Неточные совпадения
«А чтоб ты подавился этими галушками!» — подумала
голодная теща; как вдруг тот поперхнулся и
упал.
Пищик. Я полнокровный, со мной уже два раза удар был, танцевать трудно, но, как говорится,
попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй. Здоровье-то у меня лошадиное. Мой покойный родитель, шутник, царство небесное, насчет нашего происхождения говорил так, будто древний род наш Симеоновых-Пищиков происходит будто бы от той самой лошади, которую Калигула посадил в сенате… (Садится.) Но вот беда: денег нет!
Голодная собака верует только в мясо… (Храпит и тотчас же просыпается.) Так и я… могу только про деньги…
Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке. За ним шагает рыжий городовой с решетом, доверху наполненным конфискованным крыжовником. Кругом тишина… На площади ни души… Открытые двери лавок и кабаков глядят на свет божий уныло, как
голодные пасти; около них нет даже нищих.
Я имел двух таких собак, которые, пробыв со мной на охоте от зари до зари, пробежав около сотни верст и воротясь домой усталые,
голодные, едва стоящие на ногах, никогда не ложились отдыхать, не ели и не
спали без меня; даже заснув в моем присутствии, они сейчас просыпались, если я выходил в другую комнату, как бы я ни старался сделать это тихо.
Охотник скачет к ним во весь опор, чтоб
напасть на
голодных и еще не собравшихся в одну большую стаю, ибо большая стая летает иногда за кормом очень далеко в хлебные поля, куда повадилась она летать с осени.
Луна плыла среди небес
Без блеска, без лучей,
Налево был угрюмый лес,
Направо — Енисей.
Темно! Навстречу ни души,
Ямщик на козлах
спал,
Голодный волк в лесной глуши
Пронзительно стонал,
Да ветер бился и ревел,
Играя на реке,
Да инородец где-то пел
На странном языке.
Суровым пафосом звучал
Неведомый язык
И пуще сердце надрывал,
Как в бурю чайки крик…
— А того не знает, что, может быть, я, пьяница и потаскун, грабитель и лиходей, за одно только и стою, что вот этого зубоскала, еще младенца, в свивальники обертывал, да в корыте мыл, да у нищей, овдовевшей сестры Анисьи, я, такой же нищий, по ночам просиживал, напролет не
спал, за обоими ими больными ходил, у дворника внизу дрова воровал, ему песни пел, в пальцы прищелкивал, с голодным-то брюхом, вот и вынянчил, вон он смеется теперь надо мной!
Мавра обходила с займами все покосы и всем надоела, а Наташка часто ложилась
спать совсем
голодная.
Благодаря переговорам Аннушки и ее старым любовным счетам с машинистом Тараско
попал в механический корпус на легкую ребячью работу. Мавра опять вздохнула свободнее: призрак
голодной смерти на время отступил от ее избушки. Все-таки в выписку Тараска рубль серебра принесет, а это, говорят, целый пуд муки.
Люди наши рассказывали, что натерпелись такого страху, какого сроду не видывали, что не
спали всю ночь и пробились с
голодными лошадьми, которые не стояли на месте и несколько раз едва не опрокинули завозню.
На этот раз Легкомысленный спасся. Но предчувствие не обмануло его. Не успели мы сделать еще двух переходов, как на него
напали три
голодные зайца и в наших глазах растерзали на клочки! Бедный друг! с какою грустью он предсказывал себе смерть в этих негостеприимных горах! И как он хотел жить!
