Неточные совпадения
— Оттого, что сам
старый пан в городе. Он уже полтора года как сидит
воеводой в Дубне.
На вторичный вопрос царя выступил из рядов один
старый боярин, бывший когда-то
воеводою в Калуге.
Бояре и
воеводы,
старее его чинами и родом, несмотря на закоренелый предрассудок местничества, добровольно подчинились его власти: со всех сторон спешили под знамена его люди ратные; смоляне, дорогобужане и вязьмичи, жившие в Арзамасе, явились первые; вслед за ними рязанцы, коломенцы и жители отдаленной Украины умножили собою число свободных людей: так называли себя воины, составлявшие отечественное ополчение нижегородское, которое вскоре, под предводительством Пожарского, двинулось к Ярославлю.
«А девка гладкая, — думал
воевода и отплевывался от нечестивой мысли, заползавшей в
старую голову. — Как ее звать-то? А ловко она солдат орясиной шарашила… Одним словом, удалая девка».
Эти слова заставили Охоню задрожать — не боялась она ни солдат, ни
воеводы, а тут испугалась. Белоус так страшно посмотрел на нее, а сам смеется. Его сейчас же увели куда-то в другое подземелье, где приковал его к стене сам Кильмяк, пользовавшийся у
воеводы безграничным доверием. На железном пруте остались башкир Аблай да слепец Брехун, которых и увели на
старое место. Когда их подводили к двери, Брехун повернул свое неподвижное лицо и сказал
воеводе...
А слепец Брехун ходил со своим «глазом» по Служней слободе как ни в чем не бывало. Утром он сидел у монастыря и пел Лазаря, а вечером переходил к обители, куда благочестивые люди шли к вечерне. Дня через три после бегства
воеводы, ночью, Брехун имел тайное свидание на
старой монастырской мельнице с беломестным казаком Белоусом, который вызвал его туда через одного нищего.
Очень уж не поглянулось Охоне обительское послушание: убежала она к
старому да корявому
воеводе.
— Мудреное ваше дело, воеводша. Гордыня обуяла
воеводу, а своя-то слабость очень уж сладка кажется… Ему пора бы
старые грехи замаливать, а он вон што придумал. Писал я ему, да только ответа не получал… Не сладкие игуменские письма.
— Перестань,
старая дура! — огрызался
воевода. — Истинно сказано, што долог волос у бабы, а ум короче воробьиного носу…
— Эй, Кузьма, кособокая кикимора! — гремит солдат, напрягая грудь. — Иди сюда, вот я раздену, оголю пакостную душу твою, покажу её людям! Приходит вам, дьяволы, последний час, кайтесь народу! Рассказывай, как ты прижимал людей, чтобы в Думу вора и приятеля твоего Мишку Маслова провести! Чёрной сотни
воевода, эй, кажи сюда гнусную рожу, доноситель,
старый сыщик, рассказывай нам, миру, почём Христа продаёшь?
Шли через кабинет князя, с эспантонами, палашами, кривыми саблями, с броней царских
воевод, со шлемами кавалергардов, с портретами последних императоров, с пищалями, мушкетами, шпагами, дагерротипами и пожелтевшими фотографиями — группами кавалергардского, где служили старшие Тугай-Беги, и конного, где служили младшие, со снимками скаковых лошадей тугай-беговских конюшен, со шкафами, полными тяжелых
старых книг.
Кто на месте великого князя тверского, бездетного, безнадежного, окруженного изменою, в его
старых летах, не согласился бы на предложение московского
воеводы?
—
Воевода на упокое, как
старый сокол, хоть и летать на охоту невмочь, а все рвется туда крылами соколиными. Будет, боярин, по твоему сказанному, как по-писаному. Хлеб-соль твою не уроним в грязь, — отвечал старик, помещаясь с бережью на лавку. — Не замарать бы полавочника, батюшка? кажись, сукнецо-то заморское.
Да еще в доме был кривой кучер Кузьма, горький пьяница, который на
старой сивой лошади возил и воду, и
воеводу.
Таким образом воочию всех в
Старом Городе совершилося то, чего столетие назад сильные
воеводы не могли добиться ни пытками, ни пищалями, ни кнутами.
Величая и золотя своих
воевод и правителей,
Старый Город откупался от их участия в правлении и гораздо менее управлялся этими
воеводами, чем старшинами да наставниками, полугласно избиравшимися из излюбленных людей города.