Неточные совпадения
— Да ведь как убил-то? Разве так убивают? Разве так
идут убивать, как я тогда
шел! Я тебе когда-нибудь расскажу, как я
шел… Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку! Тут так-таки разом и ухлопал себя, навеки!.. А старушонку эту черт убил, а не я… Довольно, довольно,
Соня, довольно! Оставь меня, — вскричал он вдруг в судорожной тоске, — оставь меня!
Да и зачем бы он
пошел теперь к
Соне?
Но он все-таки
шел. Он вдруг почувствовал окончательно, что нечего себе задавать вопросы. Выйдя на улицу, он вспомнил, что не простился с
Соней, что она осталась среди комнаты, в своем зеленом платке, не смея шевельнуться от его окрика, и приостановился на миг. В то же мгновение вдруг одна мысль ярко озарила его, — точно ждала, чтобы поразить его окончательно.
Дуня из этого свидания по крайней мере вынесла одно утешение, что брат будет не один: к ней,
Соне, к первой пришел он со своею исповедью; в ней искал он человека, когда ему понадобился человек; она же и
пойдет за ним, куда
пошлет судьба.
— Милостивый государь, милостивый государь, вы ничего не знаете! — кричала Катерина Ивановна, — мы на Невский
пойдем, —
Соня,
Соня! да где ж она? Тоже плачет! Да что с вами со всеми!.. Коля, Леня, куда вы? — вскрикнула она вдруг в испуге, — о, глупые дети! Коля, Леня, да куда ж они!..
Дойдя до поворота, он перешел на противоположную сторону улицы, обернулся и увидел, что
Соня уже
идет вслед за ним, по той же дороге, и ничего не замечая. Дойдя до поворота, как раз и она повернула в эту же улицу. Он
пошел вслед, не спуская с нее глаз с противоположного тротуара; пройдя шагов пятьдесят, перешел опять на ту сторону, по которой
шла Соня, догнал ее и
пошел за ней, оставаясь в пяти шагах расстояния.
— Нет, нет; никогда и нигде! — вскрикнула
Соня, — за тобой
пойду, всюду
пойду! О господи!.. Ох, я несчастная!.. И зачем, зачем я тебя прежде не знала! Зачем ты прежде не приходил? О господи!
— Поля! — крикнула Катерина Ивановна, — беги к
Соне, скорее. Если не застанешь дома, все равно, скажи, что отца лошади раздавили и чтоб она тотчас же
шла сюда… как воротится. Скорей, Поля! На, закройся платком!
— Сюда, сюда ко мне! — умоляла
Соня, — вот здесь я живу!.. Вот этот дом, второй отсюда… Ко мне, поскорее, поскорее!.. — металась она ко всем. — За доктором
пошлите… О господи!
Он был очень беспокоен,
посылал о ней справляться. Скоро узнал он, что болезнь ее не опасна. Узнав, в свою очередь, что он об ней так тоскует и заботится,
Соня прислала ему записку, написанную карандашом, и уведомляла его, что ей гораздо легче, что у ней пустая, легкая простуда и что она скоро, очень скоро, придет повидаться с ним на работу. Когда он читал эту записку, сердце его сильно и больно билось.
— Вот с этакими-то глупейшими, чисто физическими немощами, зависящими от какого-нибудь заката солнца, и удержись сделать глупость. Не то что к
Соне, а к Дуне
пойдешь! — пробормотал он ненавистно.
— Ну да! — сказал, усмехаясь, Раскольников, — я за твоими крестами,
Соня. Сама же ты меня на перекресток
посылала; что ж теперь, как дошло до дела, и струсила?
— Если вам теперь надо
идти… — начала было
Соня, совсем и не посмотрев на Разумихина, а от этого еще более сконфузившись.
А Раскольников
пошел прямо к дому на канаве, где жила
Соня.
Он вдруг посторонился, чтобы пропустить входившего на лестницу священника и дьячка. Они
шли служить панихиду. По распоряжению Свидригайлова панихиды служились два раза в день, аккуратно. Свидригайлов
пошел своею дорогой. Раскольников постоял, подумал и вошел вслед за священником в квартиру
Сони.
— Меня и мамаша тоже прислала. Когда сестрица
Соня стала
посылать, мамаша тоже подошла и сказала: «Поскорей беги, Поленька!»
Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на
Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение!
Идя к
Соне, он чувствовал, что в ней вся его надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих мук, и вдруг теперь, когда все сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.
— Я,
Соня, еще в каторгу-то, может, и не хочу
идти, — сказал он.
Лежал я тогда… ну, да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя
Соня (безответная она, и голосок у ней такой кроткий… белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина Ивановна, неужели же мне на такое дело
пойти?» А уж Дарья Францовна, женщина злонамеренная и полиции многократно известная, раза три через хозяйку наведывалась.
Раскольников почувствовал и понял в эту минуту, раз навсегда, что
Соня теперь с ним навеки и
пойдет за ним хоть на край света, куда бы ему ни вышла судьба.
— Нет! не
пойду я к ним,
Соня.
Зина с
Соней какие-то нылы ноющие, — кто уж их там определит: и в короб не лезут, и из короба не
идут.
— Да Лиза с матерью
пошли квартирку тут одну посмотреть, а
Соня сейчас только поехала. Я думал, вы ее встретили.
В ближайшую субботу он
идет в отпуск к замужней сестре
Соне, живущей за Москвой-рекой, в Мамонтовском подворье. В пустой аптекарский пузырек выжимает он сок от целого лимона и новым пером номер 86 пишет довольно скромное послание, за которым, однако, кажется юнкеру, нельзя не прочитать пламенной и преданной любви...
Соня (подходит к ней.)
