Когда в человеке нет того, что выше и сильнее всех внешних влияний, то, право, достаточно для него хорошего насморка, чтобы потерять равновесие и начать видеть в каждой птице сову, в каждом звуке слышать
собачий вой.
Как нарочно, в нашем дворе раздается вдруг
собачий вой, сначала тихий и нерешительный, потом громкий, в два голоса. Я никогда не придавал значения таким приметам, как вой собак или крик сов, но теперь сердце мое мучительно сжимается, и я спешу объяснить себе этот вой.
Неточные совпадения
А зимою, тихими морозными ночами, когда в поле, глядя на город, завистливо и жалобно
выли волки, чердак отзывался волчьему
вою жутким сочувственным гудением, и под этот непонятный звук вспоминалось страшное: истекающая кровью Палага, разбитый параличом отец, Сазан, тихонько ушедший куда-то, серый мозг Ключарёва и серые его сны; вспоминалась
Собачья Матка, юродивый Алёша, и настойчиво хотелось представить себе — каков был видом Пыр Растопыр?
— Я не могу понять красот этой прославленной русской песни… Что в ней? Волчий
вой, голодное что-то, дикое… Э… это
собачьи немощи… Нет веселья, нет шика… Вы послушайте, что и как поет француз! Или — итальянец…
И в ответ ему очень далеко по ветру донесся из Концовки
вой, но теперь уже нельзя было разобрать, чей это
вой,
собачий или человечий.
И — правда — ему, должно быть, скучно: лицо его скисло и оплыло, он утомленно закрыл глаза и с
воем позевнул, широко открыв красную пасть с тонким,
собачьим языком в ней.
Идя дорогою, философ беспрестанно поглядывал по сторонам и слегка заговаривал с своими провожатыми. Но Явтух молчал; сам Дорош был неразговорчив. Ночь была адская. Волки
выли вдали целою стаей. И самый лай
собачий был как-то страшен.
…Он опять орет, и я не могу больше писать. Как ужасно, когда человек
воет. Я слышал много страшных звуков, но этот всех страшнее, всех ужаснее. Он не похож ни на что другое, этот голос зверя, проходящий через гортань человека. Что-то свирепое и трусливое; свободное и жалкое до подлости. Рот кривится на сторону, мышцы лица напрягаются, как веревки, зубы по-собачьи оскаливаются, и из темного отверстия рта идет этот отвратительный, ревущий, свистящий, хохочущий, воющий звук…
Гараська
воет! Баргамот изумился. «Новую штуку, должно быть, выдумал», — решил он, но все же заинтересовался, что будет дальше. Дальше Гараська продолжал
выть без слов, по-собачьи.
— Что этого гаду развелось ноне на ярманке! — заворчал Орошин. — Бренчат, еретицы,
воют себе по-собачьему — дела только делать мешают. В какой трактир ни зайди, ни в едином от этих шутовок спокою нет.