Неточные совпадения
— Какой
сон нынче! — сказал старик, искосясь поглядев на солнце. — Полдни,
смотри, прошли! Бери крюки, заходи!
Он
смотрел то на крест, то на звезду, вдыхал в себя свежий морозный воздух, равномерно вбегающий в комнату, и, как во
сне, следил зa возникающими в воображении образами воспоминаниями.
— Ты
смотришь на меня, — сказала она, — и думаешь, могу ли я быть счастлива в моем положении? Ну, и что ж! Стыдно признаться; но я… я непростительно счастлива. Со мной случилось что-то волшебное, как
сон, когда сделается страшно, жутко, и вдруг проснешься и чувствуешь, что всех этих страхов нет. Я проснулась. Я пережила мучительное, страшное и теперь уже давно, особенно с тех пор, как мы здесь, так счастлива!.. — сказала она, с робкою улыбкой вопроса глядя на Долли.
— Я сама, — говорила Наталья Савишна, — признаюсь, задремала на кресле, и чулок вывалился у меня из рук. Только слышу я сквозь
сон — часу этак в первом, — что она как будто разговаривает; я открыла глаза,
смотрю: она, моя голубушка, сидит на постели, сложила вот этак ручки, а слезы в три ручья так и текут. «Так все кончено?» — только она и сказала и закрыла лицо руками. Я вскочила, стала спрашивать: «Что с вами?»
Думая, что это было простое обаяние
сна, которое сейчас же рассеется, он открыл больше глаза свои и увидел, что к нему точно наклонилось какое-то изможденное, высохшее лицо и
смотрело прямо ему в очи.
— Гм! — сказал тот, — забыл! Мне еще давеча мерещилось, что ты все еще не в своем… Теперь со сна-то поправился… Право, совсем лучше
смотришь. Молодец! Ну да к делу! Вот сейчас припомнишь. Смотри-ка сюда, милый человек.
Раскольников задумался. Как во
сне ему мерещилось давешнее. Один он не мог припомнить и вопросительно
смотрел на Разумихина.
За ветрами со всех сторон,
Не движась, я
смотрю на суету мирскую
И философствую сквозь
сон».
Чувствуя себя, как во
сне, Самгин
смотрел вдаль, где, среди голубоватых холмов снега, видны были черные бугорки изб, горел костер, освещая белую стену церкви, красные пятна окон и раскачивая золотую луковицу колокольни. На перроне станции толпилось десятка два пассажиров, окружая троих солдат с винтовками, тихонько спрашивая их...
Если
сон был страшный — все задумывались, боялись не шутя; если пророческий — все непритворно радовались или печалились,
смотря по тому, горестное или утешительное снилось во
сне. Требовал ли
сон соблюдения какой-нибудь приметы, тотчас для этого принимались деятельные меры.
Тарантьев делал много шума, выводил Обломова из неподвижности и скуки. Он кричал, спорил и составлял род какого-то спектакля, избавляя ленивого барина самого от необходимости говорить и делать. В комнату, где царствовал
сон и покой, Тарантьев приносил жизнь, движение, а иногда и вести извне. Обломов мог слушать,
смотреть, не шевеля пальцем, на что-то бойкое, движущееся и говорящее перед ним. Кроме того, он еще имел простодушие верить, что Тарантьев в самом деле способен посоветовать ему что-нибудь путное.
Он три раза перевернулся на диване от этого известия, потом
посмотрел в ящик к себе: и у него ничего не было. Стал припоминать, куда их дел, и ничего не припомнил; пошарил на столе рукой, нет ли медных денег, спросил Захара, тот и во
сне не видал. Она пошла к братцу и наивно сказала, что в доме денег нет.
Изредка кто-нибудь вдруг поднимет со
сна голову,
посмотрит бессмысленно, с удивлением, на обе стороны и перевернется на другой бок или, не открывая глаз, плюнет спросонья и, почавкав губами или поворчав что-то под нос себе, опять заснет.
Он был как будто один в целом мире; он на цыпочках убегал от няни, осматривал всех, кто где спит; остановится и осмотрит пристально, как кто очнется, плюнет и промычит что-то во
сне; потом с замирающим сердцем взбегал на галерею, обегал по скрипучим доскам кругом, лазил на голубятню, забирался в глушь сада, слушал, как жужжит жук, и далеко следил глазами его полет в воздухе; прислушивался, как кто-то все стрекочет в траве, искал и ловил нарушителей этой тишины; поймает стрекозу, оторвет ей крылья и
смотрит, что из нее будет, или проткнет сквозь нее соломинку и следит, как она летает с этим прибавлением; с наслаждением, боясь дохнуть, наблюдает за пауком, как он сосет кровь пойманной мухи, как бедная жертва бьется и жужжит у него в лапах.
— Как он смеет так говорить про моего барина? — возразил горячо Захар, указывая на кучера. — Да знает ли он, кто мой барин-то? — с благоговением спросил он. — Да тебе, — говорил он, обращаясь к кучеру, — и во
сне не увидать такого барина: добрый, умница, красавец! А твой-то точно некормленая кляча! Срам
посмотреть, как выезжаете со двора на бурой кобыле: точно нищие! Едите-то редьку с квасом. Вон на тебе армячишка, дыр-то не сосчитаешь!..
Когда он проснулся, уже рассветало. Он вскочил и
посмотрел вокруг удивленными, почти испуганными глазами, как будто увидел во
сне что-то новое, неожиданное, точно Америку открыл.
