Неточные совпадения
Чем заслужил я это, — произнес князь, с некоторым беспокойством осматриваясь кругом, — во всяком случае вы позволите мне, — продолжал он, вынимая большую пачку из кармана, — вы позволите мне оставить у вас это доказательство моего к вам участия и в особенности участия
графа N, побудившего меня своим
советом.
— С губернатором, — продолжал Петр Григорьич: —
граф больше не видится; напротив того, он недавно заезжал к дочери моей, непременно потребовал, чтобы она его приняла, был с нею очень любезен, расспрашивал об вас и обо мне и сказал, что он с нетерпением ждет нашего возвращения, потому что мы можем быть полезны ему
советами. Из всего этого ясно видно, что нахлобучка его сиятельству из Петербурга была сильная.
Демидов велел собрать
совет и приехал в корпус.
Совет состоял из директора Перского, баталионного командира полковника Шмидта (человека превосходной честности) и ротных командиров: Ореуса (секуна), Шмидта 2-го, Эллермана и Черкасова, который перед тем долгое время преподавал фортификацию, так что пожалованный в
графы Толь в 1822 году был его учеником.
Последнее замечание сопровождалось новым взглядом, направленным на
графа. Графине, очевидно, хотелось знать мнение мужа, чтобы потом не вышло привычного заключения, что все в доме творится без его
совета и ведома.
Впрочем, тот однажды нашел случай и спросил его: придумал ли он какое-нибудь средство уехать, но Эльчанинов, рассказав очень подробно весь свой разговор с
графом, решительно объявил, что он без воли Сапеги ничего не хочет делать и во всем полагается на его
советы.
«Кроме-с того, говорю, князь, я приехал и по собственному очень важному делу, чтобы попросить у вас
совета и содействия!» — «Рад, говорит, вам всем служить, чем только могу!» — «Дело-с, говорю, мое состоит в том, что с месяц тому назад я женился на madame Басаевой, дочери
графа».
Наскучив бездеятельною жизнью и невниманием к нему, от скуки и досады, да, кажется, и по
совету других,
граф Алексей Андреевич отправился для поправления своего здоровья за границу.
— Однако у них, кажется, на самом деле начинается «
совет да любовь», — злобно проворчал
граф Сигизмунд Владиславович.
По
совету некоторых из соседей, как раз в тот год, когда прибыл в Петербург
граф Казимир Нарцисович Свенторжецкий, старушки Белоярцевы отделили три коматы с парадным ходом и приказав омеблировать их лучшей из находившейся в запертых парадных комнатах мебелью, стали приискивать себе постояльца.
Во всяком случае
совет был хорош: уверенность
графа Алексея Андреевича, что Русь одолеет врагов, оправдалась, что блистательно доказало триумфальное вступление русских войск в Париж в 1814 году.
13 декабря было воскресенье. По приказанию, отданному через князя Лопухина, члены государственного
совета, в числе которых был и
граф Алексей Андреевич Аракчеев, явились к 8 часам вечера в чрезвычайное собрание.
Обсуждая выбор подарков своей невесты,
граф с легким сердцем обратился к своему другу, как обыкновенно величают оставленных подруг, — Марусе за
советом и помощью.
Для того, чтобы подготовить почву для избрания,
граф по
совету Стамбулова отправился в Константинополь, где представился французскому послу
графу Монтебелло и сумел обворожить его настолько, что тот представил его великому визирю как будущего, пока негласного, кандидата на болгарский престол. Назначен был день аудиенции, выхлопотанной ему у султана.
Сестренцевич, поставленный в крайне неловкое положение, обратился за
советом к Куракину, который, настроенный своим секретарем,
графом Свенторжецким, — орудием иезуитов, посоветовал митрополиту протестовать против резолюции, сославшись на то, что все епископы оскорблены ею.
Но едва только — сказано в журнале
совета — «выслушана была с надлежащим благоговением, с горестными и умилительными сердцами, последняя воля блаженной и вечно достойной памяти государя императора Александра Павловича, ознаменованная в копии с высочайшего манифеста, скрепленной собственноручно покойным государем императором», как
граф Милорадович, который с должностью санкт-петербургского военного генерал-губернатора соединял и звание члена государственного
совета, объявил собранию: «Его императорское высочество великий князь Николай Павлович торжественно отрекся от права, предоставленного ему упомянутым манифестом, и первый уже присягнул на подданство его величеству государю императору Константину Павловичу».
