Неточные совпадения
Он встал, пошел дальше, взволнованно повторяя стихи, остановился пред темноватым квадратом, по которому в хаотическом беспорядке разбросаны были
странные фигуры фантастически смешанных
форм: человеческое соединялось с птичьим и звериным, треугольник с лицом, вписанным в него, шел на двух ногах.
И вслед за этой молнией перед его потухшими еще до рождения глазами вдруг зажглись
странные призраки. Были ли это лучи или звуки, он не отдавал себе отчета. Это были звуки, которые оживали, принимали
формы и двигались лучами. Они сияли, как купол небесного свода, они катились, как яркое солнце по небу, они волновались, как волнуется шепот и шелест зеленой степи, они качались, как ветви задумчивых буков.
Нельзя оставаться в жизни, которая принимает такие
странные, обижающие меня
формы.
Над дверью в следующую комнату висела одна картина, довольно
странная по своей
форме, около двух с половиной аршин в длину и никак не более шести вершков в высоту.
Но мне как будто казалось временами, что я вижу, в какой-то
странной и невозможной
форме, эту бесконечную силу, это глухое, темное и немое существо.
Эта мысль, грубая и
странная, принимала тем более яркую
форму, чем внимательнее разглядывала мать судей.
Я открыл тяжелую, скрипучую, непрозрачную дверь — и мы в мрачном, беспорядочном помещении (это называлось у них «квартира»). Тот самый,
странный, «королевский» музыкальный инструмент — и дикая, неорганизованная, сумасшедшая, как тогдашняя музыка, пестрота красок и
форм. Белая плоскость вверху; темно-синие стены; красные, зеленые, оранжевые переплеты древних книг; желтая бронза — канделябры, статуя Будды; исковерканные эпилепсией, не укладывающиеся ни в какие уравнения линии мебели.
В гостиных начали появляться
странные фраки, покоившиеся целое трехлетие, переложенные табачным листом, с бархатными воротниками, изменившимися в цвете и сохранившими какую-то отчаянную
форму; вместе с ними явились и
странные мундиры всех времен: и милиционные, и с двумя рядами пуговиц, и однобортные, и с одной эполетой, и совсем без эполет.
Около Лапухи жалось
странное существо: на вид это была девочка лет двенадцати, еще с несложившимися, детскими
формами, с угловатой спиной и тонкими босыми ногами, но желтое усталое лицо с карими глазами смотрело не по-детски откровенно, как смотрят только отведавшие от древа познания добра и зла.
Собственно говоря, в своей
странной детской работе старик являлся не ремесленником, а настоящим художником, создававшим постоянно новые
формы и переживавшим великие минуты вдохновения и разочарования — эти неизбежные полюсы всякого творчества.
В самом деле, дико было смотреть на одетого крайне небрежно, всегда с полувыбритою бородою и
странными движениями, не подчиняющегося никаким
формам общественного и служебного приличия — нового нашего цензора.
Он даже и физически ощущал новизну своего настроения в
форме странной тяжести, сжимавшей ему сердце, — точно кровь его сгустилась за это время и обращалась медленнее, чем всегда.
Может быть, даже и влияние, ему самому незаметное католицизма, хотя не нарушая
форм православия, дает этот
странный характер его религиозному направлению, которое, наконец, овладело им до такой степени, что художник исчезает.
Он видел, как все, начиная с детских, неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало перед ним в колоссальных
формах и образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом бесконечном,
странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной, бесконечной иронией; он слышал, как он умирает, разрушается в пыль и прах, без воскресения, на веки веков; он хотел бежать, но не было угла во всей вселенной, чтоб укрыть его.
С полуслова понимая приказания медицинского персонала, всегда добрый и разговорчивый, умевший развлекать больных, он всё более и более нравился докторам и студентам, и вот, под влиянием совокупности всех впечатлений новой
формы бытия, у него образовалось
странное, повышенное настроение, Он чувствовал себя человеком особых свойств.
Они не могли даже представить его себе в
формах и образах, но
странное и чудесное дело: утратив всякую веру в бывшее счастье, назвав его сказкой, они до того захотели быть невинными и счастливыми вновь, опять, что пали перед желаниями сердца своего, как дети, обоготворили это желание, настроили храмов и стали молиться своей же идее, своему же «желанию», в то же время вполне веруя в неисполнимость и неосуществимость его, но со слезами обожая его и поклоняясь ему.
