Все изволили сбираться и до последнего дня не решались, ехать или нет-с.
Вы видели, как плакал весь народ,
Вы слышали тяжелые рыданья!
Какие слезы! Боже! Прав Кузьма:
С таким народом можно дело делать
Великое. Взгляните, эти слезы —
Не хныканье старух и
стариков;
В них сила
страшная; омывшись ими,
Народ готов на подвиг. Хоть на битву
Веди его, хоть в монастырь честной,
Хоть на небо.
Взяла меня
страшная жалость. И что больше смотрю, то больше сердце у меня разгорается. Провели
старика в контору: кузнеца позвали — ковать в ручные и ножные кандалы накрепко. Взял
старик железы, покрестил старым крестом, сам на ноги надел. «Делай!» — говорит кузнецу. Потом «наручни» покрестил, сам руки продел. «Сподоби, говорит, господи, покаяния ради!»
Дома, войдя в комнату отца, он сразу успокоился и даже едва мог сдержать довольную улыбку:
старик, растрёпанный, в спутанных седых вихрах, жалкий и
страшный, сидел на постели, прислонясь спиною к стене и открыв рот.
Таисья.
Страшные вы все! Даже и
старики. Будто не русские. Русские-то смирные.
Во всю ночь эту Марфа не могла заснуть и все думала о Корнее. Наутро она надела зипун, накрылась платком и пошла узнавать, где вчерашний
старик. Очень скоро она узнала, что
старик в Андреевке. Марфа взяла из плетня палку и пошла в Андреевку. Чем дальше она шла, тем все
страшнее и
страшнее ей становилось. «Попрощаемся с ним, возьмем домой, грех развяжем. Пускай хоть помрет дома при сыне», — думала она.
В
страшной беде
стариков я застал.
Вот что про Сашу отец рассказал...
Отчаяньем, воспоминаньем
страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И ужасом той мертвой пустоты,
Которую в моем дому встречаю —
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным ядом этой чаши,
И ласками (прости меня, Господь)
Погибшего, но милого созданья…
Тень матери не вызовет меня
Отселе, — поздно, слышу голос твой,
Меня зовущий, — признаю усилья
Меня спасти…
старик, иди же с миром;
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!