Неточные совпадения
Левин презрительно улыбнулся. «Знаю, — подумал он, — эту манеру не одного его, но и всех
городских жителей, которые, побывав раза два в десять лет в деревне и заметив два-три слова деревенские, употребляют их кстати и некстати, твердо уверенные, что они уже всё знают. Обидной,
станет 30 сажен. Говорит слова, а сам ничего не понимает».
Одна выгода этой
городской жизни была та, что ссор здесь в городе между ними никогда не было. Оттого ли, что условия
городские другие, или оттого, что они оба
стали осторожнее и благоразумнее в этом отношении, в Москве у них не было ссор из-за ревности, которых они так боялись, переезжая в город.
— Ах, эти мне сельские хозяева! — шутливо сказал Степан Аркадьич. — Этот ваш тон презрения к нашему брату
городским!… А как дело сделать, так мы лучше всегда сделаем. Поверь, что я всё расчел, — сказал он, — и лес очень выгодно продан, так что я боюсь, как бы тот не отказался даже. Ведь это не обидной лес, — сказал Степан Аркадьич, желая словом обидной совсем убедить Левина в несправедливости его сомнений, — а дровяной больше. И
станет не больше тридцати сажен на десятину, а он дал мне по двести рублей.
Потом уже оказалось, что весь Переяславский курень, расположившийся перед боковыми
городскими воротами, был пьян мертвецки;
стало быть, дивиться нечего, что половина была перебита, а другая перевязана прежде, чем все могли узнать, в чем дело.
Все это текло мимо Самгина, но было неловко, неудобно стоять в стороне, и раза два-три он посетил митинги местных политиков. Все, что слышал он, все речи ораторов были знакомы ему; он отметил, что левые говорят громко, но слова их
стали тусклыми, и чувствовалось, что говорят ораторы слишком напряженно, как бы из последних сил. Он признал, что самое дельное было сказано в
городской думе, на собрании кадетской партии, членом ее местного комитета — бывшим поверенным по делам Марины.
«Идиоты!» — думал Клим. Ему вспоминались безмолвные слезы бабушки пред развалинами ее дома, вспоминались уличные сцены, драки мастеровых, буйства пьяных мужиков у дверей базарных трактиров на
городской площади против гимназии и снова слезы бабушки, сердито-насмешливые словечки Варавки о народе, пьяном, хитром и ленивом. Казалось даже, что после истории с Маргаритой все люди
стали хуже: и богомольный, благообразный старик дворник Степан, и молчаливая, толстая Феня, неутомимо пожиравшая все сладкое.
Он читал о казнях, не возмущаясь, казни
стали так же привычны, как ничтожные события
городской хроники или как, в свое время, привычны были еврейские погромы: сильно возмутил первый, а затем уже не хватало сил возмущаться.
— Не женщина, а — обязательное постановление
городской управы. Вы не замечаете, что люди
становятся все скушнее?
Напрасно поэт
стал бы глядеть восторженными глазами на нее: она так же бы простодушно глядела и на поэта, как круглолицая деревенская красавица глядит в ответ на страстные и красноречивые взгляды
городского волокиты.
Одни из этих людей сумели воспользоваться
городскими условиями и
стали такие же, как и господа, и радовались своему положению; другие же
стали в городе в еще худшие условия, чем в деревне, и были еще более жалки.
По лицу Веры Павловны пробежало недоумение, когда она
стала распечатывать письмо: на конверте был штемпель
городской почты.
Я вышел за ворота и с бьющимся сердцем пустился в темный пустырь, точно в море. Отходя, я оглядывался на освещенные окна пансиона, которые все удалялись и
становились меньше. Мне казалось, что, пока они видны ясно, я еще в безопасности… Но вот я дошел до середины, где пролегала глубокая борозда, — не то канава, указывавшая старую
городскую границу, не то овраг.
— Да вы не читали… Вот посмотрите — целая
статья: «Наши партии». Начинается так: «В нашем Заполье
городское общество делится на две партии: старонавозная и новонавозная». Ведь это смешно? Пишет доктор Кочетов, потому что дума не согласилась с его докладом о необходимых санитарных мерах. Очень смешные слова доктор придумал.
Например, он написал громовую обличительную
статью против Мышникова, когда тот в качестве попечителя над
городскими школами уволил одну учительницу за непочтительность.
