Неточные совпадения
— Какое мне дело, что вам в голову пришли там какие-то глупые
вопросы, — вскричал он. — Это не доказательство-с! Вы могли все это сбредить во сне, вот и все-с! А я вам говорю, что вы лжете, сударь! Лжете и клевещете из какого-либо зла на меня, и именно по насердке за то, что я не соглашался на ваши вольнодумные и безбожные
социальные предложения, вот что-с!
Вы коснулись детей? — вздрогнул Андрей Семенович, как боевой конь, заслышавший военную трубу, — дети —
вопрос социальный и
вопрос первой важности, я согласен; но
вопрос о детях разрешится иначе.
«В конце концов
вопрос об истоках антисемитизма крайне темный
вопрос, но я вовсе не обязан решать его. И — вообще: что значит
социальная обязанность личности, где начало этой обязанности, чем ограничены ее пределы?»
— Так вот, — послушно начал Юрин, — у меня и сложилось такое впечатление: рабочие, которые особенно любили слушать серьезную музыку, — оказывались наиболее восприимчивыми ко всем
вопросам жизни и, разумеется, особенно — к
вопросам социальной экономической политики.
—
Вопрос не в том, как примирить индивидуальное с
социальным, в эпоху, когда последнее оглушает, ослепляет, ограничивает свободу роста нашего «я», —
вопрос в том, следует ли примирять?
Изредка Дронов ставил
вопросы социального характера, но учитель или не отвечал ему, или говорил нехотя и непонятно. Из всех его речей Клим запомнил лишь одно суждение...
Среда, в которой он вращался, адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали политику с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой, собакой славы, но уже с признаками бешенства в их отношении к
вопросу о
социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их желаний.
— Мне поставлен
вопрос: что делать интеллигенции? Ясно: оставаться служащей капиталу, довольствуясь реформами, которые предоставят полную свободу слову и делу капиталистов. Так же ясно: идти с пролетариатом к революции
социальной. Да или нет, третье решение логика исключает, но психология — допускает, и поэтому логически беззаконно существуют меньшевики, эсеры, даже какие-то народные социалисты.
Космические
вопросы эти мы будем решать после того, как разрешим
социальные.
Он не чертил ей таблиц и чисел, но говорил обо всем, многое читал, не обегая педантически и какой-нибудь экономической теории,
социальных или философских
вопросов, он говорил с увлечением, с страстью: он как будто рисовал ей бесконечную, живую картину знания. После из памяти ее исчезали подробности, но никогда не сглаживался в восприимчивом уме рисунок, не пропадали краски и не потухал огонь, которым он освещал творимый ей космос.
Вопрос о мировой роли России, о ее судьбе приобретает огромное значение, он не может быть растворен в
вопросе о народном благе, о
социальной справедливости и т. п.
вопросах.
Традиционное интеллигентское сознание было целиком обращено на
вопросы внутренней политики и ориентировано исключительно на интересах
социальных.
Если для осуществления совершенно справедливого
социального строя и счастия людей нужно замучить и убить несколько миллионов людей, то главный
вопрос совсем не в цели, а в применяемых средствах, цель уходит в отвлеченную даль, средства же являются непосредственной реальностью.
Надобно
вопрос демократический и
социальный поднять на высоту предприятия европейской лиги.
В большей части
социальных сочинений важны не идеалы, которые почти всегда или недосягаемы в настоящем, или сводятся на какое-нибудь одностороннее решение, а то, что, достигая до них, становится
вопросом.
По
вопросам социальным Жид мало читал, мало еще знал коммунистическую литературу и имел мало опыта.
Вопросы социального порядка вызывали во мне страсти и вызывают сейчас.
Но журнал мало занимался
вопросами чисто религиозными и философскими, он был, по преимуществу, посвящен
вопросам социальным и политическим, отчасти
вопросам искусства.
Это неверно в отношении к философии, но, может быть, отчасти верно в отношении к
вопросам социальным и политическим.
Попытка «
Вопросов жизни» еще в самом начале установить сближение культурно-ренессанских и
социальных течений оказалась бессильной.
Его чуткость и восприимчивость относятся к сфере искусства, с которым он очень связан, к мистике, к философии культуры и к
вопросам социальным.
Под конец жизни, разочаровавшись в возможности в России органической цветущей культуры, отчасти под влиянием Вл. Соловьева, К. Леонтьев даже проектировал что-то вроде монархического социализма и стоял за
социальные реформы и за решение рабочего
вопроса, не столько из любви к справедливости и желания осуществить правду, сколько из желания сохранить хоть что-нибудь из красоты прошлого.
Религиозная философия охватывала все
вопросы духовной культуры и даже все принципиальные
вопросы социальной жизни.
Он совсем неспособен ставить
вопрос о Боге по существу, отрешаясь от тех
социальных влияний, которые искажали человеческую идею о Боге.
И, наконец, Чаадаев высказывает мысль, которая будет основной для всех наших течений XIX в.: «У меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем
социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие
вопросы, какие занимают человечество».
Очень скоро образовалось в русском западничестве два течения, более умеренное и либеральное, интересовавшееся, главным образом,
вопросами философии и искусства, восприявшее влияние немецкого идеализма и романтизма, и более революционное и
социальное, восприявшее влияние французских социалистических течений.
То были прежде всего люди литературы, и у них не было ни теоретической, ни практической подготовки для решения
вопросов социального порядка.
