Неточные совпадения
Действительно,
мальчик чувствовал, что он не может понять этого отношения, и силился и не мог уяснить себе то чувство, которое он должен иметь к этому человеку. С чуткостью ребенка к проявлению чувства он ясно видел, что отец, гувернантка, няня — все не только не любили, но с отвращением и
страхом смотрели на Вронского, хотя и ничего не говорили про него, а что мать смотрела на него как на лучшего друга.
Мальчишка, думая поймать угря,
Схватил Змею и, во́ззрившись, от
страхаСтал бледен, как его рубаха.
Змея, на
Мальчика спокойно посмотря,
«Послушай», говорит: «коль ты умней не будешь,
То дерзость не всегда легко тебе пройдёт.
На сей раз бог простит; но берегись вперёд,
И знай, с кем шутишь...
Он ни одной минуты, до самого последнего времени, не сомневался, несмотря на весь свой
страх за Илюшу, что его
мальчик вдруг выздоровеет.
Мальчика генерал велит раздеть, ребеночка раздевают всего донага, он дрожит, обезумел от
страха, не смеет пикнуть…
Отец трепетал над ним, перестал даже совсем пить, почти обезумел от
страха, что умрет его
мальчик, и часто, особенно после того, как проведет, бывало, его по комнате под руку и уложит опять в постельку, — вдруг выбегал в сени, в темный угол и, прислонившись лбом к стене, начинал рыдать каким-то заливчатым, сотрясающимся плачем, давя свой голос, чтобы рыданий его не было слышно у Илюшечки.
Этот Дарданелов, человек холостой и нестарый, был страстно и уже многолетне влюблен в госпожу Красоткину и уже раз, назад тому с год, почтительнейше и замирая от
страха и деликатности, рискнул было предложить ей свою руку; но она наотрез отказала, считая согласие изменой своему
мальчику, хотя Дарданелов, по некоторым таинственным признакам, даже, может быть, имел бы некоторое право мечтать, что он не совсем противен прелестной, но уже слишком целомудренной и нежной вдовице.
С тех пор, с самой его смерти, она посвятила всю себя воспитанию этого своего нещечка
мальчика Коли, и хоть любила его все четырнадцать лет без памяти, но уж, конечно, перенесла с ним несравненно больше страданий, чем выжила радостей, трепеща и умирая от
страха чуть не каждый день, что он заболеет, простудится, нашалит, полезет на стул и свалится, и проч., и проч.
И один раз на козлах такой же семейной колымаги сидел такой же
мальчик и смотрел на меня с таким же жутким чувством жалости, сострадания, невольного осуждения и
страха…
Вскоре он уехал на время в деревню, где у него был жив старик отец, а когда вернулся, то за ним приехал целый воз разных деревенских продуктов, и на возу сидел
мальчик лет десяти — одиннадцати, в коротенькой курточке, с смуглым лицом и круглыми глазами, со
страхом глядевшими на незнакомую обстановку…
Даже столярный ученик, пятнадцатилетний
мальчик Епифанька, отряженный для услуг Помаде, ненавидел его от всего сердца и повиновался только из
страха, что неравно наедет лекарь и оттаскает его, Епифаньку, за виски.
В этом
страхе утверждал меня мальчик-товарищ, часто к нам ходивший, кривой Андрюша, сын очень доброй женщины, преданной душевно нашему дому.
Присел он и скорчился, а сам отдышаться не может от
страху и вдруг, совсем вдруг, стало так ему хорошо: ручки и ножки вдруг перестали болеть и стало так тепло, так тепло, как на печке; вот он весь вздрогнул: ах, да ведь он было заснул! Как хорошо тут заснуть! «Посижу здесь и пойду опять посмотреть на куколок, — подумал,
мальчик и усмехнулся, вспомнив про них, — совсем как живые!..» И вдруг ему послышалось, что над ним запела его мама песенку. «Мама, я сплю, ах, как тут спать хорошо!»
В один миг оба хоровода собрались в кучу; все окружили
мальчика; но он от
страху едва мог говорить.
Мальчики, четырнадцатилетний Вася и двенадцатилетний Володя, стояли, как солдатики, вытянувшись перед отцом, но Передонова удивляло и досадовало то, что они спокойно смотрят и не обнаруживают
страха.
Вздрагивая от
страха,
мальчик выбрался из пеньки и встал в дверях амбара, весь опутанный седым волокном. Отец молча отвёл его в сад, сел там на дёрновой скамье под яблоней, поставил сына между колен себе и невесело сказал...
От едкого запаха тлеющей соломы и палёной шерсти у
мальчика закружилась голова, он присел на ступени крыльца и, готовый плакать, со
страхом ждал, что скажет отец, пристально смотревший на него, взвешивая пораненную руку на ладони здоровой.
Оставшись на крыльце,
мальчик вспомнил, что, кроме
страха перед отцом, он носил в своей душе ещё нечто тягостное.
