Неточные совпадения
«Уйди!..» — вдруг
закричала я,
Увидела я дедушку:
В очках, с раскрытой книгою
Стоял он перед гробиком,
Над Демою читал.
Я
старика столетнего
Звала клейменым, каторжным.
Гневна, грозна,
кричала я:
«Уйди! убил ты Демушку!
Будь проклят ты… уйди...
— Живо у меня! — весело
крикнул на нее
старик и подошел к Левину. — Что, сударь, к Николаю Ивановичу Свияжскому едете? Тоже к нам заезжают, — словоохотно начал он, облокачиваясь на перила крыльца.
Ассоль смутилась; ее напряжение при этих словах Эгля переступило границу испуга. Пустынный морской берег, тишина, томительное приключение с яхтой, непонятная речь
старика с сверкающими глазами, величественность его бороды и волос стали казаться девочке смешением сверхъестественного с действительностью. Сострой теперь Эгль гримасу или
закричи что-нибудь — девочка помчалась бы прочь, заплакав и изнемогая от страха. Но Эгль, заметив, как широко раскрылись ее глаза, сделал крутой вольт.
— Да что на тебе креста, что ли, нет, леший! —
кричит один
старик из толпы.
…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки,
кричит, бросается к седому
старику с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
Тут он вспомнил, как Татьяна, девица двадцати лет,
кричала в лицо
старика профессора, известного экономиста...
Офицер взмахнул стеком, но Тагильский подскочил и, взвизгнув: «Не сметь!» — с большой силой толкнул его, офицер пошатнулся, стек хлопнул по столу,
старик, вскочив,
закричал, задыхаясь...
— Для спанья — не много места надобно, — успокоительно сказал
старик. — Чайком можем угостить вас, ежели не побрезгуете. Олеша, Фома, —
крикнул он, — нуте-ко, ставьте самовары, пора!
Самгин старался не смотреть на него, но смотрел и ждал, что старичок скажет что-то необыкновенное, но он прерывисто, тихо и певуче бормотал еврейские слова, а красные веки его мелко дрожали. Были и еще
старики, старухи с такими же обнаженными глазами. Маленькая женщина, натягивая черную сетку на растрепанные рыжие волосы одной рукой, другой размахивала пред лицом Самгина,
кричала...
Количество людей во фраках возрастало, уже десятка полтора
кричало, окружая стол, —
старик, раскинув руки над столом, двигал ими в воздухе, точно плавая, и
кричал, подняв вверх багровое лицо...
Из обеих дверей выскочили, точно обожженные, подростки, девицы и юноши, расталкивая их, внушительно спустились с лестницы бородатые, тощие
старики, в длинных одеждах, в ермолках и бархатных измятых картузах, с седыми локонами на щеках поверх бороды, старухи в салопах и бурнусах, все они бормотали,
кричали, стонали, кланяясь, размахивая руками.
— Минуту внимания, господа! — внушительно
крикнул благообразный
старик с длинными волосами, седобородый и носатый. Стало тише, и отчетливо прозвучали две фразы...
— Стой! Стой, Андрей! —
закричал старик.
В 1928 году больница для бедных, помещающаяся на одной из лондонских окраин, огласилась дикими воплями:
кричал от страшной боли только что привезенный
старик, грязный, скверно одетый человек с истощенным лицом. Он сломал ногу, оступившись на черной лестнице темного притона.
Потом змеи, как живые, поползли около
старика! он перегнул голову назад, у него лицо стали дергать судороги, как у живого, я думала, сейчас
закричит!
Остальные два
старика, один — тот самый беззубый, который вчера на сходке
кричал решительный отказ на все предложения Нехлюдова, и другой — высокий, белый, хромой
старик с добродушным лицом, в бахилках и туго умотанных белыми онучами худых ногах, оба почти всё время молчали, хотя и внимательно слушали.
— Да, плохая, плохая, барин, жизнь наша, что говорить, — сказал
старик. — Куда лезете! —
закричал он на стоявших в дверях.
— Конечно, поправится, черт их всех возьми! —
крикнул «Моисей», стуча кулаком по столу. — Разве
старик чета вот этой дряни… Вон ходят… Ха-ха!.. Дураки!.. Василий Бахарев пальцем поведет только, так у него из всех щелей золото полезет. Вот только весны дождаться, мы вместе махнем со
стариком на прииски и все дело поправим Понял?
— У нас теперь одни обстоятельства: мы — нищие!! —
закричал старик, опять вскакивая с своего кресла.
Привалов окликнул его,
старик на мгновение остановился и, узнав Привалова, хрипло
крикнул...
Смешно было смотреть, когда этот
старик тащил на руках маленькую «внучку», как он называл девочку, куда-нибудь на берег Лалетинки и забавлял ее самыми замысловатыми штуками: катался на траве,
кричал коростелем, даже пел что-нибудь духовное.
— А себя?!. Себя… О господи… Боже!.. Себя тебе не жаль!! — неистово
закричал старик, с глухими рыданиями хватаясь за свою седую голову.
— Господа, это Смердяков! —
закричал он вдруг изо всей силы, — это он убил, он ограбил! Только он один и знал, где спрятан у
старика конверт… Это он, теперь ясно!
