Неточные совпадения
Старшая девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая, как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького
брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка рукой.
Николай Петрович родился на юге России, подобно
старшему своему
брату Павлу, о котором речь впереди, и воспитывался до четырнадцатилетнего возраста дома, окруженный дешевыми гувернерами, развязными, но подобострастными адъютантами и прочими полковыми и штабными личностями.
Но
старшие и опытнейшие из
братии стояли на своем, рассуждая, что «кто искренно вошел в эти стены, чтобы спастись, для тех все эти послушания и подвиги окажутся несомненно спасительными и принесут им великую пользу; кто же, напротив, тяготится и ропщет, тот все равно как бы и не инок и напрасно только пришел в монастырь, такому место в миру.
Было ему тогда всего двадцать лет (
брату его Ивану шел тогда двадцать четвертый год, а
старшему их
брату, Дмитрию, — двадцать восьмой).
— Можно, — ответил Ермолай с обычной своей невозмутимостью. — Вы про здешнюю деревню сказали верно; а только в этом самом месте проживал один крестьянин. Умнеющий! богатый! Девять лошадей имел. Сам-то он помер, и
старший сын теперь всем орудует. Человек — из глупых глупый, ну, однако, отцовское добро протрясти не успел. Мы у него лошадьми раздобудемся. Прикажите, я его приведу.
Братья у него, слышно, ребята шустрые… а все-таки он им голова.
Два
брата делали все наперекор
старшему, он — им.
У моего отца был еще
брат,
старший обоих, с которым он и Сенатор находились в открытом разрыве; несмотря на то, они именьем управляли вместе, то есть разоряли его сообща.
Тем не менее, так как у меня было много
старших сестер и
братьев, которые уже учились в то время, когда я ничего не делал, а только прислушивался и приглядывался, то память моя все-таки сохранила некоторые достаточно яркие впечатления.
Я, лично, рос отдельно от большинства
братьев и сестер (старше меня было три
брата и четыре сестры, причем между мною и моей предшественницей-сестрой было три года разницы) и потому менее других участвовал в общей оргии битья, но, впрочем, когда и для меня подоспела пора ученья, то, на мое несчастье, приехала вышедшая из института
старшая сестра, которая дралась с таким ожесточением, как будто мстила за прежде вытерпенные побои.
У
братьев жизнь была рассчитана по дням, часам и минутам. Они были почти однолетки, один брюнет с темной окладистой бородкой, другой посветлее и с проседью.
Старший давал деньги в рост за огромные проценты. В суде было дело Никифорова и Федора Стрельцова, обвиняемого первым в лихоимстве: брал по сорок процентов!
Старший Федор все так же ростовщичал и резал купоны, выезжая днем в город, по делам. Обедали оба
брата дома, ели исключительно русские кушанья, без всяких деликатесов, но ни тот, ни другой не пил. К восьми вечера они шли в трактир Саврасенкова на Тверской бульвар, где собиралась самая разнообразная публика и кормили дешево.
Братья Ляпины — старики, почти одногодки.
Старший — Михаил Иллиодорович — толстый, обрюзгший, малоподвижный, с желтоватым лицом, на котором, выражаясь словами Аркашки Счастливцева, вместо волос «какие-то перья растут».
Я опять в первый раз услыхал, что я — «воспитанный молодой человек», притом «из губернии», и это для меня была приятная новость. В это время послышалось звяканье бубенчиков. По мосту и затем мимо нас проехала небольшая тележка, запряженная круглой лошадкой; в тележке сидели обе сестры Линдгорст, а на козлах, рядом с долговязым кучером, — их маленький
брат. Младшая обернулась в нашу сторону и приветливо раскланялась.
Старшая опять надменно кивнула головой…
Вскоре в пансионе стало известно, что все три
брата участвовали в стычке и взяты в плен.
Старший ранен казацкой пикой в шею…
Было у нас несколько чистых великороссов, в том числе два
брата Сухановы, из которых
старший шел всегда первым…
Я был в последнем классе, когда на квартире, которую содержала моя мать, жили два
брата Конахевичи — Людвиг и Игнатий. Они были православные, несмотря на неправославное имя
старшего. Не обращая внимания на насмешки священника Крюковского, Конахевич не отказывался от своего имени и на вопросы в классе упрямо отвечал: «Людвиг. Меня так окрестили».
