Неточные совпадения
Ставши спиной к
товарам и лицом к покупателю, купец, с обнаженной головою и шляпой на отлете, еще раз приветствовал Чичикова. Потом надел шляпу и, приятно нагнувшись, обеими же руками упершись в стол, сказал так...
— Жалостно и обидно смотреть. Я видела по его лицу, что он груб и сердит. Я с радостью убежала бы, но, честное слово, сил не было от стыда. И он
стал говорить: «Мне, милая, это больше невыгодно. Теперь в моде заграничный
товар, все лавки полны им, а эти изделия не берут». Так он сказал. Он говорил еще много чего, но я все перепутала и забыла. Должно быть, он сжалился надо мною, так как посоветовал сходить в «Детский базар» и «Аладдинову лампу».
Он
стал изредка брать ее с собой в город, а затем посылать даже одну, если была надобность перехватить денег в магазине или снести
товар.
У Вусуна обыкновенно останавливаются суда с опиумом и отсюда отправляют свой
товар на лодках в Шанхай, Нанкин и другие города.
Становилось все темнее; мы шли осторожно. Погода была пасмурная. «Зарево!» — сказал кто-то. В самом деле налево, над горизонтом, рдело багровое пятно и делалось все больше и ярче. Вскоре можно было различить пламя и вспышки — от выстрелов. В Шанхае — сражение и пожар, нет сомнения! Это помогло нам определить свое место.
Ко мне в каюту толпой
стали ломиться индийцы, малайцы, китайцы, с аттестатами от судов разных наций, все портные, прачки, комиссионеры. На палубе настоящий базар: разноплеменные гости разложили
товары, и каждый горланил на своем языке, предлагая материи, раковины, обезьян, птиц, кораллы.
Китайцы тоже несколько реже
стали ездить в Сингапур, имея возможность сбывать свои
товары там, у самых ворот Китая.
Третий, пятый, десятый и так далее дни текли однообразно. Мы читали, гуляли, рассеянно слушали пальбу инсургентов и империалистов, обедали три раза в день, переделали все свои дела, отправили почту, и, между прочим, адмирал отправил курьером в Петербург лейтенанта Кроуна с донесениями, образчиками
товаров и прочими результатами нашего путешествия до сих мест.
Стало скучно. «Куда бы нибудь в другое место пора! — твердили мы. — Всех здесь знаем, и все знают нас. Со всеми кланяемся и разговариваем».
— Тягушек — пусть. Да четыре-то дюжины к чему тебе? Одной довольно, — почти осердился уже Петр Ильич. Он
стал торговаться, он потребовал счет, он не хотел успокоиться. Спас, однако, всего одну сотню рублей. Остановились на том, чтобы всего
товару доставлено было не более как на триста рублей.
За учреждением этого банка последовало основание комиссионерства для закупок: девушки нашли выгодным покупать чай, кофе, сахар, обувь, многие другие вещи через посредство мастерской, которая брала
товары не по мелочи,
стало быть, дешевле.
У него был огромный подряд, на холст ли, на провиант ли, на сапожный ли
товар, не знаю хорошенько, а он, становившийся с каждым годом упрямее и заносчивее и от лет, и от постоянной удачи, и от возрастающего уважения к нему, поссорился с одним нужным человеком, погорячился, обругал, и штука
стала выходить скверная.
Первое время еще возили по Питерскому тракту ссылаемых в Сибирь, а потом все
стали ездить по железной дороге, и
товары пошли в вагонах. Закрылось здание кордегардии. Не кричали больше «подвысь!».
Можно ли ожидать, что купец Большов
станет требовать, например, от своего приказчика Подхалюзина, чтобы тот разорял его, поступая по совести и отговаривая покупателей от покупки гнилого
товара и от платы за него лишних денег?
Следовательно, если эта лавка существует, и вещь эта действительно выставлена в числе
товаров, то,
стало быть, собственно для этой вещи и останавливался.
Так открыл торговлю солдат, выезжая по воскресеньям с своим зеленым сундуком. А потом он сколотил из досок балаган и разложил
товар по прилавку. Дальше явилась лавчонка вроде хлевушка. Торговля шла у солдата хорошо, потому что он
стал давать поденщицам в долг под двухнедельную выписку, а получать деньги ходил прямо в контору. Через два месяца зеленый сундук явился уж с крупой, солью и разным приварком.
Напоследях и в нем порча заводиться начала, потому что
стали там проходить возы с
товарами на Вочевскую пристань: [Устьвочевская пристань (Вологодской губернии) находится в верховьях Северной Кельтмы, впадающей в Вычегду.
По Ильинке, Варварке и вообще в Китай-городе проезду от ломовых извозчиков не было — всё благовонные
товары везли:
стало быть, потребность явилась.
Подхалюзин. Нельзя ж без хлопот-с. Вот векселя надо за что-нибудь сбыть-с,
товар перевести куда подаль — ше.
Станем хлопотать-с!