В 1803 году император Александр Павлович сделал его инспектором всей артиллерии и командиром лейб-гвардии артиллерийского батальона, но, кроме того, он постоянно призывал его к себе для
советов, и все главнейшие дела государственного управления, не исключая и дел духовных, рассматривались и приготовлялись при участии
графа Аракчеева.
Большинство исторических источников, враждебно относящихся к деятельности
графа Аракчеева во время царствования императора Александра Павловича, видят в этой заботе о здоровье
графа и
советах ему ехать за границу лишь предлог деликатно удалить его от управления государственными делами, так как император Николай Павлович признал-де его деятельность вредною для России.
Мы знаем, что
граф Петр Васильевич сдержался и последовал
совету своего коварного друга. Друг оказался неправым. Медальон заблистал на шее графини и своим блеском рассеял мрак опутавшей было ее гнусной интриги.
— Умереть! — воскликнул, ошеломленный тождественностью
советов аббата и Ирены,
граф.
Граф позвонил и отдал явившемуся слуге распоряжение, а Иван Корнильевич последовал
совету своего ментора и, умывшись, вместе с ним вошел в кабинет.
Граф должен был уступить благоразумному
совету друга и отменить свое решение.
«Генерал-поручик Потемкин, непосредственно способствовавший своими
советами заключению выгодного мира, производится в генерал-аншефы и всемилостивейше жалуется
графом Российской империи; уважение же его храбрости и всех верных и отличных заслуг, оказанных им в продолжение сей последней войны, всемилостивейше награждаем мы его, Потемкина, золотою саблею, украшенною бриллиантами и нашим портретом и повелеваем носить их, яко знак особого нашего благоволения».
Он принял членов
совета с печальным и недовольным видом, повторил то, что поручил уже сказать
графу Милорадовичу, добавив, что решение его неизменно.
— Ваше высочество — сказал
граф Литте, один из влиятельнейших членов
совета, — те, которые еще не дали присяги вашему брату Константину, уверены, что сообразуются с волею покойного императора, признавая вас своим государем. Вам одному они могут повиноваться. Итак, если ваше решение непоколебимо, то оно есть приказание, которому мы должны подчиниться. Ведите же нас сами к присяге и мы будем повиноваться.
—
Совет хорош! И то сказать, фальшивомонетчика Григория Кирова схватят и упекут, а с важными господами, вроде
графа Сигизмунда Владиславовича Стоцкого, так не поступают.
Когда Карамзин, полчаса спустя, принес проект, то нашел великого князя разговаривающим с князем Голицыным и
графом Милорадовичем, которые оба настаивали на том, чтобы манифест был составлен ученым юристом Сперанским, членом государств венного
совета, которому не раз были делаемы подобные поручения. Карамзин поспешил одобрить этот выбор и отклонить всякое соперничество с этим знаменитым государственным человеком.
Одним из главных и усердных его помощников в этом деле был
граф Алексей Андреевич Аракчеев, и, кроме того, с этой целью, под личным председательством его величества, был составлен военный
совет из фельдмаршалов:
графа Салтыкова и
графа Каменского, военного министра Вязмитинова, генералов Кутузова, Сухтелена и других.
Надо сказать правду, что
граф с первых же слов разговора с князем, звиду его тона, отбросил мысль подавать ему эти
советы.
Справедливо оценивая практичность
советов опытной светской женщины, значительно облегчавших его первые шаги при совершенно незнакомом ему дворе,
граф Литта, однако, далеко не считал эти деловые беседы с красавицей такими же приятными, какими были даже те часы созерцания хандрившей в Неаполе Скавронской, лежавшей обыкновенно в своем будуаре на канапе, покрытой собольей шубкой.
Вечером 1-го сентября, после своего свидания с Кутузовым,
граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный
совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, — огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим,
граф Растопчин вернулся в Москву.
Старый
граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него
совета на счет воспитания Пети или службы Николая.
После многих
советов и переговоров,
граф придумал наконец средство для успокоения графини.
Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли
графа, ясно понимая, что
граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из
Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что́ они дают у других, т. е. всё, что́ они могут давать.
На другой день, по
совету Марьи Дмитриевны,
граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу.
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старою мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный
совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров.
Граф Растопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.