Неточные совпадения
Грушницкий
стал против меня и
по данному знаку начал поднимать пистолет.
Колени его дрожали. Он целил мне прямо в лоб…
— Оторвана? — повторил Иноков, сел на стул и, сунув шляпу в
колени себе, провел ладонью
по лицу. — Ну вот, я так и думал, что тут случилась какая-то ерунда. Иначе, конечно, вы не
стали бы читать. Стихи у вас?
Кошмарное знакомство
становилось все теснее и тяжелей. Поручик Петров сидел плечо в плечо с Климом Самгиным, хлопал его ладонью
по колену, толкал его локтем, плечом, радовался чему-то, и Самгин убеждался, что рядом с ним — человек ненормальный, невменяемый. Его узенькие, монгольские глаза как-то неестественно прыгали в глазницах и сверкали, точно рыбья чешуя. Самгин вспомнил поручика Трифонова, тот был менее опасен, простодушнее этого.
И все-таки он был поражен, даже растерялся, когда, шагая в поредевшем хвосте толпы, вышел на Дворцовую площадь и увидал, что люди впереди его
становятся карликами. Не сразу можно было понять, что они падают на
колени, падали они так быстро, как будто невидимая сила подламывала им ноги. Чем дальше
по направлению к шоколадной массе дворца, тем более мелкими казались обнаженные головы людей; площадь была вымощена ими, и в хмурое, зимнее небо возносился тысячеголосый рев...
Но, заглянув медвежьими глазками в глаза Клима, он хлопнул его
по колену и
стал рассказывать сам...
На площади
стало потише. Все внимательно следили за Пановым, а он ползал
по земле и целовал край колокола. Он и на
коленях был высок.
Но его не услышали. Перебивая друг друга, они толкали его. Макаров, сняв фуражку, дважды больно ударил козырьком ее
по колену Клима. Двуцветные, вихрастые волосы его вздыбились и придали горбоносому лицу не знакомое Климу, почти хищное выражение. Лида, дергая рукав шинели Клима, оскаливала зубы нехорошей усмешкой. У нее на щеках вспыхнули красные пятна, уши
стали ярко-красными, руки дрожали. Клим еще никогда не видел ее такой злой.
Не желая, чтоб она увидала
по глазам его, что он ей не верит, Клим закрыл глаза. Из книг, из разговоров взрослых он уже знал, что мужчина
становится на
колени перед женщиной только тогда, когда влюблен в нее. Вовсе не нужно вставать на
колени для того, чтоб снять с юбки гусеницу.
Она все металась и стонала, волосы у ней густой косой рассыпались
по плечам и груди. Он
стал на
колени, поцелуями зажимал ей рот, унимал стоны, целовал руки, глаза.
Но «Армида» и две дочки предводителя царствовали наперекор всему. Он попеременно ставил на пьедестал то одну, то другую, мысленно
становился на
колени перед ними, пел, рисовал их, или грустно задумывался, или мурашки бегали
по нем, и он ходил, подняв голову высоко, пел на весь дом, на весь сад, плавал в безумном восторге. Несколько суток он беспокойно спал, метался…
После разговора с Марфенькой Викентьев в ту же ночь укатил за Волгу и, ворвавшись к матери, бросился обнимать и целовать ее по-своему, потом, когда она, собрав все силы, оттолкнула его прочь, он
стал перед ней на
колени и торжественно произнес...
Воцарилось глубочайшее молчание. Губернатор вынул из лакированного ящика бумагу и начал читать чуть слышным голосом, но внятно. Только что он кончил, один старик лениво встал из ряда сидевших
по правую руку, подошел к губернатору,
стал, или, вернее, пал на
колени, с поклоном принял бумагу, подошел к Кичибе, опять пал на
колени, без поклона подал бумагу ему и сел на свое место.
Станьте на
колени и потом сядьте на пятки — вот это и значит сидеть по-японски.
Он,
по прибытии, созвал пленных кафрских вождей, обошелся с ними презрительно и сурово; одному из них, именно Макомо, велел
стать на
колени и объявил, что отныне он, Герри Смит, главный и единственный начальник кафров.
Он облекался для этого в польский костюм, лихо стучал
по полу каблуками и
по окончании фигуры
становился на
колени, подавая руку своей даме, которая кружилась около него, выделывая па.
