Неточные совпадения
Красота жизни заключается
в резких контрастах. Как было бы приятно из удэгейской
юрты сразу
попасть в богатый городской дом! К сожалению, переход этот бывает всегда постепенным: сначала
юрта, потом китайская фанза, за ней крестьянская изба, затем уже город.
Пустая
юрта, видимо, часто служила охотникам для ночевок. Кругом нее весь сухой лес давно уже был вырублен и пожжен. Дерсу это не смутило. Он ушел поглубже
в тайгу и издалека приволок сухой ясень. До самых сумерек он таскал дрова, и я помогал ему, сколько мог. Зато всю ночь мы
спали хорошо, не опасаясь за палатку и за одежду.
Узнав,
в чем дело, он тотчас же уступил мне свое место и сам поместился рядом. Через несколько минут здесь, под яром, я находился
в большем тепле и
спал гораздо лучше, чем
в юрте на шкуре медведя.
Около реки мы нашли еще одну пустую
юрту. Казаки и Бочкарев устроились
в ней, а китайцам пришлось
спать снаружи, около огня. Дерсу сначала хотел было поместиться вместе с ними, но, увидев, что они заготовляли дрова, не разбирая, какие попадались под руку, решил
спать отдельно.
Когда я вернулся
в избу, бродяга уже
спал, и
в юрте слышалось его ровное дыхание.
Вскоре
в камельке, широко зиявшем открытою
пастью в середине
юрты, вспыхнул огонек зажженной мною лучины.
Теперь
юрты соседней слободы виднелись ясно, так как туман не мешал. Слобода
спала. Белые полосы дыма тихо и сонно клубились
в воздухе; по временам только из какой-нибудь трубы вдруг вырывались снопы искр, неистово прыгая на морозе. Якуты топят всю ночь без перерыва:
в короткую незакрытую трубу тепло вытягивает быстро, и потому первый, кто проснется от наступившего
в юрте холода, подкладывает свежих поленьев.
Это население
юрты,
в которой две или три семьи сошлись на долгую холодную зиму, предупреждало неведомого путника, едущего мимо по темной дороге, о том, что они не
спят и готовы к защите.
Проснувшись среди ночи, я увидел его
в той же позе. Слабый огонек освещал угрюмое лицо, длинные, опущенные книзу усы и лихорадочный взгляд впалых глаз под нависшими бровями. Девочка
спала, положив голову ему на колени. Отблеск огня пробегал по временам по ее светлым, как лен, волосам, выбившимся из-под красного платочка. Кроме Островского,
в юрте, по-видимому, все
спали; из темных углов доносилось разнотонное храпение…
Через полчаса мы были
в юрте. Там все уже
спали, только удэхеец сидел у огня и ожидал нас. Мы с Крыловым согрели воду, поели мороженой рыбы, напились чаю, затем легли на медвежью шкуру и тотчас заснули как убитые.
Когда я вернулся
в юрту, больная, сидя, дремала у огня. Тихонько поправив огонь, я тоже пошел
спать.
Было еще темно, когда удэхеец разбудил меня.
В очаге ярко горел огонь, женщина варила утренний завтрак. С той стороны, где
спали стрелки и казаки, несся дружный храп. Я не стал их будить и начал осторожно одеваться. Когда мы с удэхейцем вышли из
юрты, было уже совсем светло.
В природе царило полное спокойствие. Воздух был чист и прозрачен. Снежные вершины высоких гор уже озарились золотисторозовыми лучами восходящего солнца, а теневые стороны их еще утопали
в фиолетовых и синих тонах. Мир просыпался…
После ужина я снова вернулся
в юрту удэхейца. Ребятишки его уже
спали, жена его готовила ужин, а сам он исправлял ремни у лыж. Я подсел к огню и стал расспрашивать его о страшных утесах Мэка. Миону некоторое время молчал, и я думал, что он не хочет говорить на эту тему, полагая, что я хочу взять его
в проводники.
В юрте было темно, только
в очаге тлели две головешки. Снаружи завывала вьюга. Сильные порывы ветра иногда
спадали до штиля. И вот
в минуту одного такого затишья я
в третий раз услышал тот же крик о помощи и затем плач.
По словам наших проводников, река часто выходит из берегов и затопляет лес. Тогда удэхейцы бросают свои
юрты и стараются спуститься к Амуру. Случается, что
в течение целого дня они не могут найти сухого места, чтобы развести огонь.
Спать и варить пищу приходится
в лодках.
Когда я вернулся
в юрту,
в ней уже все
спали. Мне была постлана медвежья шкура. Я снял обувь, положил под голову тужурку и, прикрывшись одеялом, заснул.
Четырнадцатого сентября Ермак спустился по Тоболу, имея под начальством всего только 545 человек, и при впадении реки
в Иртыш увидел массы татар, которые, однако, бежали и дали ему возможность подняться вверх по Иртышу до Заостровских
Юрт, где он взял приступом город мурзы Атики. Здесь на казаков снова
напало раздумье.