Неточные совпадения
Аммос Федорович (
строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную ногу, непременно на военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович,
станьте вот тут.
— Коли всем миром велено:
«Бей!» —
стало, есть за что! —
Прикрикнул Влас на странников. —
Не ветрогоны тисковцы,
Давно ли там десятого
Пороли?.. Не до шуток им.
Гнусь-человек! — Не бить его,
Так уж кого и бить?
Не нам одним наказано:
От Тискова по Волге-то
Тут деревень четырнадцать, —
Чай, через все четырнадцать
Прогнали, как сквозь
строй...
Наконец люди истомились и
стали заболевать. Сурово выслушивал Угрюм-Бурчеев ежедневные рапорты десятников о числе выбывших из
строя рабочих и, не дрогнув ни одним мускулом, командовал...
— Мы видим, что в Германии быстро создаются условия для перехода к социалистическому
строю, без катастроф, эволюционно, — говорил Прейс, оживляясь и даже как бы утешая Самгина. — Миллионы голосов немецких рабочих, бесспорная культурность масс, огромное партийное хозяйство, — говорил он, улыбаясь хорошей улыбкой, и все потирал руки, тонкие пальцы его неприятно щелкали. — Англосаксы и германцы удивительно глубоко усвоили идею эволюции, это
стало их органическим свойством.
Сбивая щелчками ногтя
строй окурков со стола на пол, он
стал подробно расспрашивать Клима о том, как живут в его городе, но скоро заявил, почесывая подбородок сквозь бороду и морщась...
Видел он также, что этот человек в купеческом сюртуке ничем, кроме косых глаз, не напоминает Лютова-студента, даже
строй его речи
стал иным, — он уже не пользовался церковнославянскими словечками, не щеголял цитатами, он говорил по-московски и простонародно.
— Эсеры
строят крестьянский союз, прибрали к своим рукам сельских учителей, рабочее движение неудержимо растет, — выстукивал он, как бы сообщая заголовки газетных
статей.
— Лапотное, соломенное государство ввязалось в драку с врагом, закованным в
сталь, — а? Не глупо, а? За одно это правительство подлежит низвержению, хотя я вовсе не либерал. Ты, дурова голова, сначала избы каменные
построй, железом их покрой, ну, тогда и воюй…
Я не знаю, с чем сравнить у нас бамбук, относительно пользы, какую он приносит там, где родится. Каких услуг не оказывает он человеку! чего не делают из него или им! Разве береза наша может, и то куда не вполне,
стать с ним рядом. Нельзя перечесть, как и где употребляют его. Из него
строят заборы, плетни, стены домов, лодки, делают множество посуды, разные мелочи, зонтики, вееры, трости и проч.; им бьют по пяткам; наконец его едят в варенье, вроде инбирного, которое делают из молодых веток.
Какую роль играет этот орех здесь, в тропических широтах! Его едят и люди, и животные; сок его пьют; из ядра делают масло, составляющее одну из главных
статей торговли в Китае, на Сандвичевых островах и в многих других местах; из древесины
строят домы, листьями кроют их, из чашек ореха делают посуду.
Не успело воображение воспринять этот рисунок, а он уже тает и распадается, и на место его тихо воздвигся откуда-то корабль и повис на воздушной почве; из огромной колесницы уже сложился
стан исполинской женщины; плеча еще целы, а бока уже отпали, и вышла голова верблюда; на нее напирает и поглощает все собою ряд солдат, несущихся целым
строем.
—
Стало быть, нужная, коли
строят, — возразил извозчик, — народ кормится.
— А ты подумал ли о том, Сереженька, что дом-то, в котором будешь жить с своей бусурманкой, построен Павлом Михайлычем?.. Ведь у старика все косточки перевернутся в могилке, когда твоя-то бусурманка в его дому свою веру будет справлять. Не для этого он
строил дом-то! Ох-хо-хо… Разве не
стало тебе других невест?..