Однажды они начали игру в прятки, очередь искать выпала среднему, он встал в угол за амбаром и стоял честно, закрыв глаза руками, не подглядывая, а
братья его побежали прятаться.
Старший быстро и ловко залез в широкие пошевни, под навесом амбара, а маленький, растерявшись, смешно бегал вокруг колодца, не видя, куда девать себя.
Он так часто и грустно говорил: было, была, бывало, точно прожил на земле сто лет, а не одиннадцать. У него были, помню, узкие ладони, тонкие пальцы, и весь он — тонкий, хрупкий, а глаза — очень ясные, но кроткие, как огоньки лампадок церковных. И
братья его были тоже милые, тоже вызывали широкое доверчивое чувство к ним, — всегда хотелось сделать для них приятное, но
старший больше нравился мне.
С неделю
братья не выходили во двор, а потом явились более шумные, чем прежде; когда
старший увидал меня на дереве, он крикнул ласково...
Нравилось мне, как хорошо, весело и дружно они играют в незнакомые игры, нравились их костюмы, хорошая заботливость друг о друге, особенно заметная в отношении
старших к маленькому
брату, смешному и бойкому коротышке.
Мясо клинтуха точно такого же качества, как и витютина, даже нежнее, следственно лучше. К ружью они гораздо послабее
старших своих
братьев, вяхирей. Охотники мало уважают эту дичь, когда попадается она в одиночку; но когда из большой стаи вышибить несколько пар, особенно с прилета, — охотники не пренебрегают клинтухами. Я уже говорил, как дорого раннее появление их весною.
Но
старший, родной
брат этого Папушина, недавно также умерший, был известный богатый купец.
Когда ей приходилось особенно тошно, она вечером завертывала на покос к Чеботаревым, — и люди они небогатые, свой
брат, и потом товарка здесь была у Наташки,
старшая дочь Филиппа, солдатка Аннушка, работавшая на фабрике вместе с Наташкой.
Денис Иванович был
старший из трех
братьев.
Инженер встретил меня с распростертыми объятиями.
Старший Захаревский был уже у
брата и рассказал ему о моем приезде.
Домой поехали мы вместе с
старшим Захаревским. Ему, по-видимому, хотелось несколько поднять в моих глазах
брата.
Я забыл сказать, что оба
брата Захаревские имеют довольно странные имена:
старший называется Иларион Ардальоныч, а младший — Виссарион Ардальоныч. Разговор, разумеется, начался о моей ссылке и о причине, подавшей к этому повод. Иларион Захаревский несколько раз прерывал меня, поясняя
брату с негодованием некоторые обстоятельства. Но тот выслушал все это весьма равнодушно.
К ней тотчас же подошли слесаря
братья Гусевы, и
старший, Василий, хмуря брови, громко спросил...
— Родителей лишилась? — повторила она. — Это — ничего! Отец у меня такой грубый,
брат тоже. И — пьяница.
Старшая сестра — несчастная… Вышла замуж за человека много старше ее. Очень богатый, скучный, жадный. Маму — жалко! Она у меня простая, как вы. Маленькая такая, точно мышка, так же быстро бегает и всех боится. Иногда — так хочется видеть ее…
— Не родня я ему, — сказала она, — но знаю его давно и уважаю, как родного
брата…
старшего!
Рабочие казались все чисто умытыми. Мелькала высокая фигура
старшего Гусева; уточкой ходил его
брат и хохотал.
Рассказал, что он из деревни Васильевского, в 12 верстах от города, что он отделенный от отца и
братьев и живет теперь с женой и двумя ребятами, из которых
старший только ходил в училище, а еще не помогал ничего.
— Стало быть, и с причиной бить нельзя? Ну, ладно, это я у себя в трубе помелом запишу. А то, призывает меня намеднись:"Ты, говорит, у купца Бархатникова жилетку украл?" — Нет, говорю, я отроду не воровал."Ах! так ты еще запираться!"И начал он меня чесать. Причесывал-причесывал, инда слезы у меня градом полились. Только, на мое счастье, в это самое время
старший городовой человека привел:"Вот он — вор, говорит, и жилетку в кабаке сбыть хотел…"Так вот каким нашего
брата судом судят!