Идите к нам…
идите. (Уводит Калерию.)
(В глубине сцены
Соня повязывает платок на голове Двоеточия. Смех. Из леса, около ковра с закусками, выходит Замыслов, берет бутылку вина и стаканы и
идет к Басову, за ним
идет Двоеточие, отмахиваясь руками oт
Сони.)
(Варвара Михайловна
идет на дачу. Марья Львовна за ней. Влас и
Соня уходят в лес. Калерия, разбитая, шатаясь, тоже уходит на дачу.)
(Зимин быстро уходит за угол дачи.
Соня смотрит ему вслед и медленно
идет на террасу, потом в комнаты. Дудаков, Влас и Марья Львовна
идут справа из лесу, потом за ними Двоеточие. Марья Львовна садится на скамью, Двоеточие рядом с нею. Зевает.)
(Калерия отходит в правую сторону, встречается с
Соней. Замыслов
идет на голос Юлии Филипповны. Басов подмигивает вслед ему и, наклонясь к Шалимову, что-то шепчет ему. Шалимов, слушая его, смеется.)
Соня (горячо). Это — неправда! Это — ложь, Максим! Я хочу, чтобы ты знал: это ложь!.. Ее выдумали для оправдания слабости, — помни, Максим, я не верю в это!
Иди!..
Двоеточие. А я рад, что вы со мной едете. Городишко у нас маленький, красивый; кругом лес, река… Дом у меня огромный — десять комнат. В одной кашлянешь — по всем гул
идет. Зимой, когда вьюга воет, очень гулко в комнатах. Н-да! (
Соня быстро
идет с правой стороны.) В юности, понимаете, одиночество полезно человеку… а вот под старость лучше вдвоем, хо-хо! А, озорница!.. Прощайте!
Зимин (вполголоса). Ну, я туда не
пойду,
Соня… Так вот… завтра, значит, я еду…
(Шалимов
идет к даче Суслова. Шум бегущих людей, отрывочные возгласы. Являются:.) Марья Львовна, Варвара Михайловна,
Соня, Влас..)
Соня.
Иду… (Марья Львовна подходит.) Поручаю тебе этого гримасника. Он городит чепуху и требует, чтобы его хорошенько отчитали за это. (Убегает.)
(Проходят направо в лес. С другой стороны являются.)
Соня и.) Зимин. В глубине сцены.) Суслов медленно
идет по направлению к своей даче.)
Соня. И только! Этого ему мало, он недоволен мной… Мамашка, я за тобой зайду, хорошо? А теперь
иду слушать, как Макс будет говорить мне о вечной любви…
(
Идет направо. Басов потягивается и мурлычет песенку. В глубине сцены Саша,
Соня и Пустобайка собирают вещи. На левой стороне, около копны сена, появляется Варвара Михайловна, в руках у нее букет.)
Соня(стоя на коленях, оборачивается к отцу; нервно, сквозь слезы).Надо быть милосердным, папа! Я и дядя Ваня так несчастны! (Сдерживая отчаяние.) Надо быть милосердным! Вспомни, когда ты был помоложе, дядя Ваня и бабушка по ночам переводили для тебя книги, переписывали твои бумаги… все ночи, все ночи! Я и дядя Ваня работали без отдыха, боялись потратить на себя копейку и всё
посылали тебе… Мы не ели даром хлеба! Я говорю не то, не то я говорю, но ты должен понять нас, папа. Надо быть милосердным!
Соня.
Иди, дядя Ваня. (Берет Войницкого под руку.)
Пойдем. Папа и ты должны помириться. Это необходимо.
За ним
идут Мария Васильевна и
Соня.
Соня. Давно, давно уже мы не сидели вместе за этим столом. (Зажигает на столе лампу.) Чернил, кажется, нет… (Берет чернильницу,
идет к шкапу и наливает чернил.) А мне грустно, что они уехали.
Соня(берет его под руку и
идет вместе). Когда же вы приедете к нам?
Астров и
Соня уходят в дом; Мария Васильевна и Телегин остаются возле стола; Елена Андреевна и Войницкий
идут к террасе.
Елена Андреевна, Серебряков и
Соня уходят в дом; Телегин
идет к столу и садится возле Марины.
Соня(смеется). У меня глупое лицо… да? Вот он ушел, а я все слышу его голос и шаги, а посмотрю на темное окно, — там мне представляется его лицо. Дай мне высказаться… Но я не могу говорить так громко, мне стыдно.
Пойдем ко мне в комнату, там поговорим. Я тебе кажусь глупою? Сознайся… Скажи мне про него что-нибудь…
Выпитьбынадо.
Пойдем, там, кажется, у нас еще коньяк остался. А как рассветет, ко мне поедем. Идёть? У меня есть фельдшер, который никогда не скажет «
идет», а «идёть». Мошенник страшный. Так идёть? (Увидев входящую
Соню.) Извините, я без галстука. (Быстро уходит.)
Соня. Да, да… Я скажу, что ты хочешь видеть его чертежи… (
Идет и останавливается возле двери.) Нет, неизвестность лучше… Все-таки надежда…
Слышны голоса; из глубины сада, возвращаясь с прогулки,
идут Серебряков, Елена Андреевна,
Соня и Телегин.
Марина. У самой-то у меня ноги так и гудут, так и гудут! (Ведет его вместе с
Соней.) Вера Петровна, бывало, все убивается, все плачет… Ты, Сонюшка, тогда была еще мала, глупа…
Иди,
иди, батюшка…
Соня. Папа, ты сам приказал
послать за доктором Астровым, а когда он приехал, ты отказываешься принять его. Это неделикатно. Только напрасно побеспокоили человека…