Неточные совпадения
Самгин попросил чаю и, закрыв дверь кабинета, прислушался, — за окном топали и шаркали шаги людей. Этот непрерывный шум
создавал впечатление работы какой-то машины, она выравнивала мостовую, постукивала в стены дома, как будто расширяя улицу. Фонарь против дома был разбит, не
горел, — казалось, что дом отодвинулся с того места, где стоял.
И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что он сам себе обиду навыдумал и налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину
создать, к слову привязался и из горошинки сделал
гору, — знает сам это, а все-таки самый первый обижается, обижается до приятности, до ощущения большого удовольствия, а тем самым доходит и до вражды истинной…
Темная вода, громады утесов на берегу и молчаливый лес в
горах так гармонировали друг с другом и
создавали картину, полную величественной красоты.
Более характерной денудационной долины, чем Кулумбе, я не видывал. Река, стесненная
горами, все время извивается между утесами. Можно подумать, что горные хребты здесь старались на каждом шагу
создать препятствия для воды, но последняя взяла верх и силой проложила себе дорогу к морю.
— Сколько я себя ни помню, — продолжал он, обращаясь больше к Настеньке, — я живу на чужих хлебах, у благодетеля (на последнем слове Калинович сделал ударение), у благодетеля, — повторил он с гримасою, — который разорил моего отца, и когда тот умер с
горя, так он, по великодушию своему, призрел меня, сироту, а в сущности приставил пестуном к своим двум сыновьям, болванам, каких когда-либо свет
создавал.
Они
создали себе место в жизни;
создали его себе у каждого очага, где вечером тихо
горит обрубок дерева, перед которым садится мать с детьми.
Изливал он елей и возжигал курение Изиде и Озири-су египетским, брату и сестре, соединившимся браком еще во чреве матери своей и зачавшим там бога
Гора, и Деркето, рыбообразной богине тирской, и Анубису с собачьей головой, богу бальзамирования, и вавилонскому Оанну, и Дагону филистимскому, и Арденаго ассирийскому, и Утсабу, идолу ниневийскому, и мрачной Кибелле, и Бэл-Меродоху, покровителю Вавилона — богу планеты Юпитер, и халдейскому Ору — богу вечного огня, и таинственной Омороге — праматери богов, которую Бэл рассек на две части,
создав из них небо и землю, а из головы — людей; и поклонялся царь еще богине Атанаис, в честь которой девушки Финикии, Лидии, Армении и Персии отдавали прохожим свое тело, как священную жертву, на пороге храмов.
Игрой тумана. Часто перемены
Он странные являет между
горИ
создает то башни в них, то стены».
На востоке был насажден земной рай, на востоке, на
горе Арарате, спасся Ной от потопных вод, на том же востоке Господу угодно насадить и второй земной рай,
создать там «благодатное» Араратское царство, вечное жилище избранных служителей агнца.
— Нет будет, будет, если ты не загрубелая тварь, которой не касается человеческое
горе, будет, когда ты увидишь, что у этой пары за жизнь пойдет, и вспомнишь, что во всем этом твой вклад есть. Да, твой, твой, — нечего головой мотать, потому что если бы не ты, она либо братцевым ходом пошла, и тогда нам не было бы до нее дела; либо она была бы простая добрая мать и жена, и
создала бы и себе, и людям счастие, а теперь она что такое?
По его требованию окна весь день были завешены и
горела лампа,
создавая иллюзию ночи, и он курил папиросу за папиросой и писал.
— Он хорошо… хорошо, а ты — худо! Ты худо! Барин хорошая душа, отличный, а ты зверь, ты худо! Барин живой, а ты дохлый… Бог
создал человека, чтоб живой был, чтоб и радость была, и тоска была, и
горе было, а ты хочешь ничего, значит, ты не живой, а камень, глина! Камню надо ничего и тебе ничего… Ты камень — и бог тебя не любит, а барина любит!