Неточные совпадения
Наконец на нашем
биваке стало все понемногу успокаиваться.
Вскоре
бивак наш опять ожил; заговорили люди, очнулись от оцепенения лошади, заверещала в стороне пищуха, ниже по оврагу ей
стала вторить другая; послышался крик дятла и трещоточная музыка желны.
Запасшись этим средством, мы шли вперед до тех пор, пока солнце совсем не скрылось за горизонтом. Паначев тотчас же пошел на разведку. Было уже совсем темно, когда он возвратился на
бивак и сообщил, что с горы видел долину Улахе и что завтра к полудню мы выйдем из леса. Люди ободрились,
стали шутить и смеяться.
Моя тропа заворачивала все больше к югу. Я перешел еще через один ручей и опять
стал подыматься в гору. В одном месте я нашел чей-то
бивак. Осмотрев его внимательно, я убедился, что люди здесь ночевали давно и что это, по всей вероятности, были охотники.
До сумерек было еще далеко. Я взял свою винтовку и пошел осматривать окрестности. Отойдя от
бивака с километр, я сел на пень и
стал слушать. В часы сумерек пернатое население тайги всегда выказывает больше жизни, чем днем. Мелкие птицы взбирались на верхушки деревьев, чтобы взглянуть оттуда на угасающее светило и послать ему последнее прости.
Я весь ушел в созерцание природы и совершенно забыл, что нахожусь один, вдали от
бивака. Вдруг в стороне от себя я услышал шорох. Среди глубокой тишины он показался мне очень сильным. Я думал, что идет какое-нибудь крупное животное, и приготовился к обороне, но это оказался барсук. Он двигался мелкой рысцой, иногда останавливался и что-то искал в траве; он прошел так близко от меня, что я мог достать его концом ружья. Барсук направился к ручью, полакал воду и заковылял дальше. Опять
стало тихо.
Раздался общий смех. Оказалось, что не он один, все не спали, но никому первому не хотелось вставать и раскладывать дымокуры. Минуты через две разгорелся костер. Стрелки смеялись друг над другом, опять охали и ругались. Мало-помалу на
биваке стала водворяться тишина. Миллионы комаров и мошек облепили мой комарник. Под жужжание их я начал дремать и вскоре уснул крепким сном.
На следующий день, 16 июня, мы снялись с
бивака в 5 часов утра и сразу
стали подыматься на Сихотэ-Алинь. Подъем был медленный и постепенный. Наш проводник по возможности держал прямое направление, но там, где было круто, он шел зигзагами.
День близился к концу. Солнце клонилось на запад, от деревьев по земле протянулись длинные тени. Надо было
становиться на ночь. Выбрав место, где есть вода, мы
стали устраивать
бивак.
Я вспомнил Дерсу. Он говорил мне, что тигр не боится огня и смело подходит к
биваку, если на нем тихо. Сегодня мы имели случай в этом убедиться. За утренним чаем мы еще раз говорили о ночной тревоге и затем
стали собирать свои котомки.
«Пора возвращаться на
бивак», — подумал я и
стал осматриваться, но за лесом ничего не было видно. Тогда я поднялся на одну из ближайших сопок, чтобы ориентироваться.
Залезть на дерево! Эта глупая мысль всегда первой приходит в голову заблудившемуся путнику. Я сейчас же отогнал ее прочь. Действительно, на дереве было бы еще холоднее, и от неудобного положения
стали бы затекать ноги. Зарыться в листья! Это не спасло бы меня от дождя, но, кроме того, легко простудиться. Как я ругал себя за то, что не взял с собой спичек. Я мысленно дал себе слово на будущее время не отлучаться без них от
бивака даже на несколько метров.
Когда все бивачные работы были закончены, стрелки
стали проситься на охоту. Я посоветовал им не ходить далеко и пораньше возвращаться на
бивак. Загурский пошел по долине Динзахе, Туртыгин — вверх по Тадушу, а я с остальными людьми остался на
биваке.
Через час Туртыгин возвратился и доложил мне, что в 2 км от нашего табора у подножия скалистой сопки он нашел
бивак какого-то охотника. Этот человек расспрашивал его, кто мы такие, куда идем, давно ли мы в дороге, и когда узнал мою фамилию, то
стал спешно собирать свою котомку. Это известие меня взволновало.
Через несколько минут мы подошли к
биваку. Стрелки расступились и с любопытством
стали рассматривать гольда.
Начинала всходить луна. И на небе и на земле сразу
стало светлее. Далеко, на другом конце поляны, мелькал огонек нашего
бивака. Он то замирал, то как будто угасал на время, то вдруг снова разгорался яркой звездочкой.
Днем четвероногие обитатели тайги забиваются в чащу, но перед сумерками начинают подыматься со своих лежек. Сначала они бродят по опушкам леса, а когда ночная мгла окутает землю, выходят пастись на поляны. Казаки не
стали дожидаться сумерек и пошли тотчас, как только развьючили лошадей и убрали седла. На
биваке остались мы вдвоем с Дерсу.
Я понял причину его тоски, и мне жаль
стало старика. Я сказал ему, что совсем не пойду на охоту и останусь с ним на
биваке.
