Неточные совпадения
«А то он так был мрачен и так мучался, что мне
становилось страшно за него. И какой он
смешной!» прошептала она улыбаясь.
Вся суета рубашки, опоздания, разговор с знакомыми, родными, их неудовольствие, его
смешное положение — всё вдруг исчезло, и ему
стало радостно и страшно.
Разговор наш начался злословием: я
стал перебирать присутствующих и отсутствующих наших знакомых, сначала выказывал
смешные, а после дурные их стороны. Желчь моя взволновалась. Я начал шутя — и окончил искренней злостью. Сперва это ее забавляло, а потом испугало.
Я
стал не способен к благородным порывам; я боюсь показаться
смешным самому себе.
— Да он славно бьется! — говорил Бульба, остановившись. — Ей-богу, хорошо! — продолжал он, немного оправляясь, — так, хоть бы даже и не пробовать. Добрый будет козак! Ну, здорово, сынку! почеломкаемся! — И отец с сыном
стали целоваться. — Добре, сынку! Вот так колоти всякого, как меня тузил; никому не спускай! А все-таки на тебе
смешное убранство: что это за веревка висит? А ты, бейбас, что стоишь и руки опустил? — говорил он, обращаясь к младшему, — что ж ты, собачий сын, не колотишь меня?
— Не знал, так — не говорил бы. И — не перебивай. Ежели все вы тут
станете меня учить, это будет дело пустяковое.
Смешное. Вас — много, а ученик — один. Нет, уж вы, лучше, учитесь, а учить буду — я.
Он, видимо, вспомнил что-то раздражающее, оскорбительное: глаза его налились кровью; царапая ногтями колено, он
стал ругать японцев и, между прочим, сказал
смешные слова...
— Нет, — громко откликнулась она и
стала осторожно укладывать груди в лиф; Самгин подумал, что она делает это, как торговец прячет бумажник, в который только что положил барыш; он даже хотел сказать ей это, находя, что она относится к своим грудям забавно ревниво, с какой-то
смешной бережливостью.
«Вот и возложил обязанность», — подумал Самгин, мысленно усмехаясь; досада возрастала, Самойлов
становился все более наивным,
смешным, и очень хотелось убедить его в этом, но преобладало сознание опасности: «Втянет он меня в этот скандал, черт его возьми!»
Нет, Любаша не совсем похожа на Куликову, та всю жизнь держалась так, как будто считала себя виноватой в том, что она такова, какая есть, а не лучше. Любаше приниженность слуги для всех была совершенно чужда. Поняв это, Самгин
стал смотреть на нее, как на
смешную «Ванскок», — Анну Скокову, одну из героинь романа Лескова «На ножах»; эту книгу и «Взбаламученное море» Писемского, по их «социальной педагогике», Клим ставил рядом с «Бесами» Достоевского.
На одном из собраний этих людей Самгин вспомнил: в молодости, когда он коллекционировал нелегальные эпиграммы, карикатуры, запрещенные цензурой
статьи, у него была гранка, на которой слово «соплеменники» было набрано сокращенно — «соплеки», а внимательный или иронически настроенный цензор, зачеркнув е, четко поставил над ним красное — я. Он
стал замечать, что у него развивается пристрастие к
смешному и желание еще более шаржировать
смешное.
Он тотчас увидел, что ее смешить уже нельзя: часто взглядом и несимметрично лежащими одна над другой бровями со складкой на лбу она выслушает
смешную выходку и не улыбнется, продолжает молча глядеть на него, как будто с упреком в легкомыслии или с нетерпением, или вдруг, вместо ответа на шутку, сделает глубокий вопрос и сопровождает его таким настойчивым взглядом, что ему
станет совестно за небрежный, пустой разговор.
У иного спящего лицо и во сне умное, а у другого, даже и умного, во сне лицо
становится очень глупым и потому
смешным.
Если и не глуп его смех, но сам человек, рассмеявшись,
стал вдруг почему-то для вас
смешным, хотя бы даже немного, — то знайте, что в человеке том нет настоящего собственного достоинства, по крайней мере вполне.
Ты постепенно и методической практикой одолеваешь свою волю, начиная с самых
смешных и мелких вещей, а кончаешь совершенным одолением воли своей и
становишься свободным».
Нехлюдов встал, поздоровался с Мисси, Мишей и Остеном и остановился, разговаривая. Мисси рассказала ему про пожар их дома в деревне, заставивший их переезжать к тетке. Остен по этому случаю
стал рассказывать
смешной анекдот про пожар.
— Разница в том, что у этих детей все средства в руках для выполнения их так нужно. Но ведь это только со стороны кажется странным, а если
стать на точку зрения отца — пожалуй,
смешного ничего и нет.
А вот именно потому, что найден труп убитого отца, потому что свидетель видел подсудимого в саду, вооруженного и убегающего, и сам был повержен им,
стало быть, и совершилось все по написанному, а потому и письмо не
смешное, а роковое.
