Неточные совпадения
В большой комнате на крашеном полу крестообразно лежали темные ковровые дорожки, стояли кривоногие
старинные стулья, два таких же стола; на одном из них бронзовый медведь держал в лапах стержень лампы; на другом возвышался черный музыкальный ящик; около стены, у
двери, прижалась фисгармония, в углу — пестрая печь кузнецовских изразцов, рядом с печью — белые
двери...
Блестели золотые, серебряные венчики на иконах и опаловые слезы жемчуга риз. У стены —
старинная кровать карельской березы, украшенная бронзой, такие же четыре стула стояли посреди комнаты вокруг стола. Около
двери, в темноватом углу, — большой шкаф, с полок его, сквозь стекло, Самгин видел ковши, братины, бокалы и черные кирпичи книг, переплетенных в кожу. Во всем этом было нечто внушительное.
Говоря, она одевалась. Вышли на двор. Марина заперла железную
дверь большим
старинным ключом и спрятала его в муфту. Двор был маленький, тесный, и отовсюду на него смотрели окна, странно стесняя Самгина.
Она сама ходила, как дикая, по большим, запущенным залам старого дома, отворяя и затворяя за собой
двери, бросаясь на
старинные канапе, наталкиваясь на мебель.
Марья Степановна сидела в кресле и сквозь круглые очки в
старинной оправе читала «Кириллову книгу». В трудные минуты жизни она прибегала к излюбленным раскольничьим книгам, в которых находила всегда и утешение и подкрепление. Шаги Привалова заставили ее обернуться. Когда Привалов появился в
дверях, она поднялась к нему навстречу, величавая и спокойная, как всегда. Они молча обменялись взглядами.
Они вошли в совсем пустую комнату с
старинной мебелью, обитой красным выцветшим бархатом. Одна лампа с матовым шаром едва освещала ее, оставляя в тени углы и открытую
дверь в дальнем конце. Лоскутов усадил свою даму на небольшой круглый диванчик и не знал, что ему делать дальше. Зося сидела с опущенными глазами и тяжело дышала.
И дом у него
старинной постройки; в передней, как следует, пахнет квасом, сальными свечами и кожей; тут же направо буфет с трубками и утиральниками; в столовой фамильные портреты, мухи, большой горшок ерани и кислые фортепьяны; в гостиной три дивана, три стола, два зеркала и сиплые часы, с почерневшей эмалью и бронзовыми, резными стрелками; в кабинете стол с бумагами, ширмы синеватого цвета с наклеенными картинками, вырезанными из разных сочинений прошедшего столетия, шкафы с вонючими книгами, пауками и черной пылью, пухлое кресло, итальянское окно да наглухо заколоченная
дверь в сад…
Перешли двор, окруженный кольцом таких же
старинных зданий, пошли еще в арку, в которой оказалась лестница, ведущая во второй этаж. Темный коридор, и из него в углублении
дверь направо.
Прочухавшийся приказчик еще раз смерил странного человека с ног до головы, что-то сообразил и крикнул подрушного. Откуда-то из-за мешков с мукой выскочил молодец, выслушал приказ и полетел с докладом к хозяину. Через минуту он вернулся и объявил, что сам придет сейчас. Действительно, послышались тяжелые шаги, и в лавку заднею
дверью вошел высокий седой старик в котиковом картузе. Он посмотрел на странного человека через
старинные серебряные очки и проговорил не торопясь...
Те же полати, та же русская печь, тот же коник у
двери, лавки, стол, выкрашенный в синюю краску, и в переднем углу полочка с
старинными иконами.
В своих мягких «ступнях» из козловой кожи Таисья ходила неслышными шагами, а дома разгуливала в одних чулках, оставляя ступни, по
старинному раскольничьему обычаю, у
дверей.
Старинные кресла и диван светлого березового выплавка, с подушками из шерстяной материи бирюзового цвета, такого же цвета занавеси на окнах и
дверях; той же березы письменный столик с туалетом и кроватка, закрытая белым покрывалом, да несколько растений на окнах и больше ровно ничего не было в этой комнатке, а между тем всем она казалась необыкновенно полным и комфортабельным покоем.
