Неточные совпадения
Самгин сконфуженно вытер глаза, ускорил шаг и свернул в одну из улиц Кунавина, сплошь занятую публичными домами. Почти в каждом окне, чередуясь с трехцветными полосами флагов, торчали полуодетые женщины, показывая голые плечи, груди, цинически перекликаясь из окна в окно. И, кроме флагов, все в улице было так обычно, как будто ничего не случилось, а
царь и восторг народа —
сон.
Покуда он отдыхает, и на лугу
царит глубокий
сон.
Сноснее одному,
Устав от тяжкого труда,
Прийти в свою тюрьму,
Прийти — и лечь на голый пол
И с черствым сухарем
Заснуть… а добрый
сон пришел —
И узник стал
царем!
Летнее утро было хорошо, как оно бывает хорошо только на Урале; волнистая даль была еще застлана туманом; на деревьях и на траве дрожали капли росы; прохваченный ночной свежестью, холодный воздух заставлял вздрагивать; кругом
царило благодатное полудремотное состояние, которое овладевает перед пробуждением от
сна.
Показаться перед нею не жалким мальчиком-кадетом, в неуклюже пригнанном пальто, а стройным, ловким юнкером славного Александровского училища, взрослым молодым человеком, только что присягнувшим под батальонным знаменем на верность вере,
царю и отечеству, — вот была его сладкая, тревожная и боязливая мечта, овладевавшая им каждую ночь перед падением в
сон, в те краткие мгновенья, когда так рельефно встает и видится недавнее прошлое…
— Барану и
сны бараньи, — ворчал Передонов, — важное кушанье — бараний
царь.
— Он? Пьянствует.
Сон ему какой-то приснился, что ли? Всё болтает о потайных людях каких-то, о столяре, который будто все тайны знает, так, что его даже
царь немецкий боится. Дай-ко, брат, водки мне.
Не во
сне ли вижу я,
Аль горя-чая молитва
Доле-тела до
царя?
Не с росой ли ты спустилась,
Не во
сне ли ви-жу я,
Аль горя-чая моли-итва
Доле-тела до
царя?
Помыслы в сердце человеческом — глубокая вода, но и их умел вычерпывать мудрый
царь. В словах и голосе, в глазах, в движениях рук так же ясно читал он самые сокровенные тайны душ, как буквы в открытой книге. И потому со всех концов Палестины приходило к нему великое множество людей, прося суда, совета, помощи, разрешения спора, а также и за разгадкою непонятных предзнаменований и
снов. И дивились люди глубине и тонкости ответов Соломоновых.
Долго
царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошел как
сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела...
И за нею вмиг от
снаПоднялося все кругом:
Царь, царица, царский дом...
Петушок с высокой спицы
Стал стеречь его границы.
Чуть опасность где видна,
Верный сторож как со
снаШевельнется, встрепенется,
К той сторонке обернется
И кричит: «Кири-ку-ку.
Царствуй, лежа на боку!»
И соседи присмирели,
Воевать уже не смели:
Таковой им
царь Дадон
Дал отпор со всех сторон!
Со злости
Инда плакал
царь Дадон,
Инда забывал и
сон.
Всё тихо, всюду мертвый
сон,
Лишь иногда с седого пня,
Послыша близкий храп коня,
Тяжелый ворон,
царь степной,
Слетит и сядет на другой,
Свой кровожадный чистя клёв
О сучья жесткие дерёв...
Красавица проснулась на заре
И нежилась на ложе томной лени.
Но дивный
сон, но милый Гавриил
Из памяти ее не выходил.
Царя небес пленить она хотела,
Его слова приятны были ей,
И перед ним она благоговела, —
Но Гавриил казался ей милей…
Так иногда супругу генерала
Затянутый прельщает адъютант.
Что делать нам? судьба так приказала, —
Согласны в том невежда и педант.
И вот Эсхил пишет свою трагедию «Персы». Действие происходит в Персии. Хор персидских старцев ждет известий о результатах войны; Атосса — мать Ксеркса и вдова Дария — рассказывает свой зловещий
сон. Является вестник и сообщает о разгроме персидского флота. Слезы, вопли, стенания. Атосса вызывает тень покойного своего мужа,
царя Дария. Тень предсказывает гибель сухопутных персидских сил и объявляет, что персы несут кару за гордость, за то, что пренебрегли наличным счастием в погоне за далеким.
