Неточные совпадения
Отойдя от
бивака километра четыре, я нашел маленькую тропинку и пошел по ней к лесу. Скоро я заметил, что ветки деревьев
стали хлестать меня по лицу. Наученный опытом, я понял, что тропа эта зверовая, и, опасаясь, как бы она не завела меня куда-нибудь далеко в сторону, бросил ее и пошел целиной. Здесь я долго бродил по оврагам, но ничего не нашел.
Потом мы пошли к берегу и отворотили один камень. Из-под него выбежало множество мелких крабов. Они бросились врассыпную и проворно спрятались под другие камни. Мы
стали ловить их руками и скоро собрали десятка два. Тут же мы нашли еще двух протомоллюсков и около сотни раковин береговичков. После этого мы выбрали место для
бивака и развели большой огонь. Протомоллюсков и береговичков мы съели сырыми, а крабов сварили. Правда, это дало нам немного, но все же первые приступы голода были утолены.
Только к шести с половиной часам мы окончили бивачные работы и сильно устали. Когда вспыхнул огонь, на
биваке стало сразу уютнее. Теперь можно было переобуться, обсушиться и подумать об ужине. Через полчаса мы пили чай и толковали о погоде.
Стрелки принялись таскать дрова, а солон пошел в лес за сошками для палатки. Через минуту я увидел его бегущим назад. Отойдя от скалы шагов сто, он остановился и посмотрел наверх, потом отбежал еще немного и, возвратившись на
бивак, что-то тревожно
стал рассказывать Дерсу. Гольд тоже посмотрел на скалу, плюнул и бросил топор на землю.
Надо было бы здесь
стать на
бивак, но я уступил просьбам своих товарищей, и мы пошли дальше.
Оказалось, что я все время кружил около него. Досадно мне
стало за бессонную ночь, но тотчас это чувство сменилось радостью: я возвращался на
бивак не с пустыми руками. Это невинное тщеславие свойственно каждому охотнику.
После полудня мы еле-еле тащили ноги. Я чувствовал себя совершенно разбитым; Дерсу тоже был болен. Один раз мы видели кабана, но нам было не до охоты. Сегодня мы рано
стали на
бивак.
После этого оба они пришли ко мне и
стали просить, чтобы я переменил место
бивака. На вопрос, какая тому причина, солон сказал, что, когда под утесом он
стал рубить дерево, сверху в него черт два раза бросил камнями. Дерсу и солон так убедительно просили меня уйти отсюда и на лицах у них написано было столько тревоги, что я уступил им и приказал перенести палатки вниз по реке метров на 400. Тут мы нашли место еще более удобное, чем первое.
По обыкновению около трех часов пополудни мы
стали выбирать место для
бивака.
Когда мы выступили с
бивака, я
стал его расспрашивать.
С тех пор все чаще и чаще приходилось слышать о каких-то людях, скрывающихся в тайге. То видели их самих, то находили
биваки, лодки, спрятанные в кустах, и т.д. Это
становилось подозрительным. Если бы это были китайцы, мы усмотрели бы в них хунхузов. Но, судя по следам, это были русские.
Удивительные птицы вороны: как скоро они узнают, где есть мясо! Едва солнечные лучи позолотили вершины гор, как несколько их появилось уже около нашего
бивака. Они громко перекликались между собой и перелетали с одного дерева на другое. Одна из ворон села очень близко от нас и
стала каркать.
Гольд
стал говорить о том, что тигру дано в тайге много корма и запрещено нападать на человека. Этот тигр следил кабанов, но по пути увидел людей, напал на наш
бивак и украл собаку.
Старовер с пренебрежением плюнул и
стал укладываться на ночь. Я распрощался с ним и пошел к своему
биваку. У огня с солдатами сидел Дерсу. Взглянув на него, я сразу увидел, что он куда-то собирается.
Наконец начало светать. Воздух наполнился неясными сумеречными тенями, звезды
стали гаснуть, точно они уходили куда-то в глубь неба. Еще немного времени — и кроваво-красная заря показалась на востоке. Ветер
стал быстро стихать, а мороз — усиливаться. Тогда Дерсу и Китенбу пошли к кустам. По следам они установили, что мимо нас прошло девять кабанов и что тигр был большой и старый. Он долго ходил около
бивака и тогда только напал на собак, когда костер совсем угас.
Однако мы прошли еще 4 км, а стойбище, как заколдованное, уходило от нас все дальше и дальше. Пора было
становиться на
бивак, но обидно было копаться в снегу и ночевать по соседству с юртами. На все вопросы, далеко ли еще, удэгеец отвечал коротко...