— За французского известного писателя, Пирона-с. Мы тогда все вино пили в большом обществе, в трактире, на этой самой ярмарке. Они меня и пригласили, а я перво-наперво
стал эпиграммы говорить: «Ты ль это, Буало, какой
смешной наряд». А Буало-то отвечает, что он в маскарад собирается, то есть в баню-с, хи-хи, они и приняли на свой счет. А я поскорее другую сказал, очень известную всем образованным людям, едкую-с...
«Какие
смешные слова: и «младые» и «лéта» с неверным удареньем! Но какой голос, и какое чувство у ней! Да, у ней голос
стал гораздо лучше прежнего, несравненно лучше, удивительно! Как же это он мог
стать так много лучше? Да, вот я не знала, как с нею познакомиться, а она сама приехала ко мне с визитом. Как это она узнала мое желанье?
—
Смешные, так
смешные, мой миленький, — что нам за дело? Мы
станем жить по — своему, как нам лучше. Как же мы будем жить еще, мой миленький?
— Какой ты
смешной, миленький! Так сказал, что нельзя не угадать; а угадаю, опять
станешь хвалить.
Он не
стал докучать ее приторными изъяснениями и
смешными восторгами, слова его были просты и не требовали ответов.
Уже слепец кончил свою песню; уже снова
стал перебирать струны; уже
стал петь
смешные присказки про Хому и Ерему, про Сткляра Стокозу… но старые и малые все еще не думали очнуться и долго стояли, потупив головы, раздумывая о страшном, в старину случившемся деле.
— Да вы не читали… Вот посмотрите — целая
статья: «Наши партии». Начинается так: «В нашем Заполье городское общество делится на две партии: старонавозная и новонавозная». Ведь это смешно? Пишет доктор Кочетов, потому что дума не согласилась с его докладом о необходимых санитарных мерах. Очень
смешные слова доктор придумал.
Бабушка, сидя около меня, чесала волосы и морщилась, что-то нашептывая. Волос у нее было странно много, они густо покрывали ей плечи, грудь, колени и лежали на полу, черные, отливая синим. Приподнимая их с пола одною рукою и держа на весу, она с трудом вводила в толстые пряди деревянный редкозубый гребень; губы ее кривились, темные глаза сверкали сердито, а лицо в этой массе волос
стало маленьким и
смешным.
Когда он, маленький, в широкой черной одежде и
смешном ведерке на голове, сел за стол, высвободил руки из рукавов и сказал: «Ну, давайте беседовать, дети мои!» — в классе сразу
стало тепло, весело, повеяло незнакомо приятным.
Вспоминая эти сказки, я живу, как во сне; меня будит топот, возня, рев внизу, в сенях, на дворе; высунувшись в окно, я вижу, как дед, дядя Яков и работник кабатчика,
смешной черемисин Мельян, выталкивают из калитки на улицу дядю Михаила; он упирается, его бьют по рукам, в спину, шею, пинают ногами, и наконец он стремглав летит в пыль улицы. Калитка захлопнулась, гремит щеколда и запор; через ворота перекинули измятый картуз;
стало тихо.
Коростелей вместе с перепелками травят ястребами, но нельзя сказать, чтобы всякий ястреб брал коростеля, и по весьма
смешной причине: как скоро ястреб
станет догонять коростеля и распустит на него свои когти, последний сильно закричит; этот крик похож на щекотанье сороки или огрызанье хорька.
Сначала слушала она с чувством гневного пренебрежения, стараясь лишь уловить
смешные стороны в этом «глупом чириканье»; но мало-помалу — она и сама не отдавала себе отчета, как это могло случиться, — глупое чириканье
стало овладевать ее вниманием, и она уже с жадностью ловила задумчиво-грустные напевы.
— Эк ведь мы! — засмеялся он вдруг, совершенно опомнившись. — Извини, брат, меня, когда у меня голова так тяжела, как теперь, и эта болезнь… я совсем, совсем
становлюсь такой рассеянный и
смешной. Я вовсе не об этом и спросить-то хотел… не помню о чем. Прощай…
Ведь тут ничего нет
смешного? — серьезно спросил он Лизавету Прокофьевну и вдруг задумался; потом чрез мгновение поднял голову и любопытно
стал искать глазами в толпе.
Каково же ей было, когда вдруг теперь, сквозь всю бестолочь
смешных и неосновательных беспокойств, действительно
стало проглядывать нечто как будто и в самом деле важное, нечто как будто и в самом деле стоившее и тревог, и сомнений, и подозрений.
Впрочем, потом она
стала смелее и даже потихоньку начала подсмеиваться над
смешным стариком.
— Я, социалист Райнер, я, Лизавета Егоровна, от всей души желаю, чтобы так или иначе скорее уничтожилась жалкая
смешная попытка, профанирующая учение, в которое я верю. Я, социалист Райнер, буду рад, когда в Петербурге не будет ДомаСогласия. Я благословлю тот час, когда эта безобразная, эгоистичная и безнравственная куча самозванцев разойдется и не
станет мотаться на людских глазах.