Кроме старообрядцев, на Амагу жила еще одна семья удэгейцев, состоящая из старика мужа, его жены и трех взрослых сыновей. К чести старообрядцев нужно сказать, что, придя на Амагу, они не
стали притеснять туземцев, а, наоборот, помогли им и начали учить земледелию и скотоводству; удэгейцы научились говорить по-русски, завели лошадей, рогатый скот и
построили баню.
— Камни смотрю: вода прибавляй, — отвечал он и
стал ругать китайца, который
построил фанзу так близко от реки.
Как и всегда, сначала около огней было оживление, разговоры, смех и шутки. Потом все
стало успокаиваться. После ужина стрелки легли спать, а мы долго сидели у огня, делились впечатлениями последних дней и
строили планы на будущее. Вечер был удивительно тихий. Слышно было, как паслись кони; где-то в горах ухал филин, и несмолкаемым гомоном с болот доносилось кваканье лягушек.
Диалектическая метода, если она не есть развитие самой сущности, воспитание ее, так сказать, в мысль —
становится чисто внешним средством гонять сквозь
строй категорий всякую всячину, упражнением в логической гимнастике, — тем, чем она была у греческих софистов и у средневековых схоластиков после Абеларда.
В девяностых годах прошлого столетия разбогатевшие страховые общества, у которых кассы ломились от денег, нашли выгодным обратить свои огромные капиталы в недвижимые собственности и
стали скупать земли в Москве и
строить на них доходные дома. И вот на Лубянской площади, между Большой и Малой Лубянкой, вырос огромный дом. Это дом страхового общества «Россия», выстроенный на владении Н. С. Мосолова.
Он
стал ходить по классу, импровизируя вступление к словесности, а мы следили по запискам. Нам пришлось то и дело останавливать его, так как он сбивался с конспекта и иначе
строил свою речь. Только, кажется, раз кто-то поймал повторенное выражение.
Гаев. Вот железную дорогу
построили, и
стало удобно. (Садится.) Съездили в город и позавтракали… желтого в середину! Мне бы сначала пойти в дом, сыграть одну партию…
Некий Бирич, поселенец, бывший учителем и приказчиком у Семенова, взявши взаймы денег,
построил всё необходимое для промысла близ Кусунная и
стал приглашать к себе поселенцев.
Мы могли бы
построить всю нашу
статью на развитии этих, всеми признанных, положений и, может быть, избрали бы благую часть.
Она только не знала, что нельзя всем
построить собственные домики и безмятежно жить в них, пока двужильный старик Захват Иванович сидит на большой коробье да похваливается, а свободная человечья душа ему молится: научи, мол, меня, батюшка Захват Иванович, как самому мне Захватом
стать!
Это был необыкновенно общительный человек. По дороге к своему купе он остановился около маленькой прелестной трехлетней девочки, с которой давно уже издали заигрывал и
строил ей всевозможные смешные гримасы. Он опустился перед ней на корточки,
стал ей делать козу и сюсюкающим голосом расспрашивал...
Девушка эта встретилась в Петербурге с студентом Тюриным, сыном земского начальника Симбирской губернии, и полюбила его, но полюбила она не обыкновенной женской любовью с желанием
стать его женой и матерью его детей, а товарищеской любовью, питавшейся преимущественно одинаковым возмущением и ненавистью не только к существующему
строю, но и к людям, бывшим его представителями, и [сознанием] своего умственного, образовательного и нравственного превосходства над ними.
Коли хотите, крепостных у него нет, а
станет он этак у окошечка — аи у него в садике арестантики работают: грядки полют, беседки
строят, дорожки чистят, цветочки сажают…
— И надо мною-с; много шуток
строил: костюм мне портил; в грельне, где мы, бывало, над угольями грелися и чай пили, подкрадется, бывало, и хвост мне к рогам прицепит или еще что глупое сделает на смех, а я не осмотрюсь да так к публике выбегу, а хозяин сердится; но я за себя все ему спускал, а он вдруг
стал одну фею обижать.