В этом крике было что-то суровое, внушительное. Печальная песня оборвалась, говор
стал тише, и только твердые удары ног о камни наполняли улицу глухим, ровным звуком. Он поднимался над головами людей, уплывая в прозрачное небо, и сотрясал воздух подобно отзвуку первого грома еще далекой грозы. Холодный ветер, все усиливаясь, враждебно нес встречу людям пыль и сор
городских улиц, раздувал платье и волосы, слепил глаза, бил в грудь, путался в ногах…
Добродушный и всегда довольный Петр Михайлыч
стал ее возмущать, особенно когда кого-нибудь хвалил из
городских или рассказывал какие-нибудь происшествия, случавшиеся в городе, и даже когда он с удовольствием обедал — словом, она начала делаться для себя, для отца и для прочих домашних какой-то маленькой тиранкой и с каждым днем более и более обнаруживать странностей.
Вице-губернатор всех их вызвал к себе и объявил, что если они не
станут заниматься думскими делами и не увеличат
городских доходов, то выговоров он не будет делать, а перепечатает их лавки, фабрики, заводы и целый год не даст им ни продать, ни купить на грош, и что простотой и незнанием они не смели бы отговариваться, потому что каждый из них такой умный плут, что все знает.
Все это Калинович наблюдал с любопытством и удовольствием, как обыкновенно наблюдают и восхищаются сельскою природою солидные
городские молодые люди, и в то же время с каким-то замираньем в сердце воображал, что чрез несколько часов он увидит благоухающую княжну, и так как ничто столь не располагает человека к мечтательности, как езда, то в голове его начинали мало-помалу образовываться довольно смелые предположения: «Что если б княжна полюбила меня, — думал он, — и сделалась бы женой моей… я
стал бы владетелем и этого фаэтона, и этой четверки… богат… муж красавицы… известный литератор…
(Читает.) «От Московской
городской шестигласной думы сим объявляется: не пожелает ли кто взять в содержание нижеозначенные оброчные
статьи».
— Нет, нет, — роман был самый приличный. Видите ли, всюду, где мы останавливались на постой,
городские жители имели свои исключения и прибавления, но в Букаресте так коротко обходились с нами жители, что когда однажды я
стал играть на скрипке, то девушки тотчас нарядились и пришли танцевать, и такое обыкновение повелось на каждый день.
Было время, когда «Современные известия» были самой распространенной газетой в Москве и весьма своеобразной: с одной стороны, в них печатались политические
статьи, а с другой — они с таким же жаром врывались в общественную
городскую жизнь и в обывательщину. То громили «Коварный Альбион», то с не меньшим жаром обрушивались на бочки «отходников», беспокоивших по ночам Никиту Петровича Гилярова-Платонова, жившего на углу Знаменки и Антипьевского переулка, в нижнем этаже, окнами на улицу.
В газете появились: Н. Щепкин, Н. Киселев, П. Самарин, А. Кошелев, Д. Шумахер, Н. Кетчер, М. Демидов, В. Кашкадамов и С. Гончаров, брат жены Пушкина. Это были либеральные гласные
Городской думы, давшие своим появлением тон газете навсегда. Полемика с Катковым и Леонтьевым закончилась дуэлью между С.Н. Гончаровым и П.М. Леонтьевым в Петровском парке, причем оба вышли из-под выстрелов невредимыми, и в передовой
статье «Русских ведомостей» было об этом случае напечатано...
Он
стал говорить о
городских новостях, о приезде губернаторши «с новыми разговорами», об образовавшейся уже в клубе оппозиции, о том, что все кричат о новых идеях и как это ко всем пристало, и пр., и пр.
Не доезжая
городского валу, «они мне велели снова остановить, вышли из экипажа и прошли через дорогу в поле; думал, что по какой ни есть слабости, а они
стали и начали цветочки рассматривать и так время стояли, чудно, право, совсем уже я усумнился».
— Кроме уж моего здоровья, —
стала продолжать прежний свой разговор Катрин, — где я тут буду жить?.. В нашем
городском доме? Но я его скорей желаю отдать внаймы, чем поселиться в нем, потому что он слишком велик для меня, и я должна буду всю мебель и все перевозить опять из Синькова сюда.
