Неточные совпадения
Молча с Грушницким спустились мы с горы и
прошли по бульвару, мимо окон дома, где скрылась наша красавица. Она сидела у окна. Грушницкий, дернув меня
за руку, бросил на нее один из тех мутно-нежных взглядов, которые так мало действуют на женщин. Я навел на нее лорнет и заметил, что она от его взгляда улыбнулась, а что мой дерзкий лорнет рассердил ее не на
шутку. И как, в самом деле, смеет кавказский армеец наводить стеклышко на московскую княжну?..
— Бахарева может наливать чай, — говорил он, сделав это предложение в обыкновенном заседании и стараясь, таким образом, упрочить самую легкую обязанность
за Лизою, которой он стал не в
шутку бояться. — Я буду месть комнаты, накрывать на стол, а подавать блюда будет Бертольди, или нет, лучше эту обязанность взять Прорвичу. Бертольди нет нужды часто
ходить из дому — она пусть возьмет на себя отпирать двери.
— Все еще не понимаешь! А затем, мой милый, что он сначала будет с ума
сходить от ревности и досады, потом охладеет. Это у него скоро следует одно
за другим. Он самолюбив до глупости. Квартира тогда не понадобится, капитал останется цел, заводские дела пойдут своим чередом… ну, понимаешь? Уж это в пятый раз я с ним играю
шутку: прежде, бывало, когда был холостой и помоложе, сам, а не то кого-нибудь из приятелей подошлю.
Мне удалось тогда сорвать напряженное состояние вечера
шуткой,
за которую на меня после очень косился Д.И. Тихомиров, — но на этот раз она достигла своей цели, развеселила гостей, и вечер
прошел прекрасно.
Это было последнее слово, которое я слышал от генерала в его доме. Затем, по случаю наступивших сумерек, старик предложил мне пройтись, и мы с ним долго
ходили, но я не помню, что у нас
за разговор шел в то время. В памяти у меня оставалось одно пугало «безнатурный дурак», угрожая которым, Перлов говорил не только без
шутки и иронии, а даже с яростию, с непримиримою досадой и с горькою слезой на ресницах.
Действительно, это был «жених из ножевой линии» и плохо преподавал русский язык. Мне от него доставалось
за стихотворения-шутки, которыми занимались в гимназии двое: я и мой одноклассник и неразлучный друг Андреев Дмитрий. Первые силачи в классе и первые драчуны, мы вечно
ходили в разорванных мундирах, дрались всюду и писали злые
шутки на учителей. Все преступления нам прощались, но
за эпиграммы нам тайно мстили, придираясь к рваным мундирам.
Из его слов можно было заключить, что мой воспитатель не был прежде ревностным исполнителем религиозных обрядов; но на этот раз он строго отделал своего приятеля
за неуместные
шутки, так что Иван Ипатыч, имевший претензию слыть философом, очень осердился и долго не
ходил к нам.
Хозяин и кучер были похожи. И тот и другой ничего не боялись и никого не любили кроме себя, и
за это все любили их. Феофан
ходил в красной рубахе и плисовых штанах и поддевке. Я любил, когда он, бывало, в праздник, напомаженный, в поддевке, зайдет в конюшню и крикнет: «Ну, животина, забыла!» и толконет рукояткой вилок меня по ляжке, но никогда не больно, а только для
шутки. Я тотчас же понимал
шутку и, прикладывая ухо, щелкал зубами.
Девки и молодки в красных и синих кумачных сарафанах, по четыре и более, держа друг друга
за руки,
ходили взад и вперед по улице, ухмыляясь и запевая веселые песни; а молодые парни, следуя
за ними, перешептывались и порою громко отпускали лихие
шутки на счет дородности и румянца красавиц.
К сожалению, не к чему было уже и присматриваться. Фермор видел, что его самого рассмотрели до дна и отставили, и вдобавок стала
ходить какая-то сказка, будто он принял какую-то
шутку казначея
за серьезное предложение ему какой-то артельной взятки.
— Ага! Бунтовать? Роптать?.. Что? Кто недоволен? Пусть выходит. К Екатерине Ивановне марш. Здесь
шутки плохи! Сейчас
за начальницей
схожу и конец! — надрывалась и шумела Павла Артемьевна, сделавшаяся мгновенно красной, как рак. Ее птичьи глаза прыгали и сверкали. Губы брызгали слюной. Стремительно кинулась она из столовой и в дверях столкнулась с высокой, тоненькой девушкой лет двадцати шести.
Праздник Пасхи
прошел скучнее Рождества. Многие из нас, ввиду близких экзаменов, взялись
за книги. Одна Бельская, «неунывающая россиянка», как ее прозвал в
шутку Алексей Иванович, и не думала заниматься.
Склонившись над верстаком, он угрюмо слушал болтовню и
шутки товарищей с Ляховым.
Прошло всего три недели, как в этой самой мастерской Ляхов зверски избил его, — и они уже забыли, как сами возмущались этим, забыли все… Самих их ведь никто не даст в обиду — они хорошие работники; а требовать, чтобы была обеспечена безопасность Андрея Ивановича, — с какой стати?
За это, пожалуй, можно еще поплатиться!
— А то вот третьего дня меня с одним гостем венчали, так, для
шутки, конечно: вместо венцов над головой ночные вазы держали, вместо свечек пивные бутылки донышками кверху,
за попа другой гость был, надел мою юбку наизнанку, так и
ходил.
— А вы думали, оттого, что я мешаю
шутку с серьезным, так и веры мне нет? Только уговор лучше денег: надо меня слушаться; куда я скажу — ехать и с кем нужно — говорить; ведь я вас знаю: день
за днем
пройдет в спешном писанье, а там и будете опять локти кусать. А подробности моих расчетов услышите сейчас
за обедом. Желаете в"Старый Пекин"?
Рабочий, видимо, шутил, но Иван Иванович не мог разобрать, где кончается
шутка и начинается серьезное, и сердце у него порывами начинало сильно трепыхаться и начиналась изжога, как будто он много съел дурного, прогоркшего масла. Но
проходил час и другой, и никто его не трогал, хотя многие грозились, а один мальчишка снежком залепил ему в голову. Мальчишку обругали, а Иван Иванович совсем успокоился и
за себя, и
за пальто и уже начал понемногу распоряжаться и повышать голос...