Я осмотрелся и прислушался, но кругом
царило полное безмолвие. Такая тишина кажется подозрительной. По ту сторону реки стеной стоял безмолвный лес, озаренный луной. Как-то даже не верилось, что в природе может быть так тихо. Словно весь мир погрузился в глубокий
сон.
Когда мы подросли, с нами стали читать обычные молитвы: на
сон грядущий, «Отче наш», «
Царю небесный». Но отвлеченность этих молитв мне не нравилась. Когда нам было предоставлено молиться без постороннего руководства, я перешел к прежней детской молитве, но ввел в нее много новых, более практических пунктов: чтоб разбойники не напали на наш дом, чтоб не болел живот, когда съешь много яблок. Теперь вошел еще один пункт, такой...
Малюта знал это и спокойно ожидал пробуждения
царя от болезненного
сна.
В этот день сам он не присутствовал на казни, но все же сделал распоряжение, чтобы перед
сном к нему явился игумен Чудова монастыря Левкий для духовной успокоительной беседы, потребность в которой грозный
царь чувствовал всегда в день совершенной по его повелению казни.
Князь уехал. В его душе
царил давно уже не испытанный им сладкий покой. Будущее представлялось ему в радужном цвете. Грезы, одна другой заманчивее, всю ночь витали над его головой. Он спал
сном счастливого человека.
В Москве между тем действительно жить было трудно. До народа доходили вести одна другой тяжелее и печальнее. Говорили, конечно, шепотом и озираясь, что
царь после смерти сына не знал мирного
сна. Ночью, как бы устрашенный привидениями, он вскакивал, падая с ложа, валялся посреди комнаты, стонал, вопил, утихал только от изнурения сил, забывался в минутной дремоте на полу, где клали для него тюфяк и изголовье. Ждал и боялся утреннего света, страшился видеть людей и явить на лице своем муку сыноубийцы.
«Что
сон? Пустяки. Может, Господь и смилуется над княжной непорочной. За что ее карать, непорочную?» — уверял он сам себя и вслух начинал уверять выражавшего сомнение Воротынского относительно исхода челобитья у
царя, что на Москве устроится все как по писаному.
Между тем боярин наяву и во
сне сражается с орлом. Исчислены все случаи нападения со стороны
царя птиц, изучены все меры защиты против него, все способы его уничтожить. Мамон ладил и с медведями; мохнатый не чета птице, хоть и державной, а не один миша лег под его ловкою и могучею рукой. Он заранее торжествует победу над орлом и над Хабаром. Грудь его ширится от радостных поисков, сердце растет.
На дворе продолжала
царить та же невозмутимая тишина, весь дом спал мертвым
сном, не подозревая совершавшихся вблизи событий.
А тут еще думы об ответе
царю, ответе, от которого зависела буквально его жизнь, то и дело путались с мыслями об оставленной им любимой девушке, как-то за ней уходит старуха старая, даст ли ей покой она, чтобы могла подкрепиться
сном живительным да расправить на постеле мягкой свои усталые косточки?
Царь Иоанн Васильевич сидел в одной из кремлевских палат, рядом с опочивальней, и играл, по обыкновению, перед отходом ко
сну, в шахматы с любимцем своим, князем Афанасием Вяземским.
Молодой
царь сначала слушал их, но потом, перестал слышать то, что они говорили, и внимал только одному голосу того самого спутника, в его
сне, который внятно заговорил теперь в его сердце.
«Как хорошо, что это было во
сне», — было первою его мыслью. Но когда он стал вспоминать все, что он видел, и стал проверять это с действительностью, он увидал, что вопрос, возникший в нем во
сне, оставался наяву тем же важным и столь же неразрешенным вопросом. В первый раз молодой
царь почувствовал всю ответственность, которая лежала на нем, и ужаснулся перед нею.
В беспокойстве он встал и вышел в соседнюю комнату. Там старый придворный, сотрудник и друг его покойного отца, стоял посредине комнаты, разговаривая с молодой царицей, шедшей к своему мужу. Молодой
царь остановился с ними и рассказал, обращаясь преимущественно к старому придворному, то, что он видел во
сне, и свои сомнения.