Затем естественно возникает
вопрос: если уж нельзя не ощущать паники при одном слове «новшества», то какие из них заключают в себе наибольшую сумму угроз: политические или
социальные?
— Посвятив мою энергию на изучение
вопроса о
социальном устройстве будущего общества, которым заменится настоящее, я пришел к убеждению, что все созидатели
социальных систем, с древнейших времен до нашего 187… года, были мечтатели, сказочники, глупцы, противоречившие себе, ничего ровно не понимавшие в естественной науке и в том странном животном, которое называется человеком.
Часто удивляешься на то, зачем, с какой стати светской женщине или художнику, казалось бы не интересующимся ни
социальными, ни военными
вопросами, осуждать стачки рабочих и проповедовать войну, и всегда так определенно нападать на одну сторону и защищать другую?
Он понял, что освобождение крестьян сопряжено с освобождением земли; что освобождение земли, в свою очередь, — начало
социальной революции, провозглашение сельского коммунизма. Обойти
вопрос об освобождении невозможно — отодвинуть его решение до следующего царствования, конечно, легче, но это малодушно, и, в сущности, это только несколько часов, потерянных на скверной почтовой станции без лошадей…
Некоторые из них пытаются поставить
вопрос на принципиальную почву; таков, например, английский вивисекционист Генри Солт, автор сочинения «Права животных в их отношении к
социальному прогрессу».
Утрата хозяйством художественного стиля ощущается как духовная его болезнь, вследствие которой возникает усиленное стремление художественно облагородить и осмыслить хозяйственный труд (этим, как известно, определяется пафос
социальной проповеди Дж. Рескина и его последователей [О Рёскине см. статью Булгакова «
Социальное мировоззрение Дж. Рёскина»
Вопросы философии и психологии.
Нужно было пережить всю горечь секуляризованной общественности и жгучую тоску религиозной безответности, нужно было социологически прозреть, чтобы воочию увидать косную
социальную материю и ощутить всю тяжесть ее оков, дабы зажглось в сердцах первое чаяние ее просветления, встал новый
вопрос к небу, и в человечестве послышался новый зов — к религиозной, общественности.
Это
вопрос душевной структуры, а не
социальной структуры.
Я пытался соединить свою идеалистическую философию с марксизмом в
вопросах социальных.
Это
вопрос о
социальной проекции персонализма.
Ошибочно ставить
вопрос о войне отвлеченно, отделяя её от
социального строя и духовного состояния общества.
И это связано не только с
вопросом о
социальном неравенстве и эксплуатации.
Если бы был доказан
социальный генезис различения между добром и злом, то этим нисколько не решался бы и даже не затрагивался бы
вопрос об этической оценке.
Но
вопрос о религиозном и нравственном значении и смысле труда совсем не ставится большею частью экономических и
социальных учений.
Но
социальная обыденность со своим законом интересуется тут совсем не духовным
вопросом, совсем не личностью, стоящей перед вечностью, а организацией рода и общества.
Вопрос о
социальном устроении более справедливом, при котором не будет ни непереносимой бедности по
социальному положению, ни непереносимого богатства, лежит в иной плоскости, чем духовный
вопрос о «бедности» и «богатстве».
Вот как можно формулировать принцип творческой этики о соотношении свободной совести и социальности: совесть твоя никогда не должна определяться социальностью,
социальными группировками, мнением общества, она должна определяться из глубины духа, т. е. быть свободной, быть стоянием перед Богом, но ты должен быть
социальным существом, т. е. из духовной свободы определить свое отношение к обществу и к
вопросам социальным.
Есть два
вопроса:
вопрос о предупреждении войны, о борьбе за духовный и
социальный строй жизни, при котором война будет невозможной, и
вопрос об отношении личности к войне, когда она уже началась и стала роком.
Но я не метил в революционеры и не уходил еще в
вопросы социальные, не увлекался теориями западных искателей общественного Эльдорадо: Фурье, Кабе, Пьера Леру, Анфантена; не останавливался еще с более серьезным интересом на критике Прудона.
Несмотря на то что в моей тогдашней политико-социальной"платформе"были пробелы и недочеты, я искренно старался о том, чтобы в журнале все отделы были наполнены. Единственный из тогдашних редакторов толстых журналов, я послал специального корреспондента в Варшаву и Краков во время восстания — Н.В.Берга, считавшегося самым подготовленным нашим писателем по польскому
вопросу. Стоило это, по тогдашним ценам, не дешево и сопряжено было с разными неприятностями и для редакции и для самого корреспондента.
Но нигде, как в Лондоне, нельзя было получить такой заряд всякого рода запросов и итогов по всем «проклятым» задачам культурного человечества. Все здесь было ярче, грандиознее и фатальнее, чем в Париже и где-либо в Европе, — все
вопросы государства, общества,
социальной борьбы, умственного и творческого роста избранного меньшинства.
Именно на этой потенциальности и отсталости русского народа весь XIX век будет основывать надежду на то, что русский народ призван разрешить
вопросы, которые трудно разрешить Западу, вследствие его отягченности прошлым, — например,
вопрос социальный.
Но очень характерно для раскола русской культуры, что и большевики, и меньшевики, и все деятели революционного
социального движения вдохновлялись совсем не теми идеями, которые господствовали в верхнем слое русской культуры, им была чужда русская философия, их не интересовали
вопросы духа, они оставались материалистами или позитивистами.