Неточные совпадения
— Ты не то хотела
спросить? Ты хотела
спросить про ее
имя? Правда? Это мучает Алексея.
У ней нет
имени. То есть она Каренина, — сказала Анна, сощурив глаза так, что только видны были сошедшиеся ресницы. — Впрочем, — вдруг просветлев лицом, — об этом мы всё переговорим после. Пойдем, я тебе покажу ее. Elle est très gentille. [Она очень мила.] Она ползает уже.
Матрена. Вот тут есть одна: об пропаже гадает. Коли что пропадет
у кого, так сказывает. Да и то по
именам не называет, а больше всё обиняком.
Спросят у нее: «Кто, мол, украл?» А она поворожит, да и скажет: «Думай, говорит, на черного или на рябого». Больше от нее и слов нет. Да и то, говорят, от старости, что ли, все врет больше.
Я
спросил у многих
имена: готтентотов звали Саломон, Каллюр; бушменов — Вильденсон и Когельман.
Да
спросите у нас, в степи где-нибудь, любого мужика, много ли он знает об англичанах, испанцах или итальянцах? не мешает ли он их под общим
именем немцев, как корейцы мешают все народы, кроме китайцев и японцев, под
именем варваров?
— Нет, ради Бога, — прервал он меня, — не
спрашивайте моего
имени ни
у меня, ни
у других. Пусть я останусь для вас неизвестным существом, пришибленным судьбою Васильем Васильевичем. Притом же я, как человек неоригинальный, и не заслуживаю особенного
имени… А уж если вы непременно хотите мне дать какую-нибудь кличку, так назовите… назовите меня Гамлетом Щигровского уезда. Таких Гамлетов во всяком уезде много, но, может быть, вы с другими не сталкивались… Засим прощайте.
Я потом
у хозяина
спросил его
имя.
— Ну, как? вы уж устроились
у нас? —
спросил Краут
у Володи. — Извините, как ваше
имя и отчество?
У нас, вы знаете, уж такой обычай в артиллерии. Лошадку верховую приобрели?
Дорогой мы все переговорили. Я
спросил у калмыка его
имя.
—
У вас дамой-хозяйкой будет Лукерья Семеновна (
имя Клавской)? —
спросил ему в ответ Ченцов, будто бы бывший ужасно этим беспокоим.
Вскоре вышли из дворца два стольника и сказали Серебряному, что царь видел его из окна и хочет знать, кто он таков? Передав царю
имя князя, стольники опять возвратились и сказали, что царь-де
спрашивает тебя о здоровье и велел-де тебе сегодня быть
у его царского стола.
Варвара жаловалась Грушиной на свою Наталью. Грушина указала ей новую прислугу, Клавдию, и расхвалила ее. Решили ехать за нею сейчас же, на Самородину-речку, где она жила пока
у акцизного чиновника, на-днях получившего перевод в другой город. Варвару остановило только
имя. Она с недоумением
спросила...
— Материалы собираю, — отвечал, насупившись, Губарев и, обратившись к Литвинову,
у которого голова начинала ходить кругом от этой яичницы незнакомых ему
имен, от этого бешенства сплетни,
спросил его: чем он занимается?
«Не я безбожник, отвечал я, а вы безбожница.
У вас не только нет бога, но вы даже не имеете о нем никакого понятия. Позвольте вас
спросить, что вы подразумеваете под
именем бога?» — Конечно, я хохотал над всеми нелепостями, которые она по этому вопросу начала бормотать и, убедившись, вероятно, в полном своем неведении, разревелась до истерики».
Говорили в городе, что будто бы он был немного деспот в своем семействе, что
у него все домашние плясали по его дудке и что его властолюбие прорывалось даже иногда при посторонних, несмотря на то, что он, видимо, стараясь дать жене вес в обществе, называл ее всегда по
имени и отчеству, то есть Марьей Ивановной, относился часто к ней за советами и
спрашивал ее мнения, говоря таким образом: «Как вы думаете, Марья Ивановна?
«Бедная Лиза, — думал он, — теперь отнимают
у тебя и доброе
имя, бесславят тебя, взводя нелепые клеветы. Что мне делать? —
спрашивал он сам себя. — Не лучше ли передать ей об обидных сплетнях? По крайней мере она остережется; но каким образом сказать? Этот предмет так щекотлив! Она никогда не говорит со мною о Бахтиарове. Я передам ей только разговор с теткою», — решил Павел и приехал к сестре.
Не успели порядочно усесться, как одна из гостей — она была не кровная родственница, а крестная мать моей Анисьи Ивановны; как теперь помню ее
имя, Афимья Борисовна — во весь голос
спрашивает мою новую маменьку:"Алена Фоминишна! Когда я крестила
у вас Анисью Ивановну, в какой паре я стояла?"
Бедный, невинный чиновник! он не знал, что для этого общества, кроме кучи золота, нужно
имя, украшенное историческими воспоминаниями (какие бы они ни были),
имя, столько
у нас знакомое лакейским, чтоб швейцар его не исковеркал, и чтобы в случае, когда его произнесут, какая-нибудь важная дама, законодательница и судия гостиных,
спросила бы — который это? не родня ли он князю В, или графу К? Итак, Красинский стоял
у подъезда, закутанный в шинель.
— Виноват, — сказал я мягко. — Очень рад, Иван Иваныч, что вы еще не уехали. Забыл я
у вас наверху
спросить: не знаете ли, как
имя и отчество председателя нашей земской управы?
То я, раб божий (
имя),
спрошу убогого Лазаря: „Не болят ли
у тебя зубы, не щемит ли щеки, не ломит кости?“ И ответ держит убогий Лазарь: „Не болят
у меня зубы, не щемит щеки, не ломит кости“.