Кругом тихо. Только издали, с большой улицы, слышится гул от экипажей, да по временам Евсей, устав чистить сапог, заговорит вслух: «Как бы не забыть: давеча в лавочке на грош уксусу взял да на гривну капусты, завтра надо отдать, а то лавочник, пожалуй, в другой раз и не поверит — такая собака! Фунтами хлеб вешают, словно в
голодный год, — срам! Ух, господи, умаялся. Вот только дочищу этот сапог — и
спать. В Грачах, чай, давно
спят: не по-здешнему! Когда-то господь бог приведет увидеть…»
На сизой каланче мотается фигура доглядчика в розовой рубахе без пояса, слышно, как он, позёвывая, мычит, а высоко в небе над каланчой реет коршун —
падает на землю
голодный клёкот. Звенят стрижи, в поле играет на свирели дурашливый пастух Никодим. В монастыре благовестят к вечерней службе — из ворот домов, согнувшись, выходят серые старушки, крестятся и, качаясь, идут вдоль заборов.
Выйдя на улицу, он пошел бесцельно вперед. Он ничего не искал, ни на что не надеялся. Он давно уже пережил то жгучее время бедности, когда мечтаешь найти на улице бумажник с деньгами или получить внезапно наследство от неизвестного троюродного дядюшки. Теперь им овладело неудержимое желание бежать куда
попало, бежать без оглядки, чтобы только не видеть молчаливого отчаяния
голодной семьи.
Измученный,
голодный, оскорбленный, Иванов скорее
упал, чем сел на занесенную снегом лавочку у ворот. В голове шумело, ноги коченели, руки не
попадали в рукава… Он сидел. Глаза невольно начали слипаться… Иванов сознавал, что ему надо идти, но не в силах был подняться… Он понемногу замирал…
Ему нужна пустыня, лунная ночь; кругом в палатках и под открытым небом
спят его
голодные и больные, замученные тяжелыми переходами казаки, проводники, носильщики, доктор, священник, и не
спит только один он и, как Стенли, сидит на складном стуле и чувствует себя царем пустыни и хозяином этих людей.
Не успел Арефа передумать своих
голодных мыслей, а хлеб сам пришел к нему. Лежит Арефа и слышит, как сучок хрустнул. Потом тихо стало, а потом опять шелест по траве. Чуткое дьячковское ухо, сторожливое, потому как привык сызмала в орде беречься: одно ухо
спит, а другое слушает.
Голодная волчиха встала, чтобы идти на охоту. Ее волчата, все трое, крепко
спали, сбившись в кучу, и грели друг друга. Она облизала их и пошла.
Да и всегда бедность назойлива;
спать, что ли, мешают их стоны
голодные?» И переполненное горечью сердце внушает ему такие мысли, вызывает наружу такие инстинкты, которых он сам испугался и отрекся бы в обыкновенном положении, но которые теперь, сами собою, неодолимо являются во всей своей силе.
Почему трезвый и сытый покойно
спит у себя дома, а пьяный и
голодный должен бродить по полю, не зная приюта?
У них в жизни был свой особенный враг, которого не знали мужчины, — печка, вечно
голодная, вечно вопрошающая своей открытой
пастью маленькая печка, более страшная, чем все раскаленные печи ада.
Недавно проведал, без меня иной раз
голодными спать ложатся.
Звонок к завтраку — для нас одних. Начальницы
спят. Завтракаем одни с Марией. Завтрак, как всегда, овсяный кофе без сахара (который весь пансион целиком, “добровольно” и раз навсегда, кажется, в день своего основания, уступил “бедным детям”) и хлеб без масла, но зато с каким-то красным тошным растительным клеем, который ест без отвращения и, когда удается, за всех, то есть слизывает у всех, только вечно
голодная, несчастная, всеядная, на редкость прожорливая бразилианка Анита Яутц.
— Жиндаррр!!! Жиндаррр!! — кричит кто-то на плацформе таким голосом, каким во время оно, до потопа, кричали
голодные мастодонты, ихтиозавры и плезиозавры…Иду посмотреть, в чем дело…У одного из вагонов первого класса стоит господин с кокардой и указывает публике на свои ноги. С несчастного, в то время когда он
спал, стащили сапоги и чулки…
С утра дул неприятный холодный ветер с реки, и хлопья мокрого снега тяжело
падали с неба и таяли сразу, едва достигнув земли. Холодный, сырой, неприветливый ноябрь, как злой волшебник, завладел природой… Деревья в приютском саду оголились снова. И снова с протяжным жалобным карканьем носились
голодные вороны, разыскивая себе коры… Маленькие нахохлившиеся воробышки, зябко прижавшись один к другому, качались на сухой ветке шиповника, давно лишенного своих летних одежд.