Эта же краля как пошла, так как фараон плывет — не колыхнется, а в самой, в змее, слышно, как и хрящ хрустит и из кости в кость мозжечок идет, а
станет, повыгнется, плечом ведет и бровь с носком ножки на одну линию
строит…
Мало-помалу Александр успел забыть и Лизу, и неприятную сцену с ее отцом. Он опять
стал покоен, даже весел, часто хохотал плоским шуткам Костякова. Его смешил взгляд этого человека на жизнь. Они
строили даже планы уехать куда-нибудь подальше, выстроить на берегу реки, где много рыбы, хижину и прожить там остаток дней. Душа Александра опять
стала утопать в тине скудных понятий и материального быта. Но судьба не дремала, и ему не удавалось утонуть совсем в этой тине.
Ошарашенный этой грозной вспышкой, батальон двинулся послушно и бодро, точно окрик послужил ему хлыстом. Имя юнкера-протестанта так и осталось неизвестным, вероятно, он сам сначала опешил от своей бессознательно вырвавшейся дерзости, а потому ему
стало неловко и как-то стыдно сознаться, тем более что об этом никто уже больше не спрашивал. Спроси Паша сразу на месте — кто осмелился возразить ему из
строя, виновник немедленно назвал бы свою фамилию: таков был строгий устный адат училища.
— Господа, здесь не
строй и не ученье, а бал. Пойдемте, не
станем дожидаться очереди. Айда!
— Настоящих тоже нет. Но недавно устроено министерство кукуевских катастроф.
Стало быть, теперь только
строить дороги поспевай.
Не могу поручиться, что вы
станете президентом, но вы
построите целый город и
станете в нем головой…»
Зная, что противоречие, существующее между учением Христа, которое мы на словах исповедуем, и всем
строем нашей жизни нельзя распутать словами и, касаясь его, можно только сделать его еще очевиднее, они с большей или меньшей ловкостью, делая вид, что вопрос о соединении христианства с насилием уже разрешен или вовсе не существует, обходят его [Знаю только одну не критику в точном смысле слова, но
статью, трактующую о том же предмете и имеющую в виду мою книгу, немного отступающую от этого общего определения.
«Но если это и так, — говорят защитники существующего
строя, — то все-таки упразднение государственного насилия возможно и желательно бы было тогда, когда бы все люди
стали христианами.
Насилие уменьшается и уменьшается и, очевидно, должно прекратиться, но не так, как представляют это себе некоторые защитники существующего
строя, тем, что люди, подлежащие насилию, вследствие воздействия на них правительств, будут делаться всё лучше и лучше (вследствие этого они, напротив,
становятся всегда хуже), а вследствие того, что так как все люди постоянно
становятся лучше и лучше, то и наиболее злые люди, находящиеся во власти,
становясь всё менее и менее злыми, сделаются уже настолько добры, что
станут неспособны употреблять насилие.
«Устранение государственного насилия в том случае, если в обществе не все люди
стали истинными христианами, сделает только то, что злые будут властвовать над добрыми и безнаказанно насиловать их!» — говорят защитники существующего
строя жизни.
— Соткнулся я с женщиной одной — от всей жизни спасение в ней, — кончено! Нет верхового! Не послала. Города
построила новые, людями населила хорошими, завела на колокольню и бросила сюда вот! Ушла!
Стало быть, плох я ей…
С самого начала, когда я сел на корабль, Гез
стал соображать, каким образом ему от меня отделаться, удержав деньги. Он
строил разные планы. Так, например, план — объявить, что «Бегущая по волнам» отправится из Дагона в Сумат. Гез думал, что я не захочу далекого путешествия и высажусь в первом порту. Однако такой план мог сделать его смешным. Его настроение после отплытия из Лисса
стало очень скверным, раздражительным. Он постоянно твердил: «Будет неудача с этим проклятым Гарвеем».