Ушел В.А. Гольцев, ушли с ним его друзья, главные сотрудники, но либеральный дух, поддерживаемый Н.П. Ланиным, как ходовой
товар, остался, только яркость и серьезность пропали, и газета
стала по отношению к прежней, «гольцевской», как «ланинское» шампанское к настоящему редереру.
Мы завязали рты грязными тряпками и
стали пересыпать в столы с рам высохший «
товар» на место изрезанного, который рассыпали на рамы для сушки. Для каждого кубика десять рам. Белая свинцовая пыль наполнила комнату. Затем «
товар» был смочен на столах «в плепорцию водицей», сложен в кубики и плотно убит.
— Нет, Иван Иваныч, — вздыхал о. Христофор. — Благодарим вас за внимание… Конечно, ежели б моя воля, я б и разговаривать не
стал, а то ведь, сами знаете,
товар не мой…
Стал угрюмее, сосредоточенней, но так же, как раньше, с утра до вечера ходил по городу с
товаром, сидел в трактирах, присматривался к людям, чутко слушал их речи.
— Учеником сперва плавал, еще с отцом с покойником. С десяти лет, почитай, на караванах хожу. А потом уж сам
стал сплавщиком. Сперва-то нам, выученикам, дают барку двоим и
товар, который не боится воды: чугун, сало, хромистый железняк, а потом железо, медь, хлеб.
Товары становятся дороже, капиталы переходят из рук в руки; одним словом, я не сомневаюсь, что вечный мир в Европе был бы столь же пагубен для коммерции, как и всегдашняя тишина на море, несмотря на то, что сильный ветер производит бури и топит корабли.
— Вы бы их дела
стали поддерживать вашей газетой, печатая
статьи, где бы расхваливали их
товары, оглашали в тысячах экземплярах их фальшивые банковые балансы, поддерживали высокий тариф, доказывали бы, что они — ядро России, соль земли русской!
На нас никто не обращал внимания. Тогда я сунул ему пол-арбуза и кусок пшеничного хлеба. Он схватил всё это и исчез, присев за груду
товара. Иногда оттуда высовывалась его голова в шляпе, сдвинутой на затылок, открывавшей смуглый, потный лоб. Его лицо блестело от широкой улыбки, и он почему-то подмигивал мне, ни на секунду не переставая жевать. Я сделал ему знак подождать меня, ушёл купить мяса, купил, принёс, отдал ему и
стал около ящиков так, что совершенно скрыл франта от посторонних взглядов.
На фабрике было много больных; Артамонов слышал, сквозь жужжание веретён и шорох челноков, сухой, надсадный кашель, видел у станков унылые, сердитые лица, наблюдал вялые движения; количество выработки понизилось, качество
товара стало заметно хуже; сильно возросли прогульные дни, мужики
стали больше пить, у баб хворали дети.
Однажды явившаяся к нам Вера Алексеевна, разливаясь в похвалах своему церковному празднику,
стала подзывать на него и мать, говоря: «Вы бы, матушка, пожаловали к нам в будущую пятницу на Казанскую. Она, матушка, у нас милостивая, и народу на ярмарке и крестьян, и однодворцев видимо-невидимо; и
товару по палаткам всякого довольно».
Когда портнихи кончили, то Цыбукин заплатил им не деньгами, а
товаром из своей лавки, и они ушли от него грустные, держа в руках узелки со стеариновыми свечами и сардинами, которые были им совсем не нужны, и, выйдя из села в поле, сели на бугорок и
стали плакать.
Овэн решился избавить от них Нью-Лэнэрк и, чтобы вернее достичь своей цели, не только
стал продавать
товары лучше и дешевле, но также открыл и кредит рабочим.
Иван Иваныч, что ли: «
Товар ваш, Иван Иваныч, показался, ум-разум расступился, пожалуйте шубу на стол,
станем богу молиться и по рукам биться» — да!
Я теперь сиротинушка, хозяин свой, и душа-то моя своя, не чужая, не продавал ее никому, как иная, что память свою загасила, а сердце не покупать
стать, даром отдам, да, видно, дело оно наживное!» Я засмеялась; и не раз и не два говорил — целый месяц в усадьбе живет, бросил
товары, своих отпустил, один-одинешенек.
Ну, и меня принимали, потому что все мы в то время, от мала до велика, одним
товаром — крепостным правом — торговали и,
стало быть, все друг дружке поручителями были.
Он двадцать лет тому назад отбыл военную службу и вернулся со службы с деньгами. Сначала он завел лавку, потом оставил лавку и
стал торговать скотиной. Ездил в Черкасы за «
товаром» (скотиной) и пригонял в Москву.
— Дурак, значит, хоть его сегодня в Новотроицком за чаем и хвалили, — молвил Макар Тихоныч. — Как же в кредит денег аль
товару не брать? В долги давать, пожалуй, не годится, а коль тебе деньги дают да ты их не берешь, значит, ты безмозглая голова. Бери, да коль
статья подойдет, сколь можно и утяни, тогда настоящее будет дело, потому купец тот же стрелец, чужой оплошки должен ждать. На этом вся коммерция зиждется… Много ль за дочерью Залетов дает?