Вошел. Широкая, несмятая кровать. Зеркало. Еще зеркало в
двери шкафа, и в замочной скважине там — ключ со
старинным кольцом. И никого.
Я кинулся назад — в ту комнату, где она (вероятно) еще застегивала юнифу перед зеркалом, вбежал — и остановился. Вот — ясно вижу — еще покачивается
старинное кольцо на ключе в
двери шкафа, а I — нет. Уйти она никуда не могла — выход из комнаты только один — и все-таки ее нет. Я обшарил все, я даже открыл шкаф и ощупал там пестрые, древние платья: никого…
Полковник Брем, одетый в кожаную шведскую куртку, стоял у окна, спиною к
двери, и не заметил, как вошел Ромашов. Он возился около стеклянного аквариума, запустив в него руку по локоть. Ромашов должен был два раза громко прокашляться, прежде чем Брем повернул свое худое, бородатое, длинное лицо в
старинных черепаховых очках.
Иногда, оставшись один в гостиной, когда Любочка играет какую-нибудь
старинную музыку, я невольно оставляю книгу, и, вглядываясь в растворенную
дверь балкона в кудрявые висячие ветви высоких берез, на которых уже заходит вечерняя тень, и в чистое небо, на котором, как смотришь пристально, вдруг показывается как будто пыльное желтоватое пятнышко и снова исчезает; и, вслушиваясь в звуки музыки из залы, скрипа ворот, бабьих голосов и возвращающегося стада на деревне, я вдруг живо вспоминаю и Наталью Савишну, и maman, и Карла Иваныча, и мне на минуту становится грустно.
И
дверь была
старинная, замоскворецкая: одностворчатая, массивная, обитая дешевой клеенкой и запиравшаяся
старинным замком с подвижною ручкой.
Бабенькины апартаменты были вытоплены. В спальной стояла совсем приготовленная постель, а на письменном столе пыхтел самовар; Афимьюшка оскребала на дне
старинной бабенькиной шкатулочки остатки чая, сохранившиеся после Арины Петровны. Покуда настаивался чай, Федулыч, скрестивши руки, лицом к барышне, держался у
двери, а по обеим сторонам стояли скотница и Марковна в таких позах, как будто сейчас, по первому манию руки, готовы были бежать куда глаза глядят.
Утро; старик сидит за чайным столом и кушает чай с сдобными булками; Анна Ивановна усердно намазывает маслом тартинки, которые незабвенный проглатывает тем с большею готовностью, что, со времени выхода в отставку, он совершенно утратил инстинкт плотоядности. Но мысль его блуждает инде; глаза, обращенные к окошкам, прилежно испытуют пространство, не покажется ли вдали пара саврасок, влекущая
старинного друга и собеседника. Наконец старец оживляется, наскоро выпивает остатки молока и бежит к
дверям.
Диван с валяющимися на нем газетами, пустые бутылки по углам, стаканы и недопитая бутылка на столе, среди сигар, галстуков и перчаток; у
двери — темный
старинный шкаф, в бок которому упиралась железная койка, с наспех наброшенным одеялом, — вот все, что я успел рассмотреть, оглянувшись несколько раз.
Усадьба Гурмыжской, верстах в пяти от уездного города. Большая зала. Прямо две
двери: одна выходная, другая в столовую; направо от зрителей окно и
дверь в сад; налево две
двери: одна во внутренние комнаты, другая в коридор. Богатая
старинная мебель, трельяжи, цветы, у окна рабочий столик, налево круглый стол и несколько кресел.
Он прошел в одну из маленьких комнат дома с двумя окнами в палисадник. Среди нее стоял овальный стол, его окружали
старинные стулья, обитые кожей, в одном простенке висели часы в длинном ящике со стеклянной
дверью, в углу стояла горка с серебром.
Зал в доме Лебедевых, прямо выход в сад, направо и налево
двери.
Старинная, дорогая мебель. Люстра, канделябры и картины — все это в чехлах.
Одна из гостиных в доме Лебедева. Впереди арка, отделяющая гостиную от зала, направо и налево —
двери.