Нехлюдов стал-было доказывать мужику, что переселение, напротив, очень выгодно для него, что плетни и сараи там
построят, что вода там хорошая, и т. д., но тупое молчание Чуриса смущало его, и он почему-то чувствовал, что говорит не так, кàк бы следовало. Чурисенок не возражал ему; но когда барин замолчал, он, слегка улыбнувшись, заметил, что лучше бы всего было поселить на этом хуторе стариков дворовых и Алёшу-дурачка, чтоб они там хлеб караулили.
Ирина
стала вдруг повадлива как овечка, мягка как шелк и бесконечно добра; принялась давать уроки своим младшим сестрам — не на фортепьяно, — она не была музыкантшей — но во французском языке, в английском; читала с ними их учебники, входила в хозяйство; все ее забавляло, все занимало ее; она то болтала без умолку, то погружалась в безмолвное умиление;
строила различные планы, пускалась в нескончаемые предположения о том, что она будет делать, когда выйдст замуж за Литвинова (они нисколько не сомневались в том, что брак их состоится), как они
станут вдвоем…
А за ним на рельсы
стали падать точно им ноги подрезали — какие-то веселые шумные люди, люди, которых не было здесь за две минуты до этого момента. Они бросались на землю, смеясь,
строили друг другу гримасы и кричали офицеру, который, потрясая перчатками под носом человека в цилиндре, что-то говорил ему, усмехаясь, встряхивая красивой головой.
Ему купили множество деревянных кубиков, и с этой поры в нем жарко вспыхнула страсть к строительству: целыми днями он, сидя на полу своей комнаты, молча возводил высокие башни, которые с грохотом падали. Он
строил их снова, и это
стало так необходимо для него, что даже за столом, во время обеда, он пытался
построить что-то из ножей, вилок и салфеточных колец. Его глаза
стали сосредоточеннее и глубже, а руки ожили и непрерывно двигались, ощупывая пальцами каждый предмет, который могли взять.
Мурзавецкая. Да, занимал, и Купавин ему давал. А вот перед смертью братец
стал бумажный завод
строить, и не хватило у него денег; Купавин обещал дать, да и не дал.
Катя
стала писать мне о том, что хорошо бы где-нибудь на Волге
построить большой театр, не иначе как на паях, и привлечь к этому предприятию богатое купечество и пароходовладельцев; денег было бы много, сборы громадные, актеры играли бы на условиях товарищества…
В непременном желании посмотреть хоть украдкой, тайно от матери, на Плещеево озеро и потом
построить там суда, во что бы то ни
стало, хоть какие-нибудь, только бы поскорее, — в этом юношеском стремлении таится та же сила, которая впоследствии выразилась в назначении кумпанств для сооружения флота в полтора года и потом в целом годе неутомимой работы на голландских верфях.
Улыбается солнце, желтоносые грачи блестят в его лучах черной
сталью оперения, хлопотливо каркают,
строя гнезда.
— Эх, Матвей, хорош ты был дитя! А
стал книгочей, богоед и, как все земли нашей воры,
строишь божий закон на той беде, что не всем руки даны одной длины.
Бригадирша. О Иванушка! Бог милостив. Вы, конечно,
станете жить лучше нашего. Ты, слава Богу, в военной службе не служил, и жена твоя не будет ни таскаться по походам без жалованья, ни отвечать дома за то, чем в
строю мужа раздразнили. Мой Игнатий Андреевич вымещал на мне вину каждого рядового.
Тут исстари место самое глухое. На горе мало было домов, и те заперты, а внизу вправо, на Орлике, дрянные бани да пустая мельница, а сверху сюда обрыв как стена, а с правой сад, где всегда воры прятались. А полицмейстер Цыганок здесь будку
построил, и народ
стал говорить, что будочник ворам помогает… Думаю, кто это ни подходит — подлет или нет, а в самом деле лучше его мимо себя пропустим.