Бедный
мальчик, дрожавший от
страха, обводил кругом отчаянный взгляд, ища хоть в ком-нибудь своего спасения; но все только трепетали и с ужасом ждали его ответа.
— Пойдем! Пойдем! Не хочу я здесь оставаться! — заговорил
мальчик, принимаясь теребить еще пуще рукав Акима и обнаруживая при этом столько же азарта, сколько
страха.
После первого взрыва отношения Глеба к Акиму и его
мальчику ни на волос не изменились; мужики что дети:
страх, ненависть, примирение, дружба — все это переходит необыкновенно быстро и непосредственно следует одно за другим.
Как ни ошеломлен был Глеб, хотя
страх его прошел вместе с опасностью, он тотчас же смекнул, что Аким, запуганный случившимся, легко мог улизнуть вместе с
мальчиком; а это, как известно, не входило в состав его соображений:
мальчику можно задать таску и раз навсегда отучить его баловать, — выпускать его из рук все-таки не след.
Старый пень находился уже позади их. Челнок быстро несся к берегу. Сделав два-три круга, он въехал наконец в один из тех маленьких, мелких заливов, или «заводьев», которыми, как узором, убираются песчаные берега рек, и засел в густых кустах лозняка.
Мальчики ухватились за ветви, притащили челнок в глубину залива и проворно соскочили наземь.
Страх их прошел мгновенно; они взглянули друг на друга и засмеялись.
Не будь
мальчика на руках у Акима, он ни за что не предпринял бы такого намерения: муж родственницы смолоду еще внушал ему непобедимый
страх.
Дедушка Еремей купил Илье сапоги, большое, тяжёлое пальто, шапку, и
мальчика отдали в школу. Он пошёл туда с любопытством и
страхом, а воротился обиженный, унылый, со слезами на глазах:
мальчики узнали в нём спутника дедушки Еремея и хором начали дразнить...
Мальчик вздрогнул от
страха и замер. А звук всё дрожал и рос в своей силе.
— На небо, — добавила Маша и, прижавшись к Якову, взглянула на небо. Там уже загорались звёзды; одна из них — большая, яркая и немерцающая — была ближе всех к земле и смотрела на неё холодным, неподвижным оком. За Машей подняли головы кверху и трое
мальчиков. Пашка взглянул и тотчас же убежал куда-то. Илья смотрел долго, пристально, со
страхом в глазах, а большие глаза Якова блуждали в синеве небес, точно он искал там чего-то.
— Зачем они толкали его? — допрашивал
мальчик, крепко прижавшись к отцу и закрыв глаза от
страха…
Евсей вздрогнул, стиснутый холодной печалью, шагнул к двери и вопросительно остановил круглые глаза на жёлтом лице хозяина. Старик крутил пальцами седой клок на подбородке, глядя на него сверху вниз, и
мальчику показалось, что он видит большие, тускло-чёрные глаза. Несколько секунд они стояли так, чего-то ожидая друг от друга, и в груди
мальчика трепетно забился ещё неведомый ему
страх. Но старик взял с полки книгу и, указывая на обложку пальцем, спросил...
Прошло несколько дней, на дворе заговорили, что отправленный в больницу ученик стекольщика сошёл с ума. Евсей вспомнил, как горели глаза
мальчика во время его представлений, как порывисты были его движения и быстро изменялось лицо, и со
страхом подумал, что, может быть, Анатолий всегда был сумасшедшим. И забыл о нём.
Ему было приятно слышать крик
страха и боли, исходивший из груди весёлого, всеми любимого
мальчика, и он попросил хозяина...
Возле княгини, тут же на пороге, стоял отворивший ей дверь, весь бледный от
страха, любимый доезжачий князя, восемнадцатилетний
мальчик Михайлушка, которого местная хроника шепотом называла хотя незаконным, но тем не менее, несомненно, родным сыном князя.
— Ах, бесстыжие, ах, голяшки! Ой, хорошо ли мне глядеть на них, хорошо ли для ребёнка-то? Не водил бы ты меня на
страхи эти, может, я
мальчиком беременна!
Говоря
мальчику обычные слова увещаний, Пётр вспоминал время, когда он сам выслушивал эти же слова и они не доходили до сердца его, не оставались в памяти, вызывая только скуку и лишь ненадолго
страх.
В эту ночь, под шорох и свист метели, он, вместе с углубившимся сознанием своего одиночества, придумал нечто, освещающее убийство, объясняющее его: он убил испорченного
мальчика, опасного товарища Илье, по силе любви своей к сыну, из
страха за него.
