Неточные совпадения
Мельком, словно во
сне, припоминались некоторым
старикам примеры из истории, а в особенности из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел в город оловянных солдатиков и однажды, в минуту безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки была война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского мира…
— Какой
сон нынче! — сказал
старик, искосясь поглядев на солнце. — Полдни, смотри, прошли! Бери крюки, заходи!
Вдруг… слабый крик… невнятный стон
Как бы из замка слышит он.
То был ли
сон воображенья,
Иль плач совы, иль зверя вой,
Иль пытки стон, иль звук иной —
Но только своего волненья
Преодолеть не мог
старикИ на протяжный слабый крик
Другим ответствовал — тем криком,
Которым он в веселье диком
Поля сраженья оглашал,
Когда с Забелой, с Гамалеем,
И — с ним… и с этим Кочубеем
Он в бранном пламени скакал.
— Человек чистый и ума высокого, — внушительно произнес
старик, — и не безбожник он. В ём ума гущина, а сердце неспокойное. Таковых людей очень много теперь пошло из господского и из ученого звания. И вот что еще скажу: сам казнит себя человек. А ты их обходи и им не досаждай, а перед ночным
сном их поминай на молитве, ибо таковые Бога ищут. Ты молишься ли перед сном-то?
— Кто мог? Видишь, я, может быть, это сам выдумал, а может быть, кто и сказал. Представь, я сейчас
сон видел: входит
старик с бородой и с образом, с расколотым надвое образом, и вдруг говорит: «Так расколется жизнь твоя!»
— Я малость сосну, господа, — заявил Веревкин, желая избавить
стариков от своего присутствия; его давно уже клонил мертвый
сон, точно вместо головы была насажена пудовая гиря.
С доктором сделалась истерика, так что Привалову пришлось возиться с ним до самого утра.
Старик немного забылся только пред серым осенним рассветом, но и этот тяжелый
сон был нарушен страшным гвалтом в передней. Это ворвалась Хиония Алексеевна, которая узнала об исчезновении Зоси, кажется, одной из последних. В кабинет она влетела с искаженным злобой лицом и несколько мгновений вопросительно смотрела то на доктора, то на Привалова.
Сергей Привалов помнил своего деда по матери как сквозь
сон. Это был высокий, сгорбленный седой
старик с необыкновенно живыми глазами. Он страстно любил внука и часто говорил ему...
Старик покосился в угол, где стояла маленькая детская кроватка; его точно что кольнуло, и Надежда Васильевна заметила, как он отвернулся, стараясь смотреть в другую сторону. Маленькая Маня спала детским крепким
сном, не подозревая, какую душевную муку подняло в душе
старика ее невинное присутствие в этой комнате.
— Так я и знал, что он тебе это не объяснит. Мудреного тут, конечно, нет ничего, одни бы, кажись, всегдашние благоглупости. Но фокус был проделан нарочно. Вот теперь и заговорят все святоши в городе и по губернии разнесут: «Что, дескать, сей
сон означает?» По-моему,
старик действительно прозорлив: уголовщину пронюхал. Смердит у вас.
Он мог очнуться и встать от глубокого
сна (ибо он был только во
сне: после припадков падучей болезни всегда нападает глубокий
сон) именно в то мгновение, когда
старик Григорий, схватив за ногу на заборе убегающего подсудимого, завопил на всю окрестность: «Отцеубивец!» Крик-то этот необычайный, в тиши и во мраке, и мог разбудить Смердякова,
сон которого к тому времени мог быть и не очень крепок: он, естественно, мог уже час тому как начать просыпаться.
В два часа ночи она еще ничего не предвидела, он выжидал, когда она, истомленная тревогою того утра, уж не могла долго противиться
сну, вошел, сказал несколько слов, и в этих немногих словах почти все было только непонятное предисловие к тому, что он хотел сказать, а что он хотел сказать, в каких коротких словах сказал он: «Я давно не видел своих
стариков, — съезжу к ним; они будут рады» — только, и тотчас же ушел.
Ни о чем подобном
старик не смел даже мечтать, и ему начинало казаться, что все это — какой-то радужный
сон, фантасмагория, бред наяву.
Перед самым утром едва забылся
старик, да и тут увидел такой
сон, что сейчас же проснулся.
Знаю, что такой же есть у Егора Антоновича, а твой явился как во
сне; наши
старики меня в нем не узнают, а я в этом деле сам не судья.
Старики пошли коридором на женскую половину и просидели там до полночи. В двенадцать часов поужинали, повторив полный обед, и разошлись спать по своим комнатам. Во всем доме разом погасли все огни, и все заснули мертвым
сном, кроме одной Ольги Сергеевны, которая долго молилась в своей спальне, потом внимательно осмотрела в ней все закоулочки и, отзыбнув дверь в комнату приехавших девиц, тихонько проговорила...