Сделав даром три добрые круга,
Я
у сторожа вздумал
спросить.
Имя, званье, все признаки друга
Он заставил пять раз повторить
И сказал: «Нет, такого не знаю;
А, пожалуй, примету скажу,
Как искать: Ты ищи его с краю,
Перешедши вот эту межу,
И смотри: где кресты — там мещане,
Офицеры, простые дворяне;
Над чиновником больше плита,
Под плитой же бывает учитель,
А где нет ни плиты, ни креста,
Там, должно быть, и есть сочинитель».
Один козак, бывший постарее всех других, с седыми усами, подставивши руку под щеку, начал рыдать от души о том, что
у него нет ни отца, ни матери и что он остался одним-один на свете. Другой был большой резонер и беспрестанно утешал его, говоря: «Не плачь, ей-богу не плачь! что ж тут… уж бог знает как и что такое». Один, по
имени Дорош, сделался чрезвычайно любопытен и, оборотившись к философу Хоме, беспрестанно
спрашивал его...
Ферапонтов взглядывал на него.
Имени он почти ни
у кого не
спрашивал и каждого узнавал по лицу.
— Зачем врать, Сергей Андреич? Это будет неблагородно-с! — пяля изо всей силы кверху брови, сказал Алексей. —
У маклера извольте
спросить,
у Олисова, вот тут под горой, изволите, чать, знать… А сегодняшнего числа каменный дом невеста на мое
имя покупает… Наследников купца Рыкалова не знаете ли?.. Вот тут, маненько повыше вас — по Ильинке-то, к Сергию если поворотить.
— Каких же во
имя требуется? —
спросил он
у Смолокурова.
— Ну что, Мокей Данилыч, узнал ли теперешнюю мою хозяйку? —
спросил у Смолокурова Патап Максимыч. Мокей Данилыч отрицательно покачал головой, а Дарья Сергевна, услыхав не чуждое ей
имя, вся смутилась, не знала, что делать и что сказать.
— А вот бы что мне знать требовалось, какое
у тебя
имя крещеное? —
спросил Василий Петрович.
За день мы прошли далеко и на бивак стали около первой развилки, которую удэхейцы называют «цзаво». Этим же
именем они называют и речку, по которой можно выйти в самые истоки реки Наргами (приток Буту). На этом биваке произошел курьезный случай. Вечером после ужина один из удэхейцев стал раздеваться, чтобы посмотреть, почему
у него зудит плечо. Когда он снял нижнюю рубашку, я увидел на груди
у него медный крест и
спросил...
Год спустя,
у двери, на которой была прибита дощечка с
именем Подозерова, позвонил белокурый священник: он
спросил барина, — ему отвечали, что его нет теперь дома.
— Ты, Людочка, не беспокойся, — ласково проговорила княжна (она уже давно заменила данное мне ею же прозвище ласкательным
именем). —
У меня еще много своих денег
у Пугача. Завтра
спрошу себе и тебе.
В Париже и после тогдашнего якобы либерального Петербурга жилось, в общем, очень легко. Мы, иностранцы, и в Латинском квартале не замечали никакого надзора. По отелям и меблировкам ходили каждую неделю «инспекторы» полиции записывать
имена постояльцев; но паспорта ни
у кого не
спрашивали, никогда ни одного из нас не позвали к полицейскому комиссару, никогда мы не замечали, что нас выслеживают. Ничего подобного!
В Холодне не сказали бы того, что я слышал лет десять тому назад в одном уездном городе от продавца вин,
у которого
спрашивал шампанского: «А что, батюшка, будем мы делать, когда вдова Клико помрет?» Пили, правда, много, очень много, но с патриотизмом — все свое доморощенное: целебные настойки под
именами великих россиян, обессмертивших себя сочинением этих питий наравне с изобретателями железных дорог и электрических телеграфов, и наливки разных цветов по теням ягод, начиная от янтарного до темно-фиолетового.
Сроду впервые начальство по
имени по отчеству его назвало.
У Андрея Тихоныча в глазах зарябило: будто крестик в петличку подвесили. И то опять, о чем
спрашивает его превосходительство, не по службе, а по делу, можно сказать, партикулярному.
Все, в том числе и смешной подпрыгивающий парень, потянулись к окошечку.
У каждого фельдшер
спрашивал имя и отчество, лета, местожительство, давно ли болен и проч. Из ответов своей матери Пашка узнал, что зовут его не Пашкой, а Павлом Галактионовым, что ему семь лет, что он неграмотен и болен с самой Пасхи.
Резинкина. Сашенька и позволение выпросил
у набольшего своего на законный брак. Сначала было осерчал, расходился. «Молокососы, — говорит, — а туда ж спешат жениться.
У вас, приказных, уж такой обычай. Жалованье небольшое, а там надо нарядов жене, дети пойдут, и начнут себе… — Тут он показал что-то рукою… — А коли неудача, примутся с горя пить». Потом узнал, что приданое есть
у невесты,
спросил звание,
имя и отчество нареченной.
— Петр!
Именем твоей покойной жены, которую ты так сильно любил, заклинаю тебя, не делай этого!.. Послушай меня, позови свою дочь, поговори с ней,
спроси у нее…
Спросил у мужичка шапку, прочел в ней молитву новорожденному младенцу и родильнице и, перекрестя, надел на голову мужика со строгим наказом, крепко-де бы держал ее на голове, а приедучи домой, вытряс бы из нее молитву на тех рабов божиих, на чье
имя взята она.