Вся группа представляла сильную картину: Иван Никифорович, стоявший посреди комнаты в полной красоте своей без всякого украшения! Баба, разинувшая рот и выразившая на лице самую бессмысленную, исполненную
страха мину! Иван Иванович с поднятою вверх рукою, как изображались римские трибуны! Это была необыкновенная минута! спектакль великолепный! И между тем только один был зрителем: это был
мальчик в неизмеримом сюртуке, который стоял довольно покойно и чистил пальцем свой нос.
Но
мальчик решительно не давался: объятый почему-то
страхом, он вертелся, как вьюн, корчился, тянулся к полу, наполняя всю квартиру криками.
Не боится
мальчик правду сказать. Все люди этой линии, начиная с Ионы, не носят
страха в себе. У одних много гнева, другие — всегда веселы; больше всего среди них скромно-спокойных людей, которые как бы стыдятся показать доброе своё.
В конце июня
мальчик у нас родился, и снова одурел я на время. Роды были трудные, Ольга кричит, а у меня со
страху сердце рвётся. Титов потемнел весь, дрожит, прислонился на дворе у крыльца, руки спрятал, голову опустил и бормочет...
Он хотел уверить себя, что никакой опасности нет, что отсутствие Кубика объяснится со временем какой-нибудь пустой случайностью, что верховые по дороге просто померещились
мальчику от
страха, и хотя ему удавалось на короткие минуты обмануть свой ум, но в глубине души он ясно и безошибочно видел, как на него надвигалась грозная, неотвратимая смерть.
Фроим густо покраснел и скрылся за дверью. Все, на что решался за свой
страх г-н Фаворский, всегда и вперед было обречено на неловкость. Теперь это выражение перед
мальчиком чувств было тоже немного слишком выразительно, и его супруга сочла нужным до известной степени мотивировать его поступок…
И то и другое удалось, и Орлова зажила спокойною, трудовою жизнью; выучилась под руководством знакомых фельдшериц грамоте, взяла себе на воспитание двух сирот из приюта — девочку и
мальчика — и работает, довольная собой, с грустью и со
страхом вспоминая своё прошлое.
Дети волновались и шумели, нетерпеливо ожидая елки. Опыт с ружьем, проделанный
мальчиком, внушавшим к себе уважение ростом и репутацией испорченного, нашел себе подражателей, и несколько кругленьких носиков уже покраснело. Девочки смеялись, прижимая обе руки к груди и перегибаясь, когда их рыцари, с презрением к
страху и боли, но морщась от ожидания, получали удары пробкой.
Юлиан Мастакович, весь покраснев от досады и злости, пугал рыжего
мальчика, который, уходя от него всё дальше и дальше, не знал — куда забежать от
страха.
Вдруг в народе кто-то ахнул от
страха.
Мальчик от этого крика опомнился, глянул вниз и зашатался.
Но
мальчик очень раззадорился. Он бросил мачту и ступил на перекладину. На палубе все смотрели и смеялись тому, что выделывали обезьяна и капитанский сын; но как увидали, что он пустил веревку и ступил на перекладину, покачивая руками, все замерли от
страха.
И пока на дворе был свет, они чувствовали себя бодро; но когда короткий зимний день померкнул, на них тотчас же напал
страх и они стали соображать, что печку пора бы закрыть и избу «укутать», но этого нельзя было сделать, потому что
мальчик еще далеко не сгорел, и казалось, что он будто даже и не горит, а словно он еще жив и в пылавшем хворосте «ёжится».
Больная девочка, дрожа от
страха, стала исполнять распоряжения своей гостьи: они с очень большим трудом запихали убитого
мальчика в печь, потому что растопыренные руки ребенка и хворостина, которую девочки никак не могли вырвать из окоченевшей руки, давали
мальчику самооборону; он растопырился в самом устье печи и не хотел лезть, так что с ним, с мертвым, пришлось бороться и драться.
Ее любимица Любочка с Вассой Сидоровой и с малюткой Чурковой прочли «Лесного царя», причем болезненная, слабенькая Оля Чуркова для своих восьми лет прекрасно изобразила волнение и
страх больного
мальчика, сына путника. Баронесса расцеловала, одобрив и это трио. Потом благодарила сияющую тетю Лелю за ее плодотворные занятия с малютками.
— Ты что? — закричал он на Филипка. Филипок ухватился за шапку и ничего не говорил. — Да ты кто? — Филипок молчал. — Или ты немой? — Филипок так напугался, что говорить не мог. — Ну так иди домой, коли говорить не хочешь. — А Филипок и рад бы что сказать, да в горле у него от
страха пересохло. Он посмотрел на учителя и заплакал. Тогда учителю жалко его стало. Он погладил его по голове и спросил у ребят, кто этот
мальчик.
Акушерка глядит на тупое лицо
мальчика, и ей кажется, что даже воздуху тяжело, что еще немного — и стены упадут, не вынося давящего присутствия необыкновенного человека. Не помня себя от
страха и уже чувствуя сильную ненависть к этому человеку, Марья Петровна берет свои узелки и торопливо уходит.