Больная девочка развеселялась как ребенок, кокетничала с
стариком, подсмеивалась над ним, рассказывала ему свои
сны и всегда что-нибудь выдумывала, заставляла рассказывать и его, и
старик до того был рад, до того был доволен, смотря на свою «маленькую дочку Нелли», что каждый день все более и более приходил от нее в восторг.
Старик не двигался. Я взял его за руку; рука упала, как мертвая. Я взглянул ему в лицо, дотронулся до него — он был уже мертвый. Мне казалось, что все это происходит во
сне.
Старик смеялся, а матери все это казалось милым
сном.
Какие
сны снятся
старику — этого, конечно, нельзя угадать, но, судя по тоскливым вздохам, ясно, что перед умственным его взором мелькает нечто необыкновенно заманчивое и дорогое.
Старик, почуяв во мне знающего конские дела человека, пригласил зайти к нему в номер побеседовать на
сон грядущий.
И стал над рыцарем
старик,
И вспрыснул мертвою водою,
И раны засияли вмиг,
И труп чудесной красотою
Процвел; тогда водой живою
Героя старец окропил,
И бодрый, полный новых сил,
Трепеща жизнью молодою,
Встает Руслан, на ясный день
Очами жадными взирает,
Как безобразный
сон, как тень,
Пред ним минувшее мелькает.
Глупой бабе, выпившей со
сна добрую чарку настойки для бодрости, за досаду стало, и она с некоторою горячностью сказала
старику: «Да что это, дядюшка, ты всё, смеешься и ничему не веришь?
Просыпаясь от крепкого
сна, едва
старик потянулся и крякнул, как ворвался Мазан и, запинаясь от радости, пробормотал: «Проздравляю, батюшка Степан Михайлыч, с внучком!» — Первым движением Степана Михайлыча было перекреститься.
Этот лес, опасность,
старик с своим таинственным шопотом, Марьянка с своим мужественным стройным станом и горы, — всё это казалось
сном Оленину.
Он вырвал у нее руку, которую она держала, и сильно обнял ее молодое тело. Но она как лань вскочила, спрыгнула босыми ногами и выбежала на крыльцо. Оленин опомнился и ужаснулся на себя. Он опять показался сам себе невыразимо гадок в сравнении с нею. Но ни минуты не раскаиваясь в том, чтó он сказал, он пошел домой и, не взглянув на пивших у него
стариков, лег и заснул таким крепким
сном, каким давно не спал.
Недалеко от них
старик купец, лет под семьдесят, с седою бородой, в высокой собольей шапке, спал сладким
сном на складном стуле.
Старику стало тяжело среди этих людей, они слишком внимательно смотрели за кусками хлеба, которые он совал кривою, темной лапой в свой беззубый рот; вскоре он понял, что лишний среди них; потемнела у него душа, сердце сжалось печалью, еще глубже легли морщины на коже, высушенной солнцем, и заныли кости незнакомою болью; целые дни, с утра до вечера, он сидел на камнях у двери хижины, старыми глазами глядя на светлое море, где растаяла его жизнь, на это синее, в блеске солнца, море, прекрасное, как
сон.
Он был слишком избалован жизнью для того, чтобы проще отнестись к первой капле яда в только что початом кубке, и все сутки дороги провел без
сна, думая о словах
старика и лелея свою обиду.
В тёмный час одной из подобных сцен Раиса вышла из комнаты
старика со свечой в руке, полураздетая, белая и пышная; шла она, как во
сне, качаясь на ходу, неуверенно шаркая босыми ногами по полу, глаза были полузакрыты, пальцы вытянутой вперёд правой руки судорожно шевелились, хватая воздух. Пламя свечи откачнулось к её груди, красный, дымный язычок почти касался рубашки, освещая устало открытые губы и блестя на зубах.
Артамонов старший жил в полусне, медленно погружаясь в
сон, всё более глубокий. Ночь и большую часть дня он лежал в постели, остальное время сидел в кресле против окна; за окном голубая пустота, иногда её замазывали облака; в зеркале отражался толстый
старик с надутым лицом, заплывшими глазами, клочковатой, серой бородою. Артамонов смотрел на своё лицо и думал...
Ты часто
Его благоразумию дивился
И говорил, шутя, ему не раз:
«Вы, дон Жуан, боюся, повредите
Себе во мненье дам: в тот час, когда
Другие им приносят серенады,
Теряете вы золотое время
Со мною,
стариком!» Потом, когда
Ко
сну я отходила, часто ты,
Со мной прощаясь, говорил: «Однако
Мне нравится довольно дон Жуан...
