Феня ушла в Сибирь за партией арестантов, в которой отправляли Кожина: его присудили в каторжные работы. В той же партии ушел и Ястребов. Когда партия арестантов выступала из города, ей навстречу попалась похоронная процессия: в простом
сосновом гробу везли из городской больницы Ермошкину жену Дарью, а за дрогами шагал сам Ермошка.
Она любила думать о себе, как о мертвой: лежит она, раба божия Татьяна, в
сосновом гробу, скрестив на груди отработавшие руки, тихо и Мирно лежит, и один бог видит ее материнскую душу.
После чего обратился к хозяйке и сказал: «А вы, матушка, и времени даром не теряйте, закажите ему теперь же
сосновый гроб, потому что дубовый будет для него дорог».
Он писал о том, что он уже стар, никому не нужен и что его никто не любит, и просил дочерей забыть о нем и, когда он умрет, похоронить его в простом
сосновом гробе, без церемоний, или послать его труп в Харьков, в анатомический театр.
Неточные совпадения
— Помнишь ли отставного сержанта гвардии Петра Петровича Курилкина, того самого, которому, в 1799 году, ты продал первый свой
гроб — и еще
сосновый за дубовый?» С сим словом мертвец простер ему костяные объятия — но Адриан, собравшись с силами, закричал и оттолкнул его.
В грудах обломков и пепла найдено было 11 трупов. Детей клали в один
гроб по несколько. Похороны представляли печальную картину: в телегах везли их на Мызинское кладбище. Кладбищ в Орехово-Зуеве было два: одно Ореховское, почетное, а другое Мызинское, для остальных. Оно находилось в полуверсте от церкви в небольшом
сосновом лесу на песчаном кургане. Там при мне похоронили 16 умерших в больнице и 11 найденных на пожарище.
Настя с Парашей, воротясь к отцу, к матери, расположились в светлицах своих, а разукрасить их отец не поскупился. Вечерком, как они убрались, пришел к дочерям Патап Максимыч поглядеть на их новоселье и взял рукописную тетрадку, лежавшую у Насти на столике. Тут были «Стихи об Иоасафе царевиче», «Об Алексее Божьем человеке», «Древян
гроб сосновый» и рядом с этой пса́льмой «Похвала пустыне». Она начиналась словами...
А меж тем на улице перед домом Патапа Максимыча семеро домохозяев
сосновые доски тесали, «домовину» из них сколачивали [Делают
гроб непременно на улице, обыкновенно родственники умершего и непременно в нечетном числе.
Старая я, болящая — куда уж мне об венце помышлять: жених мой —
гроб сосновый, давно меня он дожидается.
В
гробе сосновом останки блудницы
Пара гнедых еле-еле везут…
Кто ж провожает ее на кладбище?
Нет у нее ни друзей, ни… родных…