Неточные совпадения
А козаки все еще
говорили промеж собой, и всю ночь стояла у огней, приглядываясь пристально во все концы, трезвая, не смыкавшая очей
стража.
Все сие было отринуто, продажа дому уничтожена, меня осудили за ложной мой поступок лишить чинов, — и требуют теперь, —
говорил повествователь, — хозяина здешнего в суд, дабы посадить под
стражу до окончания дела.
Кто знает? быть может, благодаря этим неслышным вторжениям, уже колеблется и тот всем нам дорогой храм собственности, о котором я сейчас
говорил и на
страже которого мы стоим…
Он мысленно пробежал свое детство и юношество до поездки в Петербург; вспомнил, как, будучи ребенком, он повторял за матерью молитвы, как она твердила ему об ангеле-хранителе, который стоит на
страже души человеческой и вечно враждует с нечистым; как она, указывая ему на звезды,
говорила, что это очи божиих ангелов, которые смотрят на мир и считают добрые и злые дела людей; как небожители плачут, когда в итоге окажется больше злых, нежели добрых дел, и как радуются, когда добрые дела превышают злые.
— Это-с как вам угодно, а я только к тому
говорю, что при жене жить не стану, чтобы ее беречь; пусть тот же родитель мой будет ее
стражем!
И те города и улицы и свою особную
стражу называю,
говорит, опричниной, а все достальное — то земщина.
Беру-де себе,
говорит, опасную
стражу и беру на свой особный обиход разные города и пригородки и на самой Москве разные улицы.
Ныне он еще пока глуп и юродив, в Варнавкиной кожуре ходит, но старый поп, опытом наученный,
говорит тебе: на
страже стой и зорко следи, во что он перерядится.
— Да, он человек нервный, ранен в голову… И завтра вам придется
говорить с ним, а сегодня я принужден вас продержать до утра — извините уж, это распоряжение полковника — под
стражей…
Теперь один старик седой,
Развалин
страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись
говоритО славе прошлой — и о том,
Как удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
Глубокая ночь наступила. Никто не мыслил успокоиться в великом граде. Чиновники поставили
стражу и заключились в доме Ярослава для совета с Марфою. Граждане толпились на стогнах и боялись войти в домы свои — боялись вопля жен и матерей отчаянных. Утомленные воины не хотели отдохновения, стояли пред Вадимовым местом, облокотись на щиты свои, и
говорили: «Побежденные не отдыхают!» — Ксения молилась над телом Мирослава.
— Постой, — перебил он меня наконец. — Думаешь, я не сужден? Сужден, как же! Безо всякого преступления судебною палатою сужден. Не признаю я ихнего… Ну, все же — судили. Вот набольший-то судья и
говорит мне: «Не найдено твоей вины ни в чем. Расступитесь,
стража!.. От суда-следствия оправлен». Ну, думаю, вот меня на волю выпихнут, вот выпихнут… А они тихим-то судом эвона выпихнули куда!
Ученики Иисуса сидели в грустном молчании и прислушивались к тому, что делается снаружи дома. Еще была опасность, что месть врагов Иисуса не ограничится им одним, и все ждали вторжения
стражи и, быть может, новых казней. Возле Иоанна, которому, как любимому ученику Иисуса, была особенно тяжела смерть его, сидели Мария Магдалина и Матфей и вполголоса утешали его. Мария, у которой лицо распухло от слез, тихо гладила рукою его пышные волнистые волосы, Матфей же наставительно
говорил словами Соломона...
Когда
стража стала
говорить ему «ты» и когда раза два ему пришлось пройти пешком из моей деревни до города и обратно под
стражей, на виду знакомого ему народа, он впал в отчаяние и стал нервничать.
Измученный жестокостями жизни, библейский Иов «ко вседержителю хотел бы
говорить и желал бы состязаться с богом». Новый Иов, Достоевский, выступает на это состязание. И не было со времен Иова таких разрушительных, колеблющих небо вопросов, с какими идет на «
страже человеков» Достоевский. Все его произведения — такие буйные вопросы, и увенчание их — знаменитый «бунт» Ивана Карамазова.
— Ну, я бы выразился осторожнее: назвал бы хамом его, если бы стоил, а не
говорил бы вообще о хамском царстве… Можно увести, — обратился он к
страже.
И теперь, когда ей было уже более тридцати лет, такая же красивая, видная, как прежде, в широком пеньюаре, с полными, белыми руками, она думала только о муже и о своих двух девочках, и у нее было такое выражение, что хотя вот она
говорит и улыбается, но всё же она себе на уме, всё же она на
страже своей любви и своих прав на эту любовь и всякую минуту готова броситься на врага, который захотел бы отнять у нее мужа и детей.
— Подсудимый,
говорить со
стражей не дозволяется… — поспешил сказать председатель.
— Отворите! это я! —
говорил хриплым голосом толстый человек с важною физиономиею и еще более важным, чопорным париком, постукивая в ворота натуральною тростью с золотым набалдашником и перемешивая свои требования к
стражам замка утешениями народу: — Что делать, дети мои! Это жребий войны! Надо поручить себя милосердию Бога. Не поместиться же всем в крепостце; я советовал бы вам воротиться. Видите, и я, ваш бургемейстер, с трудом туда пробиваюсь.
И что ж? сколько мамка ни берегла ее от худого глаза, умывая водой, на которую пускала четверговую соль и уголья; как ни охраняли рои сенных девушек; что ни
говорили ей в остережение отец, домашние и собственный разум, покоренный общим предрассудкам, — но поганый немчин, латынщик, чернокнижник, лишь с крыльца своего, и Анастасия находила средства отдалить от себя мамку, девичью
стражу, предрассудки, страх, стыдливость — и тут как тут у волокового окна своей светлицы.
— Бурятская легенда, — сказал он, —
говорит, что один бурятский святой постоянно молился около этого места, простаивая на коленях по целым суткам, Великий Дух, довольный такой усердной молитвой, обратил его в скалу и поставил на
страже любимого им моря.
— Когда я
говорил, что буду всегда стоять на
страже твоих интересов — это была не фраза. Вот доказательство.
— Подожди еще гореть ты, Ринген! подожди, пока месть Елисаветы Трейман не погуляла в тебе! —
говорила Ильза, приближаясь вторично в один и тот же день к Гельмету. Поутру она была пешая: теперь катила на своей походной тележке, далеко упреждавшей о себе стуком по битой дороге.
Стражи окликнули маркитантшу; но, узнав любимицу свою, тотчас ее пропустили и доложили ей именем Мурзенки, что он, взяв проводника, поскакал опустошать окрестные замки и что к утру ждет ее в Рингене.
Остановленные
стражею, они передали ей свое желание видеть великого князя и
говорить с ним.
„Цс! —
говорит вполголоса Паткуль, дрожа всеми членами. — Кажется,
стража у дверей сменяется!..”
Ныне он глуп и юродив, в варнавкиной кожуре, но старый поп, опытом наученный,
говорит тебе: на
страже стой.
И стал я об этом думать и до того себя изнурил, что у меня вид в лице моем переменился, як у пограничной
стражи, и стали у меня, як у тых, очи як свещи потухлы, а зубы обнаженны… Тпфу, какое препоганьство! А до того еще Христя що ночь не спит, як собака, и все возится… А стану спрашивать —
говорит, що ей все представляется, будто везде коты мяукают да скребощут.