Неточные совпадения
Она знала, что
старуху ждут со дня на день, знала, что
старуха будет рада выбору сына, и ей странно было, что он,
боясь оскорбить мать, не делает предложения; однако ей так хотелось и самого брака и, более всего, успокоения от своих тревог, что она верила этому.
Он постоял над ней: «
боится!» — подумал он, тихонько высвободил из петли топор и ударил
старуху по темени, раз и другой.
Вера слушала в изумлении, глядя большими глазами на бабушку,
боялась верить, пытливо изучала каждый ее взгляд и движение, сомневаясь, не героический ли это поступок, не великодушный ли замысел — спасти ее, падшую, поднять? Но молитва, коленопреклонение, слезы
старухи, обращение к умершей матери… Нет, никакая актриса не покусилась бы играть в такую игру, а бабушка — вся правда и честность!
— Кого надо? — сердито спросила
старуха, находившаяся в дурном расположении духа от неладившегося стана. Кроме того, тайно торгуя вином, она
боялась всяких незнакомых людей.
Сия глупая
старуха не умела никогда различить двадцатипятирублевой ассигнации от пятидесятирублевой; крестьяне, коим она всем была кума, ее вовсе не
боялись; ими выбранный староста до того им потворствовал, плутуя заодно, что Иван Петрович принужден был отменить барщину и учредить весьма умеренный оброк; но и тут крестьяне, пользуясь его слабостию, на первый год выпросили себе нарочитую льготу, а в следующие более двух третей оброка платили орехами, брусникою и тому подобным; и тут были недоимки.
— Эдакая-то здоровенная! Стыдись, Варвара! Я —
старуха, да не
боюсь! Стыдись!..
«Хоть бы для видимости построжил, — даже пожалела про себя привыкшая всего
бояться старуха. — Какой же порядок в дому без настоящей страсти? Вон Наташка скоро заневестится и тоже, пожалуй, сбежит, или зять Прокопий задурит».
— А я тебе вот что скажу, Никита Яковлевич, — ответила
старуха, — жить живи себе на здоровье, а только
боюсь я…
— В оба глядим, баушка, где плохо лежит, — пошутил Ястребов и даже похлопал
старуху по плечу. — Не
бойся, а только живи веселее — скорее повесят…
— Ведь скромница была, как жила у отца, — рассказывала
старуха, — а тут девка из ума вон. Присунулся этот машинист Семеныч, голь перекатная, а она к нему… Стыд девичий позабыла, никого не
боится, только и ждет проклятущего машиниста. Замуж, говорит, выйду за него… Ох, согрешила я с этими девками!..
— Когда нашу партию из Расеи пригнали, — продолжала тихо
старуха, точно
боялась разбудить каторжные тени, витавшие здесь, — дорога-то шла через Тайболу…
— Очень уж просты на любовь-то мужики эти самые, — ворчала
старуха, свертывая дареное платье. — Им ведь чужого-то века не жаль, только бы свое получить. Не
бойся, утешится твой-то с какой-нибудь кержанкой. Не стало вашего брата, девок… А ты у меня пореви, на поклоны поставлю.
Настенька краснела, но не теряла присутствия духа и смело глядела в лицо
старухе. Палагеи Евграфовны она, конечно, нисколько не слушалась и не
боялась.
Но я
боялся защищать закройщицу — вдруг
старуха догадается, что книга-то ее?
В базарные дни, среду и пятницу, торговля шла бойко, на террасе то и дело появлялись мужики и
старухи, иногда целые семьи, всё — старообрядцы из Заволжья, недоверчивый и угрюмый лесной народ. Увидишь, бывало, как медленно, точно
боясь провалиться, шагает по галерее тяжелый человек, закутанный в овчину и толстое, дома валянное сукно, — становится неловко перед ним, стыдно. С великим усилием встанешь на дороге ему, вертишься под его ногами в пудовых сапогах и комаром поешь...
Коли жениться, так и женись; а то Фомке
боится сказать, да и
старухе своей
боится сказать: та тоже завизжит на все село да брыкаться начнет.
— Не
бойся, бабка, — сказала она примирительно, — это не лихой человек, он нам худого не сделает. Милости просим садиться, — прибавила она, указывая мне на лавку в переднем углу и не обращая более внимания на воркотню
старухи.
Я догадался, что, вероятно, и
старуха и эта красавица
боятся каких-нибудь утеснений со стороны «предержащих», и поспешил ее успокоить...