Старинная бронза, фамильные портреты. Праздничное убранство. Пианино, на нем скрипка, возле стоит виолончель. — B продолжение всего действия по залу ходят гости, одетые по-бальному.
Я прошелся по террасе, еще крепкой и красивой; сквозь стеклянную
дверь видна была комната с паркетным полом, должно быть, гостиная;
старинное фортепиано, да на стенах гравюры в широких рамах из красного дерева — и больше ничего.
У первого окна, ближе к авансцене, высокое кресло и столик, на нем раскрытая
старинная книга и колокольчик; в глубине, в правом углу, двустворчатая
дверь в большую переднюю; в левом —
дверь в комнату Мурзавецкого; между
дверями печь; на левой стороне, в углу,
дверь в коридор, ведущий во внутренние комнаты; ближе к авансцене
двери в гостиную; между
дверями придвинут к стене большой обеденный стол.
Германн взбежал по лестнице, отворил
двери в переднюю и увидел слугу, спящего под лампою, в
старинных, запачканных креслах.
Возвратясь в столовую, Гаврила Афанасьевич казался очень озабочен. Сердито приказал он слугам скорее сбирать со стола, отослал Наташу в ее светлицу и, объявив сестре и тестю, что ему нужно сними поговорить, повел их в опочивальню, где обыкновенно отдыхал он после обеда. Старый князь лег на дубовую кровать, Татьяна Афанасьевна села на
старинные штофные кресла, придвинув под ноги скамеечку; Гаврила Афанасьевич запер все
двери, сел на кровать, в ногах к.<нязя> Лыкова, и начал в полголоса следующий разговор...
Господин Голядкин слышал ясно, как все, что ни было в зале, ринулось вслед за ним, как все теснились, давили друг друга и все вместе, в голос, начинали повторять за господином Голядкиным: «что это ничего; что не бойтесь, Яков Петрович, что это ведь
старинный друг и знакомец ваш, Крестьян Иванович Рутеншпиц…» Наконец вышли на парадную, ярко освещенную лестницу; на лестнице была тоже куча народа; с шумом растворились
двери на крыльцо, и господин Голядкин очутился на крыльце вместе с Крестьяном Ивановичем.
Слева от
двери — огромный, тяжелый шкаф для посуды, в углу сундук, справа —
старинные часы в футляре.
Высокий двор, собаки, железные
двери и затворы, дугообразные окна, сундуки, покрытые
старинными коврами, и, наконец, сам необыкновенный хозяин, севший неподвижно перед ним, — всё это произвело на него странное впечатление.
Я не могу сказать, отчего они пели: перержавевшие ли петли были тому виною или сам механик, делавший их, скрыл в них какой-нибудь секрет, — но замечательно то, что каждая
дверь имела свой особенный голос:
дверь, ведущая в спальню, пела самым тоненьким дискантом;
дверь в столовую хрипела басом; но та, которая была в сенях, издавала какой-то странный дребезжащий и вместе стонущий звук, так что, вслушиваясь в него, очень ясно наконец слышалось: «батюшки, я зябну!» Я знаю, что многим очень не нравится этот звук; но я его очень люблю, и если мне случится иногда здесь услышать скрып
дверей, тогда мне вдруг так и запахнет деревнею, низенькой комнаткой, озаренной свечкой в
старинном подсвечнике, ужином, уже стоящим на столе, майскою темною ночью, глядящею из сада, сквозь растворенное окно, на стол, уставленный приборами, соловьем, обдающим сад, дом и дальнюю реку своими раскатами, страхом и шорохом ветвей… и Боже, какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний!
Бедная комната; направо
дверь, у
двери старинные часы; прямо печь изразцовая, с одной стороны ее шкаф, с другой —
дверь в кухню; налево комод, на нем туалетное зеркало; на первом плане окно, у окна стол.
Двора у Спирькиной избы не было, а отдельно стоял завалившийся сеновал. Даже сеней и крыльца не полагалось, а просто с улицы бревно с зарубинами было приставлено ко входной
двери — и вся недолга. Изба было высокая, как все
старинные постройки, с подклетью, где у Спирьки металась на цепи голодная собака. Мы по бревну кое-как поднялись в избу, которая даже не имела трубы, а дым из печи шел прямо в широкую дыру в потолке. Стены и потолок были покрыты настоящим ковром из сажи.