А
по окончании службы поп выходил на амвон,
становился на
колени и кланялся отцу в ноги, прося прощения.
На площадь приходили прямо с вокзалов артели приезжих рабочих и
становились под огромным навесом, для них нарочно выстроенным. Сюда
по утрам являлись подрядчики и уводили нанятые артели на работу. После полудня навес поступал в распоряжение хитрованцев и барышников: последние скупали все, что попало. Бедняки, продававшие с себя платье и обувь, тут же снимали их, переодевались вместо сапог в лапти или опорки, а из костюмов — в «сменку до седьмого
колена», сквозь которую тело видно…
Отец решил как-то, что мне и младшему брату пора исповедываться, и взял нас с собой в церковь. Мы отстояли вечерню. В церкви было почти пусто, и
по ней ходил тот осторожный, робкий, благоговейный шорох, который бывает среди немногих молящихся. Из темной кучки исповедников выделялась какая-нибудь фигура,
становилась на
колени, священник накрывал голову исповедующегося и сам внимательно наклонялся… Начинался тихий, важный, проникновенный шопот.
В это время заплакала во сне сестренка. Они спохватились и прекратили спор, недовольные друг другом. Отец, опираясь на палку, красный и возбужденный, пошел на свою половину, а мать взяла сестру на
колени и
стала успокаивать.
По лицу ее текли слезы…
Все это было так завлекательно, так ясно и просто, как только и бывает в мечтах или во сне. И видел я это все так живо, что… совершенно не заметил, как в классе
стало необычайно тихо, как ученики с удивлением оборачиваются на меня; как на меня же смотрит с кафедры старый учитель русского языка, лысый, как
колено, Белоконский, уже третий раз окликающий меня
по фамилии… Он заставил повторить что-то им сказанное, рассердился и выгнал меня из класса, приказав
стать у классной двери снаружи.
Галактион стоял и не чувствовал, как у него катились
по лицу слезы. Харитина подвела его к постели и заставила
стать на
колени.
Знакомство с барчуками продолжалось,
становясь всё приятней для меня. В маленьком закоулке, между стеною дедова дома и забором Овсянникова, росли вяз, липа и густой куст бузины; под этим кустом я прорезал в заборе полукруглое отверстие, братья поочередно или
по двое подходили к нему, и мы беседовали тихонько, сидя на корточках или стоя на
коленях. Кто-нибудь из них всегда следил, как бы полковник не застал нас врасплох.
На полдороге
стало темнеть, и скоро нас окутала настоящая тьма. Я уже потерял надежду, что когда-нибудь будет конец этой прогулке, и шел ощупью, болтаясь
по колена в воде и спотыкаясь о бревна. Кругом меня и моих спутников там и сям мелькали или тлели неподвижно блуждающие огоньки; светились фосфором целые лужи и громадные гниющие деревья, а сапоги мои были усыпаны движущимися точками, которые горели, как ивановские светляки.
По выходе Персиянцева Розанов, сидя на корточках, опустил руки на
колени и тяжело задумался. В погреб уже более часа долетали рулады, которые вырабатывал носом и горлом сонный Персиянцев; приготовленные бумажки
стали вянуть и с уголков закручиваться; стеариновая свечка
стала много ниже ростом, а Розанов все находился в своем столбняковом состоянии.
Нашу карету и повозку
стали грузить на паром, а нам подали большую косную лодку, на которую мы все должны были перейти
по двум доскам, положенным с берега на край лодки; перевозчики в пестрых мордовских рубахах, бредя
по колени в воде, повели под руки мою мать и няньку с сестрицей; вдруг один из перевозчиков, рослый и загорелый, схватил меня на руки и понес прямо
по воде в лодку, а отец пошел рядом
по дощечке, улыбаясь и ободряя меня, потому что я,
по своей трусости, от которой еще не освободился, очень испугался такого неожиданного путешествия.
Что это у тебя за неприятности
по службе, — напиши мне поскорее, не нужно ли что похлопотать в Петербурге: я поеду всюду и
стану на
коленях вымаливать для тебя!
Настенька поместилась рядом с ней и,
став на
колени, начала горячо молиться, взглядывая
по временам на задумчиво стоявшего у правого клироса Калиновича.