Гордей Евстратыч замолчал, подавляя душившую его злобу. Он
боялся наговорить лишнего, надеясь уломать
старуху более мирным путем. Начинать свадьбу ссорой с матерью все-таки было неудобно…
Под первым впечатлением Ариша хотела рассказать все мужу, но Михалко был на прииске; пожаловаться бабушке Татьяне Ариша
боялась, потому что
старуха в последнее время точно косилась на нее; пожалуй, ей же, Арише, и достанется за извет и клевету.
Зотушка только покачал своей птичьей головкой от умиления, — он был совсем пьян и точно плыл в каком-то блаженном тумане. Везде было по колено море. Теперь он не
боялся больше ни грозной
старухи, ни братца. «Наплевать… на все наплевать, — шептал он, делая такое движение руками, точно хотел вспорхнуть со стула. — Золото, жилка… плевать!.. Кругом шестнадцать вышло, вот тебе и жилка… Ха-ха!.. А старуха-то, старуха-то как похаживает!» Закрыв рот ладонью, Зотушка хихикал с злорадством идиота.
Теперь Гордей Евстратыч
боялся всех городских людей как огня и по-своему решился спасти от них последние крохи. Он начисто объяснил свое положение дел Татьяне Власьевне, а также и то, что адвокаты выжмут из него всеми правдами и неправдами последние денежки, поэтому он лучше отдаст их на сохранение ей: со
старухи адвокатам нечего будет сорвать, потому какие у ней могут быть деньги.
— Оно самое… оно… только я
старухи до смерти
боюсь…
Старуха просто
боится, а ты ее слушаешь.
— Ох,
боюсь старухи, — представлялся Зотушка, раскачиваясь на стуле.
— А ты думаешь, мне легко чужие-то деньги воровать?.. А?.. Может, у меня сердце все издрожалось со страху… Страсть
боюсь старухи.
Обиженная и огорченная Алена Евстратьевна принуждена была на скорую руку сложить свои модные наряды в чемоданы и отправиться в Верхотурье, обозвав братца на прощанье дураком.
Старуха не хотела даже проститься с ней. Отец Крискент проникновенно понял то, что Гордей Евстратыч
боялся высказать ему прямо, и, с своей обычной прозорливостью, сам не заглядывал больше в брагинский дом.
Старуха послала Архипа за вином к Савиным, а сама все смотрит за своими гостями, и чего-то так
боится ее старое семидесятилетнее сердце.
Вся высохшая, с побелевшим восковым лицом и страшно горевшими глазами, Татьяна Власьевна походила на одну из тех подвижниц, каких рисуют на старинных образах. Прежней мягкости и податливости в ней не было больше и следа; она смотрела гордой и неприступной. И раньше редко улыбавшиеся губы теперь сложились сурово, как у схимницы; это высохшее и изможденное лицо потеряло способность улыбаться. Даже Нюша и та
боялась грозной
старухи.
—
Старухи я
боюсь, Павел Митрич… Ведь она меня сживет со свету, если узнает, что я с вами-то заодно…
Во весь этот день Дуня не сказала единого слова. Она как словно избегала даже встречи с Анной. Горе делает недоверчивым: она
боялась упреков рассерженной
старухи. Но как только старушка заснула и мрачная ночь окутала избы и площадку, Дуня взяла на руки сына, украдкою вышла из избы, пробралась в огород и там уже дала полную волю своему отчаянию. В эту ночь на голову и лицо младенца, который спокойно почивал на руках ее, упала не одна горькая слеза…
Старуха тотчас же вскидывается на него: «Как, зачем
бояться?
Смерти нечего
бояться тебе, — ты не
старуха на печи!
Старуха Онучина
боялась мертвых.
Уверенность в недобром глазе, какой бывает у некоторых людей, преимущественно
старух и стариков, в способности их «сглазить», или «озепать», очень укоренена в охотниках. Они верят этой силе безусловно и не только сами
боятся встречи с такими людьми, особенно при выходе на охоту, но берегут от них собак и ястребов, даже прячут ружья и всякие звероловные и рыболовные снасти.
— Дочь генерала Кронштейна, — отвечала та. — Очень добрая девушка, как любит мою Верочку, дай ей бог здоровья. Они обе ведь смолянки. Эта-то аристократка, богатая, — прибавила
старуха. И слова эти еще более подняли Кронштейн в глазах Эльчанинова. Он целое утро проговорил со
старухой и не подходил к девушкам,
боясь, чтобы Анна Павловна не заметила его отношений с Верочкой, которых он начинал уже стыдиться. Но не так думала Вера.