Под утро я немного задремал, и тотчас мне приснился странный сон: мы — я и Дерсу — были на каком-то
биваке в лесу. Дерсу увязывал свою котомку и собирался куда-то идти, а я уговаривал его остаться со мной. Когда все было готово, он сказал, что идет к жене, и вслед за этим быстро направился к лесу. Мне
стало страшно; я побежал за ним и запутался в багульнике. Появились пятипальчатые листья женьшеня. Они превратились в руки, схватили меня и повалили на землю.
С каждым днем
становилось все холоднее и холоднее. Средняя суточная температура понизилась до 6,3°С, и дни заметно сократились. На ночь для защиты от ветра нужно было забираться в самую чащу леса. Для того чтобы заготовить дрова, приходилось рано
становиться на
биваки. Поэтому за день удавалось пройти мало, и на маршрут, который летом можно было сделать в сутки, теперь приходилось тратить времени вдвое больше.
От устья Билимбе до Конора — 12 км по прямой линии. В этот день, несмотря на хорошую погоду, нам удалось пройти немного. На
бивак мы
стали около небольшой речки Сюригчи. Нижняя часть ее заболочена, а верхняя покрыта гарью. Здесь был когда-то хороший лес. Недавнее наводнение размывало оба берега речки.
Чем дальше, тем труднее
становилось идти. Поэтому я решил оставить мулов на
биваке и назавтра продолжать путь с котомками. Мы рассчитывали в два дня достигнуть водораздела, однако этот переход отнял у нас четверо суток. В довершение всего погода испортилась — пошли дожди.
К полудню дождь усилился. Осенний дождь — это не то что летний дождь: легко можно простудиться. Мы сильно прозябли, и потому пришлось рано
стать на
бивак. Скоро нам удалось найти балаган из корья. Способ постройки его и кое-какие брошенные вещи указывали на то, что он был сделан корейцами. Оправив его немного, мы натаскали дров и принялись сушить одежду. Часа в четыре дня дождь прекратился. Тяжелая завеса туч разорвалась, и мы увидели хребет Карту, весь покрытый снегом.
На
биваке стало тихо: люди начали подкреплять себя пищей.
После перехода вброд реки Кулумбе наша обувь была мокрой, и потому переход через скалу Ван-Син-лаза был отложен до другого дня. Тогда мы
стали высматривать место для
бивака. В это время из воды показалось какое-то животное. Подняв голову, оно с видимым любопытством рассматривало нас. Это была нерпа.
Ветер описывал большой круг, возвращался на наш
бивак и нападал на кедр, стараясь во что бы то ни
стало опрокинуть его на землю.
Пройти нам удалось немного. Опасаясь во время тумана заблудиться в горах, я решил рано
стать на
бивак. На счастье, Чжан Бао нашел между камней яму, наполненную дождевой водой, и вблизи от нее сухой кедровый стланец. Мы поставили односкатную палатку, развели огонь и
стали сушиться.
В 4 часа дня мы
стали высматривать место для
бивака. Здесь река делала большой изгиб. Наш берег был пологий, а противоположный — обрывистый. Тут мы и остановились. Стрелки принялись ставить палатки, а Дерсу взял котелок и пошел за водой. Через минуту он возвратился, крайне недовольный.
Стрелки
стали ставить палатки, а я с Дерсу пошел на охоту в надежде, не удастся ли где-нибудь подстрелить сохатого. Недалеко от
бивака я увидел трех рябчиков. Они ходили по снегу и мало обращали на меня внимания. Я хотел было стрелять, но Дерсу остановил меня.
Утомленные непогодой, мы рано
стали на
бивак. Вечером около нашего табора с ревом ходил тигр. Ночью мы поддерживали усиленный огонь и несколько раз стреляли из ружей.
Глаза умершего были открыты и запорошены снегом. Из осмотра места вокруг усопшего мои спутники выяснили, что когда китаец почувствовал себя дурно, то решил
стать на
бивак, снял котомку и хотел было ставить палатку, но силы оставили его; он сел под дерево и так скончался. Маньчжур Чи-Ши-у, Сунцай и Дерсу остались хоронить китайца, а мы пошли дальше.
На задаваемые вопросы Дерсу ответил мне, что изгородь эту они сделали для того, чтобы черт со скал не мог видеть, что делается на
биваке. Мне
стало смешно, но я не высказывал этого, чтобы не обидеть старого приятеля.
По времени нам пора было устраивать
бивак. Я хотел было войти в юрту, но Дерсу просил меня подождать немного. Он накрутил на палку бересту, зажег ее и, просунув факел в юрту, с криками
стал махать им во все стороны. Захаров и Аринин смеялись, а он пресерьезно говорил им, что, как только огонь вносится в юрту, черт вместе с дымом вылетает через отверстие в крыше. Только тогда человек может войти в нее без опаски.
Я думал, что он хочет остановиться на
бивак, и
стал убеждать его пройти еще немного.
Вскоре
бивак наш опять ожил; заговорили люди, очнулись от оцепенения лошади, заверещала в стороне пищуха, ниже по оврагу ей
стала вторить другая; послышался крик дятла и трещоточная музыка желны.