— Конечно, это правда! —
стал соглашаться Феодосий Гаврилыч. — Но, по
городским рассказам, Индобского не то что ударил один Лябьев, а его били и другие…
Задумал было Валерьян приняться за чтение, но в библиотеке Петра Григорьича, тоже перевезенной из его
городского дома и весьма немноготомной, оказались только книги масонского содержания, и, к счастью, в одном маленьком шкафике очутился неизвестно откуда попавший Боккачио [Боккачио — Боккаччо Джованни (1313—1375) — итальянский писатель-гуманист, автор «Декамерона».] на французском языке, за которого Ченцов, как за сокровище какое, схватился и
стал вместе с супругою целые вечера не то что читать, а упиваться и питаться сим нескромным писателем.
Около странного человека
стали собираться кучки любопытных, сначала мальчики и подростки, шедшие в школы, потом приказчики, потом дэбльтоунские дамы, возвращавшиеся из лавок и с базаров, — одним словом, весь Дэбльтоун, постепенно просыпавшийся и принимавшийся за свои обыденные дела, перебывал на площадке
городского сквера, у железнодорожной станции, стараясь, конечно, проникнуть в намерения незнакомца…
— Wery well! Это очень хорошо для вас, что вы сюда приехали: Америка — лучшая страна в мире, Нью-Йорк — лучший город в Америке. Ваши милые дети
станут здесь когда-нибудь образованными людьми. Я должен только заметить, что полиция не любит, чтобы детей купали в
городских бассейнах.
Он
стал объяснять, почему голод в деревнях мешает жениться
городским, а сам, поглядывая на неё, думал...
Он никуда не ходил, но иногда к нему являлся Сухобаев; уже выбранный
городским головой, он кубарем вертелся в своих разраставшихся делах,
стал ещё тоньше, острее, посапывал, широко раздувая ноздри хрящеватого носа, и не жаловался уже на людей, а говорил о них приглушённым голосом, часто облизывая губы, — слушать его непримиримые, угрожающие слова было неприятно и тяжело.
Влажная холодная кисея [Тонкая, редкая ткань, начально из индейской крапивы, ныне из хлопка — Ред.] висела над
городской площадью, недавно вымощенною крупным булыжником, отчего она
стала глазастой; пять окон «Лиссабона» были налиты жёлтым светом, и на тёмных шишках камней мостовой лежало пять жёлтых полос.
— Наши, конечно, слободские! Он —
городской,
стало быть, они его и били! Ну, вот, брат, и был ты в первом сражении — это хорошо! Эх, как я, будучи парнишкой, бои любил!..
О некоторых особенностях древнегерманского права в деле судебных наказаний и — О значении
городского начала в вопросе цивилизации; жаль только, что обе
статьи написаны языком несколько тяжелым и испещрены иностранными словами.
При деятельном пособии также молодой и любезной генеральши Л. Н. Мансуровой (урожденной Булгаковой) друзья Тимашевых скоро помогли им
стать твердою ногою на новом для них пути общественной
городской жизни.
Не проходило дня без перестрелок. Мятежники толпами разъезжали около
городского вала и нападали на фуражиров. Пугачев несколько раз подступал под Оренбург со всеми своими силами. Но он не имел намерения взять его приступом. «Не
стану тратить людей, — говорил он сакмарским казакам, — выморю город мором». Не раз находил он способ доставлять жителям возмутительные свои листы. Схватили в городе несколько злодеев, подосланных от самозванца; у них находили порох и фитили.
Оборотясь к соборным храмам, он трижды сотворил крестное знамение, поклонился на все четыре стороны, и по мановению руки его утихло все вокруг Лобного места; мало-помалу молчание
стало распространяться по всей площади, шум отдалялся, глухой говор бесчисленного народа
становился все тише… тише… и чрез несколько минут лишенный зрения мог бы подумать, что
городская площадь совершенно опустела.
— Пророк Самуил, — начал священник, — пришел в Вифлеем по повелению господню, и тут
городские старейшины вопрошали его с трепетом: «мир ли вход твой, о прозорливче?» И рече пророк: «мир, пожрети бо господу приидох, освятитеся и возвеселитеся днесье со мною».
Станем ли и мы, раба божия Юлия, вопрошать тебя о мире твоего пришествия в дом сей?..
Когда он говорил о чем-нибудь относящемся к медицине, то не походил ни на одного из наших
городских докторов, а производил какое-то новое, особенное впечатление, и мне казалось, что если бы он захотел, то мог бы
стать настоящим ученым.
Быть может, оттого, что,
ставши рабочим, я уже видел нашу
городскую жизнь только с ее изнанки, почти каждый день мне приходилось делать открытия, приводившие меня просто в отчаяние.