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман: черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и Марину, потом
смотрел на Волгу, на ее течение, слушал тишину и глядел на
сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
В одном месте опекун, а в другом бабушка
смотрели только, — первый, чтобы к нему в положенные часы ходили учителя или чтоб он не пропускал уроков в школе; а вторая, чтоб он был здоров, имел аппетит и
сон, да чтоб одет он был чисто, держал себя опрятно, и чтоб, как следует благовоспитанному мальчику, «не связывался со всякой дрянью».
Вскоре бабушка с Марфенькой и подоспевшим Викентьевым уехали
смотреть луга, и весь дом утонул в послеобеденном
сне. Кто ушел на сеновал, кто растянулся в сенях, в сарае; другие, пользуясь отсутствием хозяйки, ушли в слободу, и в доме воцарилась мертвая тишина. Двери и окна отворены настежь, в саду не шелохнется лист.
— Что это у Марфеньки глазки красны? не плакала ли во
сне? — заботливо спрашивала она у няни. — Не солнышко ли нажгло? Закрыты ли у тебя занавески?
Смотри ведь, ты, разиня! Я ужо
посмотрю.
Часа через три шум на дворе, людские голоса, стук колес и благовест вывели ее из летаргии. Она открыла глаза,
посмотрела кругом, послушала шум, пришла на минуту в сознание, потом вдруг опять закрыла глаза и предалась снова или
сну, или муке.
У всякого человека, кто бы он ни был, наверно, сохраняется какое-нибудь воспоминание о чем-нибудь таком, с ним случившемся, на что он
смотрит или наклонен
смотреть, как на нечто фантастическое, необычайное, выходящее из ряда, почти чудесное, будет ли то —
сон, встреча, гадание, предчувствие или что-нибудь в этом роде.
Наконец я задремал и совсем заснул. Помню лишь сквозь
сон, как Васин, кончив занятие, аккуратно убрался и, пристально
посмотрев на мой диван, разделся и потушил свечу. Был первый час пополуночи.
Но с странным чувством
смотрю я на эти игриво-созданные, смеющиеся берега: неприятно видеть этот
сон, отсутствие движения. Люди появляются редко; животных не видать; я только раз слышал собачий лай. Нет людской суеты; мало признаков жизни. Кроме караульных лодок другие робко и торопливо скользят у берегов с двумя-тремя голыми гребцами, с слюнявым мальчишкой или остроглазой девчонкой.
Наследник приваловских миллионов заснул в прадедовском гнезде тяжелым и тревожным
сном. Ему грезились тени его предков, которые вереницей наполняли этот старый дом и с удивлением
смотрели на свою последнюю отрасль. Привалов видел этих людей и боялся их. Привалов глухо застонал во
сне, и его губы шептали: «Мне ничего не нужно вашего… решительно ничего. Меня давят ваши миллионы…»
С доктором сделалась истерика, так что Привалову пришлось возиться с ним до самого утра. Старик немного забылся только пред серым осенним рассветом, но и этот тяжелый
сон был нарушен страшным гвалтом в передней. Это ворвалась Хиония Алексеевна, которая узнала об исчезновении Зоси, кажется, одной из последних. В кабинет она влетела с искаженным злобой лицом и несколько мгновений вопросительно
смотрела то на доктора, то на Привалова.
Старик покосился в угол, где стояла маленькая детская кроватка; его точно что кольнуло, и Надежда Васильевна заметила, как он отвернулся, стараясь
смотреть в другую сторону. Маленькая Маня спала детским крепким
сном, не подозревая, какую душевную муку подняло в душе старика ее невинное присутствие в этой комнате.
А я, бывало, не только что
смотреть с любопытством неразумным, я и взглянуть-то на него боялся. Измучен был я до болезни, и душа моя была полна слез. Ночной даже
сон потерял.
В 12 часов я проснулся. У огня сидел китаец-проводник и караулил бивак. Ночь была тихая, лунная. Я
посмотрел на небо, которое показалось мне каким-то странным, приплюснутым, точно оно спустилось на землю. Вокруг луны было матовое пятно и большой радужный венец. В таких же пятнах были и звезды. «Наверно, к утру будет крепкий мороз», — подумал я, затем завернулся в свое одеяло, прижался к спящему рядом со мной казаку и опять погрузился в
сон.
Осмотревшись, я понял причину своих
снов. Обе собаки лежали у меня на ногах и
смотрели на людей с таким видом, точно боялись, что их побьют. Я прогнал их. Они перебежали в другой угол палатки.
Ночью даже приснился ей
сон такого рода, что сидит она под окном и видит: по улице едет карета, самая отличная, и останавливается эта карета, и выходит из кареты пышная дама, и мужчина с дамой, и входят они к ней в комнату, и дама говорит:
посмотрите, мамаша, как меня муж наряжает! и дама эта — Верочка.
В это утро Дмитрий Сергеич не идет звать жену пить чай: она здесь, прижавшись к нему; она еще спит; он
смотрит на нее и думает: «что это такое с ней, чем она была испугана, откуда этот
сон?»
Она
смотрела за ним, как за ребенком, напоминала ему о времени пищи и
сна, кормила его, укладывала спать.
Не плачу я, что цветики увяли,
Такой цветок цветет перед очами,
Что я
смотрю,
смотрю, да и не верю, —
Во
сне иль въявь цветок передо мной?
«Что фордыбакой-то
смотришь, или уж намеднишнюю баню позабыл?» — «Что словно во
сне веревки вьешь — или по-намеднишнему напомнить надо?» Такие вопросы и ссылки на недавнее прошлое сыпались беспрерывно.
Два дни и две ночи спал Петро без просыпу. Очнувшись на третий день, долго осматривал он углы своей хаты; но напрасно старался что-нибудь припомнить: память его была как карман старого скряги, из которого полушки не выманишь. Потянувшись немного, услышал он, что в ногах брякнуