Неточные совпадения
— Выпейте с нами, мудрец, — приставал Лютов к Самгину. Клим отказался и шагнул в
зал, встречу аплодисментам. Дама в кокошнике отказалась петь, на ее место встала другая, украинка, с незначительным лицом, вся в цветах, в лентах, а рядом с нею — Кутузов. Он
снял полумаску, и Самгин подумал, что она и не нужна ему, фальшивая серая борода неузнаваемо старила его лицо. Толстый маркиз впереди Самгина сказал...
Теперь она собиралась ехать всем домом к обедне и в ожидании, когда все домашние сойдутся, прохаживалась медленно по
зале, сложив руки крестом на груди и почти не замечая домашней суеты, как входили и выходили люди, чистя ковры, приготовляя лампы, отирая зеркала,
снимая чехлы с мебели.
Человек зажигал свечку и провожал этой оружейной палатой, замечая всякий раз, что плаща
снимать не надобно, что в
залах очень холодно; густые слои пыли покрывали рогатые и курьезные вещи, отражавшиеся и двигавшиеся вместе со свечой в вычурных зеркалах; солома, остававшаяся от укладки, спокойно лежала там-сям вместе с стриженой бумагой и бечевками.
Когда я возвратился, в маленьком доме царила мертвая тишина, покойник, по русскому обычаю, лежал на столе в
зале, поодаль сидел живописец Рабус, его приятель, и карандашом, сквозь слезы
снимал его портрет; возле покойника молча, сложа руки, с выражением бесконечной грусти, стояла высокая женская фигура; ни один артист не сумел бы изваять такую благородную и глубокую «Скорбь».
Особенно часто
снимали белый
зал для банкетов московские иностранцы, чествовавшие своих знатных приезжих земляков…
Войдя в
залу и увидев Ганю, бегавшего взад и вперед по комнате, бледного от бешенства и чуть не рвавшего на себе волосы, она поморщилась и опустилась с усталым видом на диван, не
снимая шляпки.
Едва мать и отец успели
снять с себя дорожные шубы, как в
зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из
залы растворились, мы вошли, и я увидел высокого роста женщину, в волосах с проседью, которая с живостью протянула руки навстречу моей матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!» Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески, с таким чувством ее обняла, что она ту же минуту всею душою полюбила нашу общую благодетельницу и без памяти обрадовалась, что может согласить благодарность с сердечною любовью.
Впрочем, рассуждая глубже, можно заметить, что это так и должно быть; вне дома, то есть на конюшне и на гумне, Карп Кондратьич вел войну, был полководцем и наносил врагу наибольшее число ударов; врагами его, разумеется, являлись непокорные крамольники — лень, несовершенная преданность его интересам, несовершенное посвящение себя четверке гнедых и другие преступления; в
зале своей, напротив, Карп Кондратьич находил рыхлые объятия верной супруги и милое чело дочери для поцелуя; он
снимал с себя тяжелый панцирь помещичьих забот и становился не то чтобы добрым человеком, а добрым Карпом Кондратьичем.
Перешли в
зал. Полицмейстер сел, расставил ноги и не
снял каски. Англичанин сел весьма благопристойно; а десятеричное i стал у клавикордов и наигрывал одною рукою юристен-вальс.
— Счастливая встреча для вас, — сказал он, подходя,
сняв фуражку; носил он её по-солдатски: с
заломом верхнего круга на правую бровь и,
снимая, брал не за козырёк, а за верх.
Иду, да и только!» Разрешив таким образом свое положение, господин Голядкин быстро подался вперед, словно пружину какую кто тронул в нем; с двух шагов очутился в буфетной, сбросил шинель,
снял свою шляпу, поспешно сунул это все в угол, оправился и огладился; потом… потом двинулся в чайную, из чайной юркнул еще в другую комнату, скользнул почти незаметно между вошедшими в азарт игроками; потом… потом… тут господин Голядкин позабыл все, что вокруг него делается, и, прямо как снег на голову, явился в танцевальную
залу.
(Бросает шляпу в воздух.)В
зале начинается что-то невообразимое. Рев: «Да здравствует король!» Пламя свечей ложится. Бутон и Шарлатан машут шляпами, кричат, но слов их не слышно. В реве прорываются ломаные сигналы гвардейских труб. Лагранж стоит неподвижно у своего огня,
сняв шляпу. Овация кончается, и настает тишина.
И вот, — как это всегда бывает, если ждешь чего-нибудь особенно страстно, — в ту самую минуту, когда Буланин уже собирается идти в спальню, чтобы
снять отпускную форму, когда в его душе подымается тяжелая, удручающая злость против всего мира: против Петуха, против Грузова, против батюшки, даже против матери, — в эту самую минуту дядька, от которого Буланин нарочно отворачивается, кричит на всю
залу...
Когда горничная походя
сняла с чужой форточки рыжего кота, который сидел и зевал, и он потом три дня жил у нас в
зале под пальмами, а потом ушел и никогда не вернулся — это любовь.
Долго смотрел он на них молча и только что хотел подойти к одному из них с вопросом, как отворилась большая дверь в конце
залы… Все замолкли, стали к стенам в два ряда и
сняли шляпы.
— А вот, господа, кстати! — хлопнула в ладоши Лидинька, входя в
залу и обращаясь ко всем вообще. — Дело касается женского вопроса. Сейчас вот Бейгуш
снял со Стрешневой салоп, имеет ли право мужчина
снимать салоп с женщины?
Подъехав к дому Спичкина, он распахнул шубу и стал медленно расплачиваться с извозчиком. Извозчик, как показалось ему, увидев его погоны, пуговицы и Станислава, окаменел. Пустяков самодовольно кашлянул и вошел в дом.
Снимая в передней шубу, он заглянул в
залу. Там за длинным обеденным столом сидели уже человек пятнадцать и обедали. Слышался говор и звяканье посуды.
Пережитый только что ужас подействовал на меня самым неожиданным образом: весь мой страх как рукой
сняло, и я испытывала одно только безумное желание — узнать, что это было такое. Быстро вскочив на ноги, я кинулась навстречу привидению и, схватив костлявые руки призрака, закричала на весь
зал...
Ребротесов пошевелил пальцами, изображая смешение, и мимикой добавил к гарниру то, чего не мог добавить в словах… Гости
сняли калоши и вошли в темный
зал. Хозяин чиркнул спичкой, навонял серой и осветил стены, украшенные премиями «Нивы», видами Венеции и портретами писателя Лажечникова и какого-то генерала с очень удивленными глазами.
Кирьяков
снимает шинель и входит в
залу. Зеленый свет лампочки скудно ложится на дешевую мебель в белых заплатанных чехлах, на жалкие цветы, на косяки, по которым вьется плющ… Пахнет геранью и карболкой. Стенные часики тикают робко, точно конфузясь перед посторонним мужчиной.
На одной бойкой станции, где в ресторане вокзала сновало множество всякого народа, и военного и штатского, в отдельном стойле, на которые разделена была
зала на манер лондонской таверны, я, закусывая,
снял свою сумку из красного сафьяна, положил ее рядом на диване, заторопился, боясь не захватить поезд, и забыл сумку. В ней был весь мой банковый фонд — больше тысячи франков — и все золотом.
Снимая калоши, я робко заглянул в
залу.
— Что ж вы в дверях стоите? — сказала она. —
Снимите ваши пальты и входите в
залу.
Сняв верхнее платье, оба гостя вошли в
залу, а затем и в гостиную.
Тот, зная его за хорошего знакомого своей барыни, молча
снял с него шинель и почтительно пропустил в
залу.
— Пожалуйте-с в гостиную, — произнес снова казачок,
сняв с него пальто и указав на дверь, ведущую в
залу.