На третий день к вечеру Чжан-Бао нашел дохлую скверно пахнущую рыбу. Люди бросились к ней, но собаки опередили их и в мгновение ока сожрали
падаль. Измученные,
голодные люди уныло, и молча шли друг за другом. Только добраться бы до реки Хуту. В ней мы видели свое спасение.
Лег было
спать, но заснуть не удалось. Тысячи
голодных клопов так и облепили тело. Проворочался два часа. Все равно не заснешь. Светает, в окно видна широкая, пустынная улица; маленькие домики
спят беспробудно…
Голодная и разбитая впечатлениями, Катя всю ночь не
спала. В душе всплескивалась злоба. Через одеяло от цементного пола шел тяжелый холод, тело горело от наползавших вшей. И мелькало пред глазами бритое, горбоносое лицо с надменно отвисшею нижнею губою. Рядом слабо стонала сквозь сон старуха.
Иван Алексеевич на улице выбранил себя энергически. И поделом ему! Зачем идет в трактир с первым попавшимся проходимцем? Но"купец"делался просто каким-то кошмаром. Никуда не уйдешь от него… И на сатирический журнал дает он деньги; не будет сам бояться
попасть в карикатуру: у него в услужении
голодные мелкие литераторы. Они ему и пасквиль напишут, и карикатуру нарисуют на своего брата или из думских на кого нужно, и до"господ"доберутся.
Больная и
голодная, она весь день просидела на паперти церкви, вечером воротилась к дому,
упала в воротах и умерла.
Было все так же темно, везде горели костры; внизу, на дороге, чернели кишевшие обозы. Наши
голодные лошади грустно пощипывали по земле остатки прошлогодней травы. Со сна стало еще холоднее,
спать хотелось безмерно.
— Милостивый государь! Будьте добры, обратите внимание на несчастного,
голодного человека. Три дня не ел… не имею пятака на ночлег… клянусь богом! Восемь лет служил сельским учителем и потерял место по интригам земства.
Пал жертвою доноса. Вот уж год, как хожу без места.
Кто больше человек и кто больше варвар: тот ли лорд, который, увидав затасканное платье певца, с злобой убежал из-за стола, за его труды не дал ему мильонной доли своего состояния и теперь, сытый, сидя в светлой покойной комнате, спокойно судит о делах Китая, находя справедливыми совершаемые там убийства, или маленький певец, который, рискуя тюрьмой, с франком в кармане, двадцать лет, никому не делая вреда, ходит по горам и долам, утешая людей своим пением, которого оскорбили, чуть не вытолкали нынче и который, усталый,
голодный, пристыженный, пошел
спать куда-нибудь на гниющей соломе?
Теперь снова женщина, которую он любит, вступила на еще более скользкие подмостки кафешантана, и хотя разум говорит ему, что это она сделала исключительно из любви к нему, но все же, кто знает, что тот фурор, который она произвела среди мужчин, глядящих на нее, по ее собственному выражению, как
голодные собаки, и о котором она говорит с нескрываемым восторгом, не вскружит ей головку и она не пойдет по стопам той же Гранпа, а, быть может,
падет еще ниже.
Вот сейчас я сижу у офицеров, пишу письмо и пью чай из стакана с подстаканником, но вот-вот затрещит телефон и… все меняется, как сон: переведут батарею на версту в сторону или вперед, придется рыть тугую, холодную землю, вырыть к ночи холодную землянку — ох, как холодно теперь в окопах! — и завалиться в ней
спать, сырому и
голодному.
Как
голодное стадо идет кучей по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только
нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.