Кое-как успокоив себя, он вошел в комнату; но прошло 1/4 часа, а он всё не выходил к
брату, так что
старший отворил наконец дверь, чтоб вызвать его.
— Это скверно, Володя! Ну что бы ты сделал, ежели бы меня не встретил? — сказал строго, не глядя на
брата,
старший.
— Ну, как я рад, — сказал
старший, вглядываясь в
брата. — Пойдем на крыльцо — поговорим.
Петр Иванович Адуев, дядя нашего героя, так же как и этот, двадцати лет был отправлен в Петербург
старшим своим
братом, отцом Александра, и жил там безвыездно семнадцать лет. Он не переписывался с родными после смерти
брата, и Анна Павловна ничего не знала о нем с тех пор, как он продал свое небольшое имение, бывшее недалеко от ее деревни.
— С вами? Вы давеча хорошо сидели и вы… впрочем, всё равно… вы на моего
брата очень похожи, много, чрезвычайно, — проговорил он покраснев, — он семь лет умер;
старший, очень, очень много.
— Не скажу, чтобы особенно рад, но надо же и остепениться когда-нибудь. А ежели смотреть на брак с точки зрения самосохранения, то ведь, пожалуй, лучшей партии и желать не надо. Подумай! ведь все родство тут же, в своем квартале будет. Молодкин — кузен, Прудентов — дяденька, даже Дергунов,
старший городовой, и тот внучатным
братом доведется!
Кроме хозяина, в магазине торговал мой
брат, Саша Яковов, и
старший приказчик — ловкий, липкий и румяный человек. Саша носил рыженький сюртучок, манишку, галстук, брюки навыпуск, был горд и не замечал меня.
Братья пели в церковном хоре; случалось, что они начинали тихонько напевать за работой,
старший пел баритоном...
Он был
старший в бедной старообрядческой семье, выросший без отца и кормивший старую мать с тремя дочерьми и двумя
братьями.
— Растереть да бросить, — вот и Варвара твоя. Она и мои сестры — это,
брат, две большие разницы. Бойкие барышни, живые, — любую возьми, не даст заснуть. Да и молодые, — самая
старшая втрое моложе твоей Варвары.
— Конечно, станет, — уверенно сказал Передонов, —
братья с сестрами всегда ссорятся. Когда я маленьким был, так всегда своим сестрам пакостил: маленьких бил, а
старшим одежду портил.
Кожемякин помнил обоих
братьев с дней отрочества, когда они били его, но с того времени
старший Маклаков — Семён — женился, осеялся детьми, жил тихо и скупо, стал лыс, тучен, и озорство его заплыло жиром, а Никон — остался холост, бездельничал, выучился играть на гитаре и гармонии и целые дни торчал в гостинице «Лиссабон», купленной Сухобаевым у наследников безумного старика Савельева.
С самым напряженным вниманием и нежностью ухаживала Софья Николавна за больным отцом, присматривала попечительно за тремя
братьями и двумя сестрами и даже позаботилась, о воспитании
старших; она нашла возможность приискать учителей для своих
братьев от одной с ней матери, Сергея и Александра, из которых первому было двенадцать, а другому десять лет: она отыскала для них какого-то предоброго француза Вильме, заброшенного судьбою в Уфу, и какого-то полуученого малоросса В.-ского, сосланного туда же за неудавшиеся плутни.
Их было три
брата.
Старший, известный дерзким покушением на особу короля Станислава Понятовского; меньшой с 1772 года находился в плену и жил в доме губернатора, которым был он принят как родной.
Старший мальчик первый оторвался от созерцания очаровательного зрелища. Он дернул
брата за руку и произнес сурово...
Я невольно полюбовался двумя братьями-добровольцами —
старший с офицерской выправкой, а младший просто хороший юнец.
Да это уж, знаешь, такая школа: хорош жемчужок, да не знаешь, куда спрятать; и в короб не лезет и из короба не идет; с подчиненными и с солдатами отец, равному
брат, а
старшего начальства не переносит, и оно, в свою очередь, тоже его не переваривает.