Короткие рыжие волосы не скрывали
странной и необыкновенной
формы его черепа: точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв.
Послав телеграмму, он опять идет в комнату начальника станции. Тут на диванчике, обитом серым сукном, сидит какой-то благообразный господин с бакенами, в очках и в енотовой шапке; на нем какая-то
странная шубка, очень похожая на женскую, с меховой опушкой, с аксельбантами и с разрезами на рукавах. Перед ним стоит другой господин, сухой и жилистый, в
форме контролера.
Облака, принимая причудливые
формы гигантов-людей,
странных волшебных предметов и животных, медленно проплывали по небу.
Мне как будто казалось временами, что я вижу, в какой-то
странной и невозможной
форме, эту бесконечную силу, это глухое, темное и немое существо.
Если есть в душе жизнь, если есть в ней, в той или другой
форме, живое ощущение связи с общею жизнью, то
странная перемена происходит в смерти, и рассеивается окутывающий ее ужас.
И когда они начали стрелять, мы некоторое время не могли понять, что это значит, и еще улыбались — под целым градом шрапнелей и пуль, осыпавших нас и сразу выхвативших сотни человек. Кто-то крикнул об ошибке, и — я твердо помню это — мы все увидели, что это неприятель, и что
форма эта его, а не наша, и немедленно ответили огнем. Минут, вероятно, через пятнадцать по начале этого
странного боя мне оторвало обе ноги, и опомнился я уже в лазарете, после ампутации.
Я сам до сих пор не могу вполне уверенно сказать, как началось это
странное недоразумение, так как одинаково ясно видел сперва нашу, красную
форму, а потом их, оранжевую.
Третий великий русский поэт, Тютчев, имел скорее консервативное миросозерцание, чем революционное. Но он все время чувствовал, что на мир надвигается страшная революция. В
странном контрасте со своим консервативно-славянофильским миросозерцанием Тютчев остро чувствовал в мире хаотическую, иррациональную, темную, ночную стихию. Наброшенный на мир покров гармонии и порядка в аполлонических
формах представлялся ему непрочным и тонким.
— В таком случае я отказываюсь объяснить ваше более чем
странное поведение относительно меня. Вы сидите у меня, чуть не признаетесь мне в любви, обрываете это признанье на половине, что объясняете внезапным приступом головной боли, уезжаете, не кажете глаз около месяца и, наконец, просите снова свиданья запиской, очень
странной по
форме. Согласитесь, что я вправе удивляться.
В такую
странную, мучительную для него,
форму вылились их отношения.
Удар, нанесенный Салтыковой несчастной Марье Осиповне Олениной в
форме присылки рокового «гостинца», не остался без возмездия даже на земле. По
странному, а, может быть, перстом Божиим отмеченному совпадению, 1 октября 1762 года, именно в тот день, когда послушница Мария лежала без чувств, в бреду, а в Новодевичьем монастыре был страшный переполох по поводу присылки мертвой мужской руки, последовал высочайший указ о назначении открытого следствия над вдовой ротмистра гвардии Дарьи Николаевны Салтыковой.
И
странное дело, очаровательная женственность этого «злодея в юбке», как называл ее сам граф Свенторжецкий еще после визита, во время которого она с таким дьявольским спокойствием подписала смертный приговор Зинаиды Владимировны Похвисневой, смягчала ужас ее преступности, облекала самое задуманное ею злодеяние в почти привлекательную
форму.
При виде
странного города с невиданными
формами необыкновенной архитектуры, Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде
форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого, Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыхание этого большого и красивого тела.
Не говоря уже о том, что было что-то недостойное в самой той
форме, в которой была выражена эта мысль, о том, что рядом с глубочайшими, по своему значению, истинами проповеди, точно примечание к статье свода законов, стояло это
странное исключение из общего правила, самое исключение это противоречило основной мысли.
Но к хорошему скоро привыкаешь. Только неделя прошла, как я поселился у Нордена, а уже стала привычной вся роскошь моей жизни: и собственная комната, и чувство приятной и ровной сытости, и тепло, и сухие ноги. И по мере того как я все дальше отходил от Петербурга с его голодовками, пятачками и гривенниками, всей дешевкою студенческой борьбы за существование, новая жизнь вставала передо мною в очень
странных, совсем не веселых и нисколько не шуточных
формах.