Много, много раз, таясь от товарищей и особенно от соседей
по кровати,
становился Александров на
колени у своего деревянного шкафчика, осторожно доставал из него дорогую фотографию, освобождал ее от тонкого футляра и папиросной бумаги и, оставаясь в такой неудобной позе, подолгу любовался волшебно милым лицом.
«Господи!» — послышалось из толпы. Какой-то парень начал креститься; три, четыре человека действительно хотели было
стать на
колени, но другие подвинулись всею громадой шага на три вперед и вдруг все разом загалдели: «Ваше превосходительство… рядили
по сороку… управляющий… ты не моги говорить» и т. д., и т. д. Ничего нельзя было разобрать.
Я не мог не ходить
по этой улице — это был самый краткий путь. Но я
стал вставать раньше, чтобы не встречаться с этим человеком, и все-таки через несколько дней увидел его — он сидел на крыльце и гладил дымчатую кошку, лежавшую на
коленях у него, а когда я подошел к нему шага на три, он, вскочив, схватил кошку за ноги и с размаху ударил ее головой о тумбу, так что на меня брызнуло теплым, — ударил, бросил кошку под ноги мне и встал в калитку, спрашивая...
— Где же они повелевают мне
стать пред ними на
колени: здесь, или на площади, или во храме? — сухо спросил Туберозов. — Мне все равно:
по повелению я все исполню.
Ирландец опять подмигнул, похлопал Дыму
по колену, и они, видно, сразу
стали приятели.
Лорис-Меликов сел на кресло, стоявшее у стола. Хаджи-Мурат опустился против него на низкой тахте и, опершись руками на
колени, наклонил голову и внимательно
стал слушать то, что Лорис-Меликов говорил ему. Лорис-Меликов, свободно говоривший по-татарски, сказал, что князь, хотя и знает прошедшее Хаджи-Мурата, желает от него самого узнать всю его историю.
Вершина любила власть, и ей очень льстило, когда провинившаяся в чем-нибудь Марта
по ее приказанию беспрекословно
становилась на
колени.
Елена протянула руки, как будто отклоняя удар, и ничего не сказала, только губы ее задрожали и алая краска разлилась
по всему лицу. Берсенев заговорил с Анной Васильевной, а Елена ушла к себе, упала на
колени и
стала молиться, благодарить Бога… Легкие, светлые слезы полились у ней из глаз. Она вдруг почувствовала крайнюю усталость, положила голову на подушку, шепнула: «Бедный Андрей Петрович!» — и тут же заснула, с мокрыми ресницами и щеками. Она давно уже не спала и не плакала.
Мысль этого момента напоминала свистнувший мимо уха камень: так все
стало мне ясно, без точек и запятых. Я успел кинуться к памятнику и, разбросав цветы, взобраться
по выступам цоколя на высоту, где моя голова была выше
колен «Бегущей». Внизу сбилась дико загремевшая толпа, я увидел направленные на меня револьверы и пустоту огромного ящика, верх которого приходился теперь на уровне моих глаз.
— Дрянь человек, — сказал Гез. Его несколько злобное утомление исчезло; он погасил окурок,
стал вдруг улыбаться и тщательно расспросил меня, как я себя чувствую — во всех отношениях жизни на корабле. Ответив как надо, то есть бессмысленно
по существу и прилично разумно
по форме, — я встал, полагая, что Гез отправится завтракать. Но на мое о том замечание Гез отрицательно покачал головой, выпрямился, хлопнул руками
по коленям и вынул из нижнего ящика стола скрипку.
Между тем машинально я шел все дальше. Лес редел понемногу, почва опускалась и
становилась кочковатой. След, оттиснутый на снегу моей ногой, быстро темнел и наливался водой. Несколько раз я уже проваливался
по колена. Мне приходилось перепрыгивать с кочки на кочку; в покрывавшем их густом буром мху ноги тонули, точно в мягком ковре.
Едва только Василий Терентьевич, схватившись руками за козлы, кряхтя и накренив всю коляску, ступил на подножку, как бабы быстро окружили его со всех сторон и повалились на
колени. Испуганные шумом толпы, молодые, горячие лошади захрапели и
стали метаться; кучер, натянув вожжи и совсем перевалившись назад, едва сдерживал их на месте. Сначала Квашнин ничего не мог разобрать: бабы кричали все сразу и протягивали к нему грудных младенцев.
