Неточные совпадения
Всегда после таких пробуждений Нехлюдов составлял себе правила, которым намеревался следовать уже навсегда: писал
дневник и начинал новую жизнь, которую он надеялся никогда уже не изменять, — turning a new leaf, [превернуть
страницу,] как он говорил себе. Но всякий раз соблазны мира улавливали его, и он, сам того не замечая, опять падал, и часто ниже того, каким он был прежде.
Когда мы возвратились к Вере Павловне, она и ее муж объяснили мне, что это вовсе не удивительно. Между прочим, Кирсанов тогда написал мне для примера небольшой расчет на лоскутке бумаги, который уцелел между
страниц моего
дневника. Я перепишу тебе его; но прежде еще несколько слов.
— Изволь, мой милый. Мне снялось, что я скучаю оттого, что не поехала в оперу, что я думаю о ней, о Бозио; ко мне пришла какая-то женщина, которую я сначала приняла за Бозио и которая все пряталась от меня; она заставила меня читать мой
дневник; там было написано все только о том, как мы с тобою любим друг друга, а когда она дотрогивалась рукою до
страниц, на них показывались новые слова, говорившие, что я не люблю тебя.
«В 1842 я желала, чтоб все
страницы твоего
дневника были светлы и безмятежны; прошло три года с тех пор, и, оглянувшись назад, я не жалею, что желание мое не исполнилось, — и наслаждение, и страдание необходимо для полной жизни, а успокоение ты найдешь в моей любви к тебе, — в любви, которой исполнено все существо мое, вся жизнь моя.
Здесь в
дневнике отца Савелия почти целая
страница была залита чернилами и внизу этого чернильного пятна начертаны следующие строки: «Ни пятна сего не выведу, ни некоей нескладицы и тождесловия, которые в последних строках замечаю, не исправлю: пусть все так и остается, ибо все, чем сия минута для меня обильна, мило мне в настоящем своем виде и таковым должно сохраниться.
Нет, бывало нечто такое и здесь, и ожидающие нас
страницы туберозовского
дневника откроют нам многие мелочи, которые вовсе не казались мелочами для тех, кто их чувствовал, кто с ними боролся и переносил их.
С сознанием важности производимого ими дела они вели
дневник его болезни, и Лаврентию Петровичу думалось, что весь он перенесен теперь на
страницы записей.
И
дневник бы свой она отдала ему, — а в
дневнике на каждой
странице рассказывается о том, какая она никому не нужная и несчастная.
Эта приемная дочь — Люда, лучшая… нет, единственная подруга безвременно умершей родной дочери князя Георгия — Нины, та самая Люда Влассовская, которой Нина посвятила в своем
дневнике многие
страницы, исполненные горячей любви и бесконечной дружбы…
Я был весьма доволен своим трудом. Сшил тетрадку в осьмушку листа и на первой
странице красиво переписал начисто это стихотворение. А потом: «1881 г. 9 января. Вот я сегодня переписал набело первые мои стихи…» И начал
дневник, который вел довольно долго.
О нем хочется сказать еще два слова: «
дневник» этого довольно любопытного человека напечатан, но, по-моему, он не только не выяснил, но даже точно закутал эту личность. По-моему,
дневник этот, который я прочел весь в подлиннике, имеет характер сочиненности. Там даже есть пятна слез, оросившие
страницы, где говорится о подольских купеческих барышнях. Или есть такие заметки: «я пьян и не могу держать пера в руках», а между тем это написано совершенно трезвою и твердою рукою…
Как только возьмешь в руки газеты, сейчас натолкнешься на описание какого-нибудь съезда. Вчера на ночь читал описание съезда лесничих и думал: отчего это ростовщики не устроят съезда? С этою мыслью загасил свечу, уснул и видел довольно странный сон, который заношу на
страницы моего
дневника.
Толстая тетрадь [Речь идет о
дневнике, который вели двоюродные сестры Петровы (в романе они родные сестры Ратниковы) и который одна из сестер принесла Вересаеву.] в черной клеенчатой обложке с красным обрезом. На самой первой
странице, той, которая плохо отстает от обложки и которую обыкновенно оставляют пустою, написано...
Автор помещает несколько
страниц из ее
дневника.
Как бы гладко и ловко ни оправдывал он себя, она потеряла любимого человека. ЕеГаярин больше не существовал. Она гадливо бросила сложенный в несколько раз лист газеты на стол, присела к нему, взяла тетрадь
дневника и раскрыла его на последней исписанной
странице, где толстая черта виднелась посредине. И с минуту сидела, опустив голову в обе ладони.
Два месяца не касался я
дневника, совсем позабыл о его существовании. Но сегодня достал и вот уже полчаса сижу над ним, но не пишу, а все рассматриваю последнюю
страницу, где написано одно слово: умерла. Да, умерла, одно только слово, а кругом него обыкновенная белая бумага, и на ней ничего нет, гладко. Боже мой, до чего ничтожен человек!
Друг ты мой,
дневник! На твоих
страницах стоит имя Лидочки, которое есть частица ее существа, и ты мой единственный друг и товарищ.