— Где же ты? —
крикнул опять
старик и высунул еще больше голову, высунул ее с плечами, озираясь на все стороны, направо и налево, — иди сюда; я гостинчику приготовил, иди, покажу!
— Кроме двери, во всем правду сказал, — громко
крикнул Митя. — Что вшей мне вычесывал — благодарю, что побои мне простил — благодарю;
старик был честен всю жизнь и верен отцу как семьсот пуделей.
— Нет ее здесь, нет, безумный вы
старик, — злобно
закричал на него Иван. — Ну, с ним обморок! Воды, полотенце! Поворачивайся, Смердяков!
— Молчи,
старик, выздоровеешь! — точно осердившись,
крикнул вдруг Красоткин.
—
Старика! —
крикнул Митя, смотря Петру Ильичу прямо в лицо, смеясь и
крича ему как глухому.
— Да ничего и я, и я только так… — глядел на него
старик. — Слышь ты, слышь, —
крикнул он ему вслед, — приходи когда-нибудь, поскорей, и на уху, уху сварю, особенную, не сегодняшнюю, непременно приходи! Да завтра, слышишь, завтра приходи!
— Шибко жалко
старика. Его был смирный люди. Сколько раз к морю ходи, рыбу
кричи, наверно, совсем стоптал свои унты.
Старик поставил условием, чтобы на него не
кричали и не вступали с ним в пререкания.
— Что за мерзость, —
закричал граф, — вы позорите ваши медали! — И, полный благородного негодования, он прошел мимо, не взяв его просьбы.
Старик тихо поднялся, его стеклянный взгляд выражал ужас и помешательство, нижняя губа дрожала, он что-то лепетал.
— Только Григорий Павлыч очень уж рассердился, как узнал! Приехал из подмосковной,
кричит: «Не смейте к Затрапезным ездить! запрещаю!» Даже подсвечником замахнулся; еще немного — и лоб
старику раскроил бы!
А остервенившийся
старик в то же время
кричал...
— Дурак! Сейчас закроют библиотеку, —
крикнул брат и, выдернув книгу, побежал по улице. Я в смущении и со стыдом последовал за ним, еще весь во власти прочитанного, провожаемый гурьбой еврейских мальчишек. На последних, торопливо переброшенных страницах передо мной мелькнула идиллическая картина: Флоренса замужем. У нее мальчик и девочка, и… какой-то седой
старик гуляет с детыми и смотрит на внучку с нежностью и печалью…
Старик вскочил, посмотрел на сына безумными глазами и, подняв руку с раскольничьим крестом, хрипло
крикнул...
— Умник, а порядка не знаешь! —
крикнул писарь, сшибая кнутовищем с головы
старика шляпу. — С кем ты разговариваешь-то, варнак?
— Держите крепче! —
кричит старик, размахивая руками. — Ах, галманы!
Старик опять
закричал и затопал ногами, но в этот критический момент явилась на выручку Анфуса Гавриловна. Она вошла с опущенными глазами и старалась не смотреть на зятя.
— Да ты с кем разговариваешь-то, путаная голова? — неожиданно
закричал старик. — Вот сперва свою дочь вырасти… да. А у меня с тобой короткий разговор: вон!
Прочухавшийся приказчик еще раз смерил странного человека с ног до головы, что-то сообразил и
крикнул подрушного. Откуда-то из-за мешков с мукой выскочил молодец, выслушал приказ и полетел с докладом к хозяину. Через минуту он вернулся и объявил, что сам придет сейчас. Действительно, послышались тяжелые шаги, и в лавку заднею дверью вошел высокий седой
старик в котиковом картузе. Он посмотрел на странного человека через старинные серебряные очки и проговорил не торопясь...
— Не перешибай, сказано тебе! —
крикнул старик и даже стукнул кулаком по письменному столу.
Эта фраза привела Кочетова в бешенство. Кто смеет трогать его за руку? Он страшно
кричал, топал ногами и грозил убить проклятого жида.
Старик доктор покачал головой и вышел из комнаты.
— Да ты никак с ума спятил?! —
закричал старик. — Ведь Анфуса Гавриловна, чай, была моя жена, — ну, значит, все мое… Я же все заводил. Кажется, хозяин в дому, а ты пристаешь… Вон!
Когда старцы уже подъезжали к Жулановскому плесу, их нагнал Ермилыч, кативший на паре своих собственных лошадей. Дорожная кошевка и вся упряжка были сделаны на купеческую руку, а сам Ермилыч сидел в енотовой шубе и бобровой шапке. Он что-то
крикнул старикам и махнул рукой, обгоняя их.
Взглянув на двор, по которому ехал Лиодор верхом на своей лошади,
старик подбежал к перилам и, свесившись,
закричал...
Старики жестоко расспорились. В Вахрушке проснулся дремавший пахарь, ненавидевший в лице Михея Зотыча эксплуататора-купца. Оба
кричали, размахивали руками и говорили друг другу дерзости.
— Дайте ей поводок! —
кричит старик с террасы.
— Не отдам Харитину! —
кричал старик. — Нет, брат, шалишь!.. Самому дороже стоит!
— Эй вы, челдоны, держите крепче! — визгливо
кричит с террасы седой толстый
старик в шелковом халате.