Неточные совпадения
—
Врут. Всех не выловят. Эх, жаль, Натансона арестовали, замечательный организатор. Враздробь действуют, оттого и провалы часты. Вожди нужны,
старики… Мир
стариками держится, крестьянский мир.
— Ну, брат, не
ври, меня не проведешь, боишься родителя-то? А я тебе скажу, что совершенно напрасно. Мне все равно, какие у вас там дела, а только
старик даже рад будет. Ей-богу… Мы прямо на маменькину половину пройдем. Ну, так едешь, что ли? Я на своей лошади за тобой приехал.
—
Врешь! Не надо теперь спрашивать, ничего не надо! Я передумал. Это вчера глупость в башку мне сглупу влезла. Ничего не дам, ничегошеньки, мне денежки мои нужны самому, — замахал рукою
старик. — Я его и без того, как таракана, придавлю. Ничего не говори ему, а то еще будет надеяться. Да и тебе совсем нечего у меня делать, ступай-ка. Невеста-то эта, Катерина-то Ивановна, которую он так тщательно от меня все время прятал, за него идет али нет? Ты вчера ходил к ней, кажется?
—
Врешь… Я сам подписывал духовную у
старика Попова, и нас было двое: протопоп да я.
В первое мгновение Зыков не поверил и только посмотрел удивленными глазами на Кишкина, не
врет ли старая конторская крыса, но тот говорил с такой уверенностью, что сомнений не могло быть. Эта весть поразила
старика, и он смущенно пробормотал...
Старики переглянулись, посмотрели на Полуэхта, известного заводского
враля, и одновременно почесали в затылках: им эта мысль еще не приходила в голову.
— Полноте, что за вздор! Неужели вас эти редакторы так опечалили?
Врут они: мы заставим их напечатать! — говорил
старик. — Настенька! — обратился он к дочери. — Уговори хоть ты как-нибудь Якова Васильича; что это такое?
— Эй, не
соврал бы ты,
старик!
— Это тебе
наврали, браток, Афинов нету, а есть — Афон, только что не город, а гора, и на ней — монастырь. Боле ничего. Называется: святая гора Афон, такие картинки есть,
старик торговал ими. Есть город Белгород, стоит на Дунай-реке, вроде Ярославля алибо Нижнего. Города у них неказисты, а вот деревни — другое дело! Бабы тоже, ну, бабы просто до смерти утешны! Из-за одной я чуть не остался там, — как бишь ее звали?
— И сечет-с (Кошельков, очевидно,
врет, но делает это в тех видах, чтобы известие подействовало на
старика как можно живительнее).
— «Вижу, брат, что она тебе
врать не позволяла, — сказал
старик с веселым лицом, рассмеялся и прибавил: — ну это еще небольшая беда».
— Что Лукашка! Ему
наврали, что я тебе девку подвожу, — сказал
старик шопотом. — А что девка? Будет наша, коли захотим: денег дай больше — и наша! Я тебе сделаю, право.
— Перестань врать-то… Чего тебе чуять-то? Слава богу, что так все устроилось, будет старикам-то вздорить. Мне отца Крискента страсть как жалко тогда было, когда тятенька его обидел…
Бубнов. Мм… Любят
врать люди… Ну, Настька… дело понятное! Она привыкла рожу себе подкрашивать… вот и душу хочет подкрасить… румянец на душу наводит… А… другие — зачем? Вот — Лука, примерно… много он
врет… и без всякой пользы для себя…
Старик уж… Зачем бы ему?
Сатин. Фата-моргана!
Наврал тебе
старик… Ничего нет! Нет городов, нет людей… ничего нет!
Пепел.
Старик! Зачем ты всё
врешь?
— Скажи, — спросил он, оскалив зубы, — зачем я
врать буду? Я
старика у тебя видел.
— Кроме девок — никогда, никому не
врал, это не моё рукомесло, — говорил
старик, и трудно было понять, когда он не шутит.
— Не
ври. Гараська сказывал… А ты денег с него проси; после, пожалуй, не даст. Кум сказывал, что с Коренного сюда пришла робить одна кержанка… Пожалуй, как бы не отбила у тебя
старика!..
— И всё
врет, — проговорил
старик в восхищении. — И всё
врет!
— Доктора
врут, — сказал бухгалтер; все засмеялись. — Ты не верь им, — продолжал он, польщенный этим смехом. — В прошлом году, в посту, из барабана зуб выскочил и угораздил прямо в
старика Калмыкова, в голову, так что мозг видать было, и доктор сказал, что помрет; одначе, до сих пор жив и работает, только после этой штуки заикаться стал.
— Хо-хо-хо! Это — пардон! — вы
врёте! Какое удовольствие видеть
старика, разбитого подагрой и болящего от неутолимой жажды выпить водки? Лет двадцать пять тому назад можно было действительно радоваться при виде Васьки Олесова… И много женщин радовались… а теперь ни вы мне, ни я вам совершенно не нужны… Но при вас мне дадут водки, — и я рад вам!
Так ничего иного и не мог придумать, как признать «совершившийся факт», а в нем участие «перста», и затем начал
врать моим
старикам, что случилось несчастие: Никитки, пишу, нет, а вышел фос-куш.
—
Врёшь! — воет
старик, так что его вёрст на пять кругом слышно. Человек он жидкий и треплется в окне, как лохмотья на огородном пугале в ненастный, ветреный день.
И вещал он властям предержащим:
«Многолетний сей труд рассмотри
И мечом правосудья разящим
Буесловия гидру сотри!..»
Суд отказом его не обидел,
Но
старик уже слишком
наврал:
Демагога в Булгарине видел,
Робеспьером Сенковского звал.
— Чего полно? Не
вру… Знамо, с каторги беглый, — сказал
старик. — За фальшивы бумажки сослан был, в третий раз теперь бегает… Ну, да Бог с ним — лежите, братие, со усердием, ничего же земное в себе помышляя.
В голове Палтусова разыгрывалась сцена. Вот он привозит свои бумаги. Это будет сегодня вечером.
Старик приготовит сумму… Она у него есть — он
врет. Он увидит процентные бумаги вместо брильянтов, но можно ему что-нибудь наговорить. Не все ли ему равно? Он пойдет за деньгами… Броситься на него… Раз, два!.. А собаки? А люди? Разве так покончил со
стариком недавно в Петербурге саперный офицер? То было в квартире. Даже кухарку услал… Да и то поймали.
— Первого… не
врешь?.. — вскинул удивленный взгляд на швейцара
старик.
—
Врешь,
врешь, — закричал
старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку.
Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и
врет, да разжигает меня
старика.
—
Врешь, — комментировал
старик с язвительностью. — Возьмите глаза в зубы, и вы увидите тучи.
—
Врете! — шипел
старик, пытаясь заглушить кричащего. — Дубину хорошую надо!