По бронзовым лицам вдруг потекли обильные слезы…
Подбежав к тому месту, где лежала дочь, старик опустился на
колени и, приложив лицо свое к ее бледно-мертвенному лицу,
стал призывать ее
по имени.
Когда дождь застучал
по рогоже, он подался туловищем вперед, чтобы заслонить собою
колени, которые вдруг
стали мокры;
колени удалось прикрыть, но зато меньше чем через минуту резкая, неприятная сырость почувствовалась сзади, ниже спины и на икрах.
Старик был неаккуратно одет, и на груди, и на
коленях у него был сигарный пепел; по-видимому, никто не чистил ему ни сапог, ни платья. Рис в пирожках был недоварен, от скатерти пахло мылом, прислуга громко стучала ногами. И старик, и весь этот дом на Пятницкой имели заброшенный вид, и Юлии, которая это чувствовала,
стало стыдно за себя и за мужа.
А Карлоне уже услыхал ее крики, бросился встречу ей, но когда ему сказали, что случилось, он упал на
колени среди толпы, потом вскочил и ударил невесту свою левой рукою
по лицу, а правой
стал душить грека, — народ едва успел отнять его.
— Жорж, дорогой мой, я погибаю! — сказала она по-французски, быстро опускаясь перед Орловым и кладя голову ему на
колени. — Я измучилась, утомилась и не могу больше, не могу… В детстве ненавистная, развратная мачеха, потом муж, а теперь вы… вы… Вы на мою безумную любовь отвечаете иронией и холодом… И эта страшная, наглая горничная! — продолжала она, рыдая. — Да, да, я вижу: я вам не жена, не друг, а женщина, которую вы не уважаете за то, что она
стала вашею любовницей… Я убью себя!
Болтаясь
по колена в холодной грязи, надсаживая грудь, я хотел заглушить воспоминания и точно мстил себе за все те сыры и консервы, которыми меня угощали у инженера; но все же, едва я ложился в постель, голодный и мокрый, как мое грешное воображение тотчас же начинало рисовать мне чудные, обольстительные картины, и я с изумлением сознавался себе, что я люблю, страстно люблю, и засыпал крепко и здорово, чувствуя, что от этой каторжной жизни мое тело
становится только сильнее и моложе.
Все это, впрочем, разрешилось тем, что князь, кончив курс и будучи полным распорядителем самого себя и своего громадного состояния, — так как отец и мать его уже умерли, — на другой же день
по выходе из лицея отправился к добрейшей тетке своей Марье Васильевне,
стал перед ней на
колени, признался ей в любви своей к Элизе и умолял ее немедля ехать и сделать от него предложение.
Но, дойдя до известной точки, взбешенный человек вдруг как будто сам себя испугается, останавливается, как ошеломленный, с ужасным вопросом: «Что это такое я наделал?» Потом немедленно раскисает, хнычет, требует объяснений,
становится на
колени, просит прощения, умоляет, чтоб все было по-старому, но только поскорее, как можно поскорее!..
С пригорка, обернувшись, видит Жегулев то вечное зарево, которое
по ночам уже стоит над всеми городами земли. Он останавливается и долго смотрит: внимательно и строго. И с тою серьезностью и простотою в обряде, которой научился у простых людей, Жегулев
становится на
колена и земно кланяется далекому.
— Кот? А кот сразу поверил… и раскис. Замурлыкал, как котенок, тычется головой, кружится, как пьяный, вот-вот заплачет или скажет что-нибудь. И с того вечера
стал я для него единственной любовью, откровением, радостью, Богом, что ли, уж не знаю, как это на ихнем языке: ходит за мною
по пятам, лезет на
колена, его уж другие бьют, а он лезет, как слепой; а то ночью заберется на постель и так развязно, к самому лицу — даже неловко ему сказать, что он облезлый и что даже кухарка им гнушается!
Дюрок хлопнул
по колену рукой и встал. Все подошли к девушке — веселой или грустной? — трудно было понять, так тосковало, мгновенно освещаясь улыбкой или
становясь внезапно рассеянным, ее подвижное лицо. Прощаясь, я сказал: «Молли, если я вам понадоблюсь, рассчитывайте на меня!..» — и, не дожидаясь ответа, быстро выскочил первый, почти не помня, как холодная рука Ганувера стиснула мою крепким пожатием.