Неточные совпадения
Его пронимала дрожь ужаса и скорби. Он, против воли, группировал фигуры, давал положение тому, другому, себе добавлял, чего недоставало, исключал, что портило общий вид картины. И в то же время сам ужасался процесса своей беспощадной
фантазии, хватался рукой за сердце, чтоб унять боль, согреть леденеющую от ужаса кровь, скрыть муку, которая готова была
страшным воплем исторгнуться у него из груди при каждом ее болезненном стоне.
— Да, — промолвил он с улыбкой в голосе, — какой-нибудь профессор догматического богословия или классической филологии расставит врозь ноги, разведет руками и скажет, склонив набок голову: «Но ведь это проявление крайнего индивидуализма!» Дело не в
страшных словах, мой дорогой мальчик, дело в том, что нет на свете ничего практичнее, чем те
фантазии, о которых теперь мечтают лишь немногие.
Когда я рассказывал им о том, что сам видел, они плохо верили мне, но все любили
страшные сказки, запутанные истории; даже пожилые люди явно предпочитали выдумку — правде; я хорошо видел, что чем более невероятны события, чем больше в рассказе
фантазии, тем внимательнее слушают меня люди.
Но это был не сон, не
фантазия, а судьбе действительно угодно было привести нас в эту
страшную ночь в
страшный двор Селивана, и мы не могли искать себе спасения нигде в ином месте, потому что кругом не было вблизи никакого другого жилья. А между тем с нами была еще тетушкина шкатулка, в которой находилось тридцать тысяч ее денег, составлявших все ее состояние. Как остановиться с таким соблазнительным богатством у такого подозрительного человека, как Селиван?
Из себя страшный-большой и этакой фантастический — никогда он не бывает в одном положении, а всякого принимает по
фантазии.
Господи, да неужели же вы не чувствуете, как все это еще больше подчеркивает
страшную скудость народной жизни, узость и бедность
фантазии?
— Какая дикая
фантазия! — усмехнулся я, заглядывая в глаза, полные священного ужаса перед
страшной, но эффектной смертью. — А в обыкновенном платье вы не хотите умирать?
Я хочу вообразить себе этот длинный,
страшный путь, но моя
фантазия обрывается, не дойдя до моря.
Признаюсь вам, как другу, я иногда в тоскливые минуты рисовал себе свой смертный час, моя
фантазия изобретала тысячи самых мрачных видений, и мне удавалось доводить себя до мучительной экзальтации, до кошмара, и это, уверяю вас, мне не казалось
страшнее действительности.