Это был необыкновенно общительный человек. По дороге к своему купе он остановился около маленькой прелестной трехлетней девочки, с которой давно уже издали заигрывал и строил ей всевозможные
смешные гримасы. Он опустился перед ней на корточки,
стал ей делать козу и сюсюкающим голосом расспрашивал...
Собственно нравоучительные
статьи производили менее впечатления, но как забавляли меня «
смешной способ ловить обезьян» и басня «о старом волке», которого все пастухи от себя прогоняли!
Теперь ей было нестерпимо жаль его, но она сдерживала свое чувство, зная, что, если покажет его, Николай растеряется, сконфузится и
станет, как всегда,
смешным немного, — ей не хотелось видеть его таким.
Вертясь вокруг нее и выделывая в то же время па мазурки, что выходило
смешным и нелепым, он старался улучить момент, когда дама
станет к нему лицом.
Появление противной Людмилы Рыжовой и
смешное увлечение Аггея Никитича этой девчонкой, конечно, много сбило Миропу Дмитриевну с толку; но теперь, увидав майора в таком блестящем штаб-офицерском виде, она вознамерилась во что бы то ни
стало уничтожить в глазах его свою соперницу.
Пожалев, что при господских домах перевелись шуты, он задумал, за отсутствием оных, сам лечить Егора Егорыча смехом, ради чего
стал при всяком удобном случае рассказывать разные забавные анекдоты, обнаруживая при этом замечательный юмор; но, к удивлению своему, доктор видел, что ни Егор Егорыч, ни Сусанна Николаевна, ни gnadige Frau не улыбались даже; может быть, это происходило оттого, что эти три лица, при всем их уме, до тупости не понимали
смешного!
Елена забралась с ногами на скамейку, положила локти на буковые перила и, угнездив между ними голову, закрыла глаза. Моряк вдруг
стал в ее глазах ничуть не опасным, а
смешным и жалким трусом. Ей вспомнились какие-то глупые куплеты о пароходном капитане, которые пел ее брат, студент Аркадий — «сумасшедший студент», как его звали в семье. Там что-то говорилось о даме, плывшей на пароходе в Одессу, о внезапно поднявшейся буре и морской болезни.
«Вот и вправду веселые люди, — подумал он, — видно, что не здешние. Надоели мне уже мои сказочники. Всё одно и то же наладили, да уж и скоморохи мне наскучили. С тех пор как пошутил я с одним неосторожно,
стали все меня опасаться;
смешного слова не добьешься; точно будто моя вина, что у того дурака душа не крепко в теле сидела!»
Единственное, что могла Кусака, это упасть на спину, закрыть глаза и слегка завизжать. Но этого было мало, это не могло выразить ее восторга, благодарности и любви, — и с внезапным наитием Кусака начала делать то, что, быть может, когда-нибудь она видела у других собак, но уже давно забыла. Она нелепо кувыркалась, неуклюже прыгала и вертелась вокруг самой себя, и ее тело, бывшее всегда таким гибким и ловким,
становилось неповоротливым,
смешным и жалким.
Я ожидал, что Осип
станет упрекать Ардальона, учить его, а тот будет смущенно каяться. Но ничего подобного не было, — они сидели рядом, плечо в плечо, и разговаривали спокойно краткими словами. Очень грустно было видеть их в этой темной, грязной конуре; татарка говорила в щель стены
смешные слова, но они не слушали их. Осип взял со стола воблу, поколотил ее об сапог и начал аккуратно сдирать шкуру, спрашивая...
…Снова дом его наполнился шумом: дважды в неделю сбегались мальчишки — встрёпанные, босые и точно одержавшие радостную победу над каким-то
смешным врагом; жеманно входили лукавые девицы-подростки, скромно собирались в углу двора, повизгивали там, как маленькие ласковые собачки, и желая обратить на себя внимание, и боясь этого; являлись тенора, люди щеголеватые и весёлые, один даже с тростью в руке и перстнем на оттопыренном мизинце; бородатые и большеротые басы
становились в тень к стене амбара и внушительно кашляли там.
— Она — судак! Рыба — судак, пожарный — чудак. Ай-яй, любят ваша шалтай-балтай язык, ах! Мынога выдумала русска; скушна
стала — ещё выдумываит! Язык — верстой, слова — пустой,
смешной чудак-судак!
«Культ?» — повторял Матвей
смешное слово с недоумением и досадой, а в уши ему назойливо садились всё новые слова: культура, легенда, мистика. Их
становилось всё больше, они окружали рассказчицу скучным облаком, затемняли лицо её и, точно отодвигая куда-то в сторону, делали странной и чужой.
Палага странно согнулась,
стала маленькой, до
смешного, и, тревожно заглянув в лицо ему, спросила шёпотом...
Но я и без того смотрел в сторону: в эту минуту я встретил взгляд гувернантки, и мне показалось, что в этом взгляде на меня был какой-то упрек, что-то даже презрительное; румянец негодования ярко запылал на ее бледных щеках. Я понял ее взгляд и догадался, что малодушным и гадким желанием моим сделать дядю
смешным, чтоб хоть немного снять
смешного с себя, я не очень выиграл в расположении этой девицы. Не могу выразить, как мне
стало стыдно!