Действительно, все
городские барышни любви не заслуживают, и Ольга Иванова, о которой я вам писал, на прошлой неделе уже вышла замуж за нашего полицеймейстера и на третий день прислала нам на весь класс сладких пирожков, но я их есть не
стал и отдал свою долю товарищам.
Тетушке Клеопатре Львовне как-то раз посчастливилось сообщить брату Валерию, что это не всегда так было; что когда был жив папа, то и мама с папою часто езжали к Якову Львовичу и его жена Софья Сергеевна приезжала к нам, и не одна, а с детьми, из которых уже два сына офицеры и одна дочь замужем, но с тех пор, как папа умер, все это переменилось, и Яков Львович
стал посещать maman один, а она к нему ездила только в его
городской дом, где он проводил довольно значительную часть своего времени, живучи здесь без семьи, которая жила частию в деревне, а еще более за границей.
В один, например, из сентябрьских дней, которые часто в Москве бывают гораздо лучше июньских, барон и Анна Юрьевна гуляли в ее огромном
городском саду по довольно уединенной и длинной аллее. Барон сломал ветку и
стал ею щекотать себе около уха и шеи.
Что сначала он напишет
статью о необходимости держать бульвары в чистоте и уязвит при этом Московскую
городскую думу, а в следующем нумере накинется сам на себя и совершенно убедительно докажет, что все это пустяки и что бульвары прежде всего должны служить в качестве неисчерпаемого вместилища человечьего гуано!
Удивительно, какие совпадения и в правильной и даже неправильной жизни! Как раз когда родителям жизнь
становится невыносимой друг от друга, необходимы делаются и
городские условия для воспитывания детей. И вот является потребность переезда в город.
Я не
стану распространяться о том, как устроивала свое
городское житье моя мать, как она взяла к себе своих сестер, познакомилась с лучшим казанским обществом, делала визиты, принимала их, вывозила своих сестер на вечера и на балы, давала у себя небольшие вечера и обеды; я мало обращал на них внимания, но помню, как во время одного из таких обедов приехала к нам из Москвы первая наша гувернантка, старуха француженка, мадам Фуасье, как влетела она прямо в залу с жалобою на извозчиков и всех нас переконфузила, потому что все мы не умели говорить по-французски, а старуха не знала по-русски.
То без толку хохотал и сыпал «того-этого», то мрачно супился и свирепо косил своим круглым, лошадиным глазом; по нескольку раз в день посылал Саше записки и вызывал его за каким-нибудь вздорным делом, и уже не только Елене Петровне, а и прислуге
становились подозрительны его посланцы — оборванные
городские мальчишки, вороватые и юркие, как мышата.
После скандала с петицией Воропонова Мирон
стал для него окончательно, непримиримо противен, но он видел, что фабрика всецело в руках этого человека, Мирон ведёт дело ловко, уверенно, рабочие слушают его или боятся; они ведут себя смирнее
городских.
Вскрытие реки, разлив воды, спуск пруда, заимка — это события в деревенской жизни, о которых не имеют понятия
городские жители. В столицах, где лед на улицах еще в марте сколот и свезен, мостовые высохли и облака пыли, при нескольких градусах мороза, отвратительно носятся северным ветром, многие узнают загородную весну только потому, что в клубах появятся за обедом сморчки, которых еще не умудрились выращивать в теплицах… но это
статья особая и до нас не касается.
Из неизвестных авторов подписывались буквами, кроме вышеназванных: Н. М. и товарищи, под стихами «Народный обед» (ч. II, ст. VI); С. — под стихотворением «
Городская жизнь», подражание немецкому (ч. II, ст. XIV); С. С. — под
статьей «Маскерад» (ч. XI, ст. XVII); этому же автору принадлежит
статья «Прогулка» (ч. VI, ст. XV); В. С. — под
статьями «Волк и Лисица», басня (ч. XIV, ст. I); «Ночь», стихотворение (ст. VII); «Клеант» (ст. VIII); «Подражание английскому «Зрителю»«(ч. XV, ст. VI); «Некоторые рассуждения о смехе» (ч. XV, ст. V); Ва. Сев. — под одою «На кротость» (ч. XIV, ст. IX); М. С. — под письмом к «Татарскому мурзе» (ч. V, ст. I) и под стансами на учреждение Российской академии (ч. IX, ст. IV); X. X. — под стихами «Модное остроумие» (ч.