Неточные совпадения
Это было глупо, но в этот вечер все мы были не очень умны. Наша маленькая усадьба казалась такой ничтожной под налетами бурной ночи, и в бесновании метели слышалось столько
сознательной угрозы… Мы не были суеверны и знали, что это только снег и ветер. Но в их разнообразных голосах слышалось что-то, чему навстречу подымалось в
душе неясное, неоформленное, тяжелое ощущение… В этой усадьбе началась и погибла жизнь… И, как стоны погибшей жизни, плачет и жалуется вьюга…
Все это оставляло в
душе осадок безвкусицы и
сознательной лжи.
И когда я опять произнес «Отче наш», то молитвенное настроение затопило
душу приливом какого-то особенного чувства: передо мною как будто раскрылась трепетная жизнь этой огненной бесконечности, и вся она с бездонной синевой в бесчисленными огнями, с какой-то
сознательной лаской смотрела с высоты на глупого мальчика, стоявшего с поднятыми глазами в затененном углу двора и просившего себе крыльев… В живом выражении трепетно мерцающего свода мне чудилось безмолвное обещание, ободрение, ласка…
Отщепленной от народного целого интеллигенции всего мира поверилось, что она окончательно вступила в третий фазис развития, окончательно освободилась от пережитков прошлого, что знанием для нее исчерпывается восприятие мира и
сознательное отношение к миру, что все человечество тогда лишь станет на высоту самосознания, когда вырвет из своей
души семя веры и отдастся гордому, самодержавному, всесильному знанию.
Все эти
сознательные мысли представлялись ему всегда нераздельно с ярким, всегда близким и всегда поражавшим его
душу воспоминанием об умершем ребенке.
Его горе наболело в его
душе, как созревший нарыв, и выяснялось ему поминутно в мучительно-сознательной мысли.
Все, что в нем было живого, здравого и
сознательного, как-то не выливалось в обычную форму, в которой он доселе сидел так хорошо, и, едва поднявшись, оседало опять на дно его
души, но оседало как-то беспорядочно, болезненно, совершенно не под стать к стройности того чиновного механизма, в котором он был вставлен.
И под наплывом первого крупного разочарования жизнью исчезало недавнее детство и в
душе подростка, а более
сознательная пора юности спешила ему на смену.
Тут Александр Васильевич Суворов впервые видел русские войска в настоящем деле, и в
душе его сложилось убеждение, что с ними можно легко победить весь мир. Тут впервые назвал он русского солдата «чудо-богатырем» и это название сохранил за ним всю свою жизнь, так как не имел случая ни разу убедиться в его неправильности. Русские дрались с тем
сознательным одушевлением, которое уже одно дает верный залог победы.
Но Достоевский не только отражал строй русской
души и познавал его, он был также
сознательным глашатаем русской идеи и русского национального сознания.