К вечеру мы немного не дошли до перевала и остановились у предгорий Сихотэ-Алиня. На этот день на разведки я послал казаков, а сам с Дерсу остался на
биваке. Мы скоро поставили односкатную палатку, повесили над огнем чайник и
стали ждать возвращения людей. Дерсу молча курил трубку, а я делал записи в свой дневник.
В этих простых словах было много анимистического, но было много и мысли. Услышав наш разговор,
стали просыпаться стрелки и казаки. Весь день я просидел на месте. Стрелки тоже отдыхали и только по временам ходили посмотреть лошадей, чтобы они не ушли далеко от
бивака.
Ночи сделались значительно холоднее. Наступило самое хорошее время года. Зато для лошадей в другом отношении
стало хуже. Трава, которой они главным образом кормились в пути, начала подсыхать. За неимением овса изредка, где были фанзы, казаки покупали буду и понемногу подкармливали их утром перед походом и вечером на
биваках.
Запасшись такими рожками, мы с Дерсу отправились в лес и, отойдя от
бивака с километр, разошлись в разные стороны. Выбрав место, где заросли были не так густы, я сел на пень и
стал ждать.
Отойдя от
бивака 1,5 км, мы остановились около тихого ручья и
стали слушать.
После этого он выстрелил из ружья в воздух, затем бросился к березе, спешно сорвал с нее кору и зажег спичкой. Ярким пламенем вспыхнула сухая береста, и в то же мгновение вокруг нас сразу
стало вдвое темнее. Испуганные выстрелом изюбры шарахнулись в сторону, а затем все стихло. Дерсу взял палку и накрутил на нее горящую бересту. Через минуту мы шли назад, освещая дорогу факелом. Перейдя реку, мы вышли на тропинку и по ней возвратились на
бивак.
Вечер был тихий и прохладный. Полная луна плыла по ясному небу, и, по мере того как свет луны
становился ярче, наши тени делались короче и чернее. По дороге мы опять вспугнули диких кабанов. Они с шумом разбежались в разные стороны. Наконец между деревьями показался свет. Это был наш
бивак.
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и
стал думать о пережитом. Ночь была ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между собой. По опушкам сонного леса бродили дикие звери. Иные совсем близко подходили к
биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и уснул крепким сном.
Рано мы легли спать и на другой день рано и встали. Когда лучи солнца позолотили вершины гор, мы успели уже отойти от
бивака 3 или 4 км. Теперь река Дунца круто поворачивала на запад, но потом
стала опять склоняться к северу. Как раз на повороте, с левой стороны, в долину вдвинулась высокая скала, увенчанная причудливым острым гребнем.
По пути нам попалась юрта, сложенная из кедрового корья, с двускатной крышей, приспособленная под фанзу. Утомленные двумя предшествующими ночами, мы
стали около нее
биваком и, как только поужинали, тотчас легли спать.
Теперь перед нами было 2 ключа: один шел к северу, другой — к западу. Нам, вероятно, следовало идти по правому, но я по ошибке взял северное направление. Сейчас же за перевалом мы
стали на
биваке, как только нашли дрова и более или менее ровное место.
День уже кончился, а мы все шли. Казалось, что реке Синанце и конца не будет. За каждым поворотом открывались все новые и новые плесы. Мы еле волочили ноги, шли, как пьяные, и если бы не уговоры Дерсу, то давно
стали бы на
бивак.
Неточные совпадения
Отойдя от
бивака километра четыре, я нашел маленькую тропинку и пошел по ней к лесу. Скоро я заметил, что ветки деревьев
стали хлестать меня по лицу. Наученный опытом, я понял, что тропа эта зверовая, и, опасаясь, как бы она не завела меня куда-нибудь далеко в сторону, бросил ее и пошел целиной. Здесь я долго бродил по оврагам, но ничего не нашел.
Потом мы пошли к берегу и отворотили один камень. Из-под него выбежало множество мелких крабов. Они бросились врассыпную и проворно спрятались под другие камни. Мы
стали ловить их руками и скоро собрали десятка два. Тут же мы нашли еще двух протомоллюсков и около сотни раковин береговичков. После этого мы выбрали место для
бивака и развели большой огонь. Протомоллюсков и береговичков мы съели сырыми, а крабов сварили. Правда, это дало нам немного, но все же первые приступы голода были утолены.
Только к шести с половиной часам мы окончили бивачные работы и сильно устали. Когда вспыхнул огонь, на
биваке стало сразу уютнее. Теперь можно было переобуться, обсушиться и подумать об ужине. Через полчаса мы пили чай и толковали о погоде.
Стрелки принялись таскать дрова, а солон пошел в лес за сошками для палатки. Через минуту я увидел его бегущим назад. Отойдя от скалы шагов сто, он остановился и посмотрел наверх, потом отбежал еще немного и, возвратившись на
бивак, что-то тревожно
стал рассказывать Дерсу. Гольд тоже посмотрел на скалу, плюнул и бросил топор на землю.
Надо было бы здесь
стать на
бивак, но я уступил просьбам своих товарищей, и мы пошли дальше.