Родитель мой на заводе в засыпках [Засыпкой на горных заводах зовется рабочий, что в доменную печь «
товар» (уголь, флюс, руду и толченый доменный сок) засыпает.] жил, так мне гордиться чем
стать?» Дивовались Сергею Андреичу, за углом подсмеивались, в глаза никогда…
— Плату положил бы я хорошую, ничем бы ты от меня обижен не остался, — продолжал Патап Максимыч. — Дома ли у отца
стал токарничать, в людях ли, столько тебе не получить, сколько я положу. Я бы тебе все заведенье сдал: и токарни, и красильни, и запасы все, и
товар, — а как на Низ случится самому сплыть аль куда в другое место, я б и дом на тебя с Пантелеем покидал. Как при покойнике Савельиче было, так бы и при тебе. Ты с отцом-то толком поговори.
Но Татьяна Андревна и тут, не давая прямого ответа, обычные речи говаривала: «Наш
товар не продажный, еще не поспел; не порогом мы вам поперек
стали, по другим семьям есть
товары получше нашего».
— Тяжеленьки условия, Никита Федорыч, оченно даже тяжеленьки, — покачивая головой, говорил Марко Данилыч. — Этак, чего доброго, пожалуй, и покупателей вам не найти… Верьте моему слову — люди мы бывалые, рыбное дело давно нам за обычай. Еще вы с Дмитрием-то Петровичем на свет не родились, а я уж давно всю Гребновскую вдоль и поперек знал… Исстари на ней по всем
статьям повелось, что без кредита сделать дела нельзя. Смотрите, не пришлось бы вам товар-от у себя на руках оставить.
— А вот, к примеру сказать, уговорились бы мы с вами тысяч по двадцати даром получить, —
стал говорить Веденеев. — У меня наличных полтины нет, а
товару всего на какую-нибудь тысячу, у вас то же. Вот и пишем мы друг на дружку векселя, каждый тысяч по двадцати, а не то и больше. И ежели в банках по знакомству с директорами имеем мы доверие, так вы под мой вексель деньги получаете, а я под ваш. Вот у нас с вами гроша не было, а вдруг
стало по двадцати тысяч.
Бабы тотчас
стали смекать, сколько тут какого
товару должно быть положено и чего он стоит — считали, считали, счет потеряли, так и бросили.
Раннюю продажу лодок и прядильного
товара тем объясняли, что неумелой девушке не под
стать такими делами заниматься, но в продажу дома никто и верить не хотел.
Стали высказывать матерям свое участье и другие гости: здоровенный, ростом в косую сажень, непомерной силищи, Яков Панкратьич Столетов, туляк, приехавший с самоварами, подсвечниками, паникадилами и другим скобяным
товаром; приземистый, худенький, седой старичок из Коломны Петр Андреяныч Сушилин — восемь барж с хлебом у него на Софроновской было, и толстый казанский купчина с длинной, широкой, во всю богатырскую грудь, седой бородой, оптовый торговец сафьяном Дмитрий Иваныч Насекин.
— Валеным
товаром торговать я не
стану, а надо же чем-нибудь заняться, — ответил Петр Степаныч.
Получив за его бочонки два воза персидских
товаров, не сдал их хозяину, а когда тот
стал требовать, сказал ему: «Хочешь
товар получить, так подавай на меня губернатору жалобу, без того последней тряпки не дам».
— Побыть бы тебе в моей шкуре, так не
стал бы подшучивать, — сказал на то Меркулов. — Пишут: нет никаких цен, весь
товар хоть в воду кидай… Посоветоваться не с кем… Тут не то что гривну, полтину с рубля спустишь, только хоть бы малость какую выручить… Однако ж мне пора… Где сегодня свидимся?
Недавно рассказывает мне горничная: доктора с полицией вломились к одному сапожнику, у которого болела голова; самого его уволокли в больницу, а инструменты его,
товар, — все пожгли; теперь сапожника выпустили, но он совершенно разорен и
стал нищим…
И
товар этот, в лице двух девушек, одной толстой, грубого лица и
стана, другой — почти ребенка, показывался изредка на носовой палубе. Они были одеты в шапки и длинные шелковые рубахи с оборками и множеством дешевых бус на шее.
Но… газеты? Обличительный набат?.. Положим, у нас клевета и диффамация самый ходкий
товар, и на всякое чиханье не наздравствуешься… Однако не
стали бы из-за одних газетных уток слать три депеши сряду.
Да вот как: они вступили в сделку с Авдюшкиным и выкинули такую штуку: так как в заводской конторе денег не было, то они, опекуны, просили Авдюшкина рассчитываться за взятый им
товар не помесячно, как было до сих пор, а понедельно, и притом чистыми деньгами, т. е. без зачета задатка, контора же обязалась эту задаточную сумму, с причитающимися на нее процентами, обратить в долговую
статью.
Сигаеву, после его решения, револьвер был уже не нужен, а приказчик между тем, вдохновляясь всё более и более, не переставал раскладывать перед ним свой
товар. Оскорбленному мужу
стало совестно, что из-за него приказчик даром трудился, даром восхищался, улыбался, терял время…