Наперед тебе предсказываю, что ты будешь смеяться до истерики: старуха-мать меня приревновала к зятю и от имени дочери своей объявила мне, что та
боится моего знакомства.
В доме любили, когда Анна Акимовна бывала в духе и дурачилась; это всякий раз напоминало, что старики уже умерли, а
старухи в доме не имеют уже никакой власти и каждый может жить как угодно, не
боясь, что с него сурово взыщут. Только две незнакомые
старухи покосились на Анну Акимовну с недоумением: она напевала, а за столом грех петь.
— Ее мать с малолетства
боялась, с малолетства видела в ней дурные наклонности; эта женщина, как я слышу об ней, совершенная Лафарж [Лафарж — француженка, обвиненная в отравлении своего мужа и осужденная на пожизненную каторгу.], — говорила отрывисто
старуха в очках.
Они, Астаховы, впятером жизнь тянут: Кузьма со
старухой, Марья и сын с женой. Сын Мокей глух и от этого поглупел, человек невидимый и бессловесный. Марья, дочь, вдова, женщина дебелая, в соку, тайно добрая и очень слаба к молодым парням — все астаховские работники с нею живут, это уж в обычае. Надо всеми, как петух на коньке крыши, сам ядовитый старичок Кузьма Ильич — его
боится и семья и деревня.
Все время она тихо разговаривала с одной пожилой дамой, злой и сварливой
старухой, которой никто не любил за шпионство и сплетни, но которой все
боялись, а потому и принуждены были всячески угождать ей, волей-неволей…
Но говорится это больше по привычке и по бессилию [; а когда станешь продолжать разговор и предлагать средства для выхода из настоящего положения, то и окажется, что самая фаталистическая
старуха не прочь бы ими воспользоваться, да только
боится и не доверяет].
Вася. Ты, говорит, не смей сказывать, что я женатый!.. А старуха-то его руку тянет, потому — богатый. Потом как-то говорит: ты, говорит, проваливай и не смей сюда ходить, а то, говорит, убью! И, говорит, отцу скажу. Что ж, известно, я тятеньки
боюсь! Ты, говорю, пи… пи… пиять меня хочешь… Что же, пияй! Отольются тебе мои слезы… Целую неделю, Дарья Агафоновна, я плакал навзрыд, а вот нынче с горя выпил… не мог я этого прео… переломить в себе!
Бедная Елена Петровна сидит с ним, плачет;
старуха тоже в отчаянии, потому что Митенька встревожен, так
боится, чтоб не заболел.
И в это мгновение Иван Ильич сознал, что если есть на всем свете хоть одно существо, которого он мог бы теперь не стыдиться и не
бояться, так это именно эта
старуха.
К тому же мать или другая
старуха, которая не
боится тукманки, где-нибудь за углом причитает.
Я помню, как отец один раз, придя к столу, за которым все мы сидели у вечернего чая, сказал матери, что сейчас, когда он распоряжался работами, староста Дементий объявил ему, что мужики
боятся сеять «яровые», потому что птичница Аграфена и другие
старухи на деревне «прорекают голод» и поэтому страшно, что семена в земле пропадут.
Старуха Стрешнева,
боясь, как бы потеря дочери не произвела на старика слишком сильного потрясения и как бы он в конце не затосковался в одиночестве, думала хоть чем-нибудь рассеять его на первое время, чтоб был он больше на людях, а не наедине с самим с собою, и потому предложила ему перебраться, пока что, к ней на квартиру.
Через месяц был назначен новый викарный архиерей, а о преосвященном Петре уже никто не вспоминал. А потом и совсем забыли. И только
старуха, мать покойного, которая живет теперь у зятя-дьякона, в глухом уездном городишке, когда выходила под вечер, чтобы встретить свою корову, и сходилась на выгоне с другими женщинами, то начинала рассказывать о детях, о внуках, о том, что у нее был сын архиерей, и при этом говорила робко,
боясь, что ей не поверят…
Все это сказано было без ворчания, а так, про себя.
Старуху сокрушало всего сильнее то, что она не может по вечерам работать. Фифина привыкла больше слушать, чем говорить, да и
боится напутать в счете. Читать некому, с тех пор как внука должна часто быть около матери.
Старуха опять вернулась на постель.