Гостиница у нас была хоть первоклассная, но
старинной постройки, и на
дверях еще оставались внутренние крючки.
Василий Леонидыч. Общество поощрения разведения
старинных русских густопсовых собак. А, что? И я тебе скажу: нынче первое заседание и завтрак. А вот денег-то нет! Пойду к нему, попытаюсь. (Уходит в
дверь.)
Но тут все та же несмелость, угловатость неопытной молодости, неловкое чувство; и было впечатление растерянности, как будто кто вдруг постучал в
дверь. Анна Сергеевна, эта «дама с собачкой», к тому, что произошло, отнеслась как-то особенно, очень серьезно, точно к своему падению, — так казалось, и это было странно и некстати. У нее опустились, завяли черты и по сторонам лица печально висели длинные волосы, она задумалась в унылой позе, точно грешница на
старинной картине.
В небольшой гостиной старого домика, с открытыми балконной
дверью и окнами на
старинный звездообразный липовый сад, сидело всё семейство и домашние Анны Федоровны.
Между
дверьми старинный комод с стеклянным шкафчиком для посуды.
Кабинет покойного генерала Войницева. Две
двери.
Старинная мебель, персидские ковры, цветы. Стены увешаны ружьями, пистолетами, кинжалами (кавказской работы) и т. п. Фамильные портреты. Бюсты Крылова, Пушкина и Гоголя. Этажерка с чучелами птиц. Шкаф с книгами. На шкафу мундштуки, коробки, палки, ружейные стволы и т. п. Письменный стол, заваленный бумагами, портретами, статуэтками и оружием.
Вспоминает огромный, великолепный дом Маковецких Наташа… Всюду ковры… хрусталь… бронза… Роскошная, удобная
старинная мебель… бархатные портьеры на
дверях, такие же на окнах. Пол гладкий как зеркало… паркетный… В деревне живут, точно в городе… Со всеми удобствами! Роскошно… богато…
Александра Ивановна писала пред
старинным овальным столом, утвержденным на толстой тумбе, служившей маленьким книжным шкафом, а майорша Катерина Астафьевна Форова, завернутая кое-как в узенькое платье, без шейного платка и без чепца, сидела на полу, лицом к открытой
двери, и сматывала на клубок нитки, натянутые у нее на выгнутых коленах.
Он вошел в зал, где мы находились, и остановился у
двери, точно сошедший со
старинной картины, какие я видела в большом альбоме отца, маленький паж средневековой легенды.
Вправо с галереи проход, отделанный
старинными «сенями» с деревянной обшивкой, вел к кабинету Евлампия Григорьевича. Перед
дверьми прохаживался его камердинер Викентий, доверенный человек, бывший крепостной из дома князей Курбатовых. Викентий — седой старик, бритый, немного сутуловатый, смотрит начальником отделения; белый галстук носит по-старинному — из большой косынки.
Ольга Федоровна Александровская, вся белая от седины, как
старинная маркиза, стоит в
дверях, приготовляясь слушать.
Слева, от входной
двери, находилось
старинное фортепиано, с потолка спускалась небольшая бронзовая люстра с хрустальными подвесками; на стенах было несколько бронзовых бра.
По некоторым подробностям можно было распознать покой
старинного помещичьего дома: по косякам окон и
дверей, по притолкам и потолкам и по тому, как стоят печи.
Стены этого обширного кабинета были заставлены частью книжными шкафами, а частью широкими турецкими диванами, утопавшими в мягких восточных коврах, покрывавших и паркет. Богатые красивые бархатные драпировки обрамляли окна и единственную
дверь. У среднего окна, выходящего на север, стоял дорогой
старинный письменный стол, заваленный журналами, газетами, визитными карточками и письмами. Все это лежало в изящном беспорядке.
И с силой пьяного человека она срывала с места тяжелый
старинный комод и двигала его к
двери, царапая пол.