Петр. В мою комнату от
стариков запах деревянного масла проходит… Должно быть, от этого во
сне я видел, будто плыву по какой-то реке, а вода в ней густая, как деготь… Плыть тяжело… и я не знаю — куда надо плыть… и не вижу берега. Попадаются мне какие-то обломки, но когда я хватаюсь за них — они рассыпаются в прах… гнилые, трухлявые. Ерунда… (Насвистывая, шагает по комнате.) Пора бы чай пить…
И видит он: это уже не
сон, — черты
старика двинулись, и губы его стали вытягиваться к нему, как будто бы хотели его высосать…
В жизнь мою я не знал, что такое бессонница, а теперь испытал не только бессонницу, но
сны такие… я и сам не умею сказать,
сны ли это, или что другое: точно домовой тебя душит, и всё мерещится проклятый
старик.
Спутались в усталой голове
сон и явь, понимаю я, что эта встреча — роковой для меня поворот.
Стариковы слова о боге, сыне духа народного, беспокоят меня, не могу помириться с ними, не знаю духа иного, кроме живущего во мне. И обыскиваю в памяти моей всех людей, кого знал; ошариваю их, вспоминая речи их: поговорок много, а мыслями бедно. А с другой стороны вижу тёмную каторгу жизни — неизбывный труд хлеба ради, голодные зимы, безысходную тоску пустых дней и всякое унижение человека, оплевание его души.
Все тихо; ночь; луной украшен
Лазурный юга небосклон,
Старик Земфирой пробужден:
«О мой отец, Алеко страшен:
Послушай, сквозь тяжелый
сонИ стонет, и рыдает он».
Сторонники штурмана тесным кольцом окружили своего кандидата, остальные стали около Реджа.
Старики, пыхая трубками и сплевывая, доставали револьверы: опытность говорила в них, старый инстинкт хищников, предусмотрительных даже во
сне. Раздались крики...
Опять стало тихо. В избе всегда плохо спали; каждому мешало спать что-нибудь неотвязчивое, назойливое:
старику — боль в спине, бабке — заботы и злость, Марье — страх, детям — чесотка и голод. И теперь тоже
сон был тревожный: поворачивались с боку на бок, бредили, вставали напиться.
Никто не заметит его;
старик, дежуривший у его постели, вероятно, спит крепким
сном.
Ни
сна, ни отдыху; иду-иду, а самому кажется, что никогда мне из этой тайги не выйти; и все сзади будто
старик идет, сопит, переваливается, нагоняет…
Никита. Анисья! веришь ты богу аль нет? Ничего-то я и во
сне не видал. Окончательно знать не знаю, ведать не ведаю. Всё мой
старик с своей головы уздумал.
Потом, во время
сна, злой
старик садился у его изголовья…
— Владычица моя! — прошептал Ордынов, дрогнув всем телом. Он опомнился, заслышав на себе взгляд
старика: как молния, сверкнул этот взгляд на мгновение — жадный, злой, холодно-презрительный. Ордынов привстал было с места, но как будто невидимая сила сковала ему ноги. Он снова уселся. Порой он сжимал свою руку, как будто не доверяя действительности. Ему казалось, что кошмар его душит и что на глазах его все еще лежит страдальческий, болезненный
сон. Но чудное дело! Ему не хотелось проснуться…
Злой
старик его
сна (в это верил Ордынов) был въявь перед ним.
И точно я с этого взгляду от
сна какого прокинулся. Отвел глаза, подымаю топор… А самому страшно: сердце закипает. Посмотрел я на Безрукого, дрогнул он… Понял. Посмотрел я в другой раз: глаза у него зеленые, так и бегают. Поднялась у меня рука, размахнулся… состонать не успел
старик, повалился мне в ноги, а я его, братец, мертвого… ногами… Сам зверем стал, прости меня, господи боже!..
И ты, и ты, слепой
старик,
Когда б ее небесный лик
Тебе явился бы во
сне,
Ты позавидовал бы мне...
Мой
сон прошел. Молчаливая печаль этого места начинала захватывать меня, и я ждал почти с нетерпением, когда скрипнет дверь и
старик с мальчиком вернутся. Но их все не было…
Один дядя Онуфрий, хозяин артели, седой, коренастый, краснощекий
старик, спит будким соловьиным
сном…
Что это?
Сон или действительность? Прямо на меня во весь опор неслась лошадь передового кабардинца. Седой бородатый всадник по-юношески ловко изогнулся в седле. Рослая фигура
старика все ниже клонилась к луке, чалма, скользнув вдоль крупа лошади, белела теперь у ног коня, седая борода мела узкую тропинку… Быстрое, ловкое, неожиданное движение — и гость-кабардинец, совсем припав к земле, на всем скаку зубами выхватил торчащий из земли кинжал и снова взлетел в седло, не выпуская изо рта добычу.