День близился к концу. Солнце клонилось на запад, от деревьев по земле протянулись длинные тени. Надо было
становиться на ночь. Выбрав место, где есть вода, мы
стали устраивать
бивак.
Я весь ушел в созерцание природы и совершенно забыл, что нахожусь один, вдали от
бивака. Вдруг в стороне от себя я услышал шорох. Среди глубокой тишины он показался мне очень сильным. Я думал, что идет какое-нибудь крупное животное, и приготовился к обороне, но это оказался барсук. Он двигался мелкой рысцой, иногда останавливался и что-то искал в траве; он прошел так близко от меня, что я мог достать его концом ружья. Барсук направился к ручью, полакал воду и заковылял дальше. Опять
стало тихо.
Начинала всходить луна. И на небе и на земле сразу
стало светлее. Далеко, на другом конце поляны, мелькал огонек нашего
бивака. Он то замирал, то как будто угасал на время, то вдруг снова разгорался яркой звездочкой.
В этих простых словах было много анимистического, но было много и мысли. Услышав наш разговор,
стали просыпаться стрелки и казаки. Весь день я просидел на месте. Стрелки тоже отдыхали и только по временам ходили посмотреть лошадей, чтобы они не ушли далеко от
бивака.
Через несколько минут мы подошли к
биваку. Стрелки расступились и с любопытством
стали рассматривать гольда.
Через час Туртыгин возвратился и доложил мне, что в 2 км от нашего табора у подножия скалистой сопки он нашел
бивак какого-то охотника. Этот человек расспрашивал его, кто мы такие, куда идем, давно ли мы в дороге, и когда узнал мою фамилию, то
стал спешно собирать свою котомку. Это известие меня взволновало.
День уже кончился, а мы все шли. Казалось, что реке Синанце и конца не будет. За каждым поворотом открывались все новые и новые плесы. Мы еле волочили ноги, шли, как пьяные, и если бы не уговоры Дерсу, то давно
стали бы на
бивак.
«Пора возвращаться на
бивак», — подумал я и
стал осматриваться, но за лесом ничего не было видно. Тогда я поднялся на одну из ближайших сопок, чтобы ориентироваться.
До сумерек было еще далеко. Я взял свою винтовку и пошел осматривать окрестности. Отойдя от
бивака с километр, я сел на пень и
стал слушать. В часы сумерек пернатое население тайги всегда выказывает больше жизни, чем днем. Мелкие птицы взбирались на верхушки деревьев, чтобы взглянуть оттуда на угасающее светило и послать ему последнее прости.
Запасшись этим средством, мы шли вперед до тех пор, пока солнце совсем не скрылось за горизонтом. Паначев тотчас же пошел на разведку. Было уже совсем темно, когда он возвратился на
бивак и сообщил, что с горы видел долину Улахе и что завтра к полудню мы выйдем из леса. Люди ободрились,
стали шутить и смеяться.
Моя тропа заворачивала все больше к югу. Я перешел еще через один ручей и опять
стал подыматься в гору. В одном месте я нашел чей-то
бивак. Осмотрев его внимательно, я убедился, что люди здесь ночевали давно и что это, по всей вероятности, были охотники.
Днем четвероногие обитатели тайги забиваются в чащу, но перед сумерками начинают подыматься со своих лежек. Сначала они бродят по опушкам леса, а когда ночная мгла окутает землю, выходят пастись на поляны. Казаки не
стали дожидаться сумерек и пошли тотчас, как только развьючили лошадей и убрали седла. На
биваке остались мы вдвоем с Дерсу.
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и
стал думать о пережитом. Ночь была ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между собой. По опушкам сонного леса бродили дикие звери. Иные совсем близко подходили к
биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и уснул крепким сном.
Отойдя от
бивака 1,5 км, мы остановились около тихого ручья и
стали слушать.
Когда все бивачные работы были закончены, стрелки
стали проситься на охоту. Я посоветовал им не ходить далеко и пораньше возвращаться на
бивак. Загурский пошел по долине Динзахе, Туртыгин — вверх по Тадушу, а я с остальными людьми остался на
биваке.
Ночи сделались значительно холоднее. Наступило самое хорошее время года. Зато для лошадей в другом отношении
стало хуже. Трава, которой они главным образом кормились в пути, начала подсыхать. За неимением овса изредка, где были фанзы, казаки покупали буду и понемногу подкармливали их утром перед походом и вечером на
биваках.
Вечер был тихий и прохладный. Полная луна плыла по ясному небу, и, по мере того как свет луны
становился ярче, наши тени делались короче и чернее. По дороге мы опять вспугнули диких кабанов. Они с шумом разбежались в разные стороны. Наконец между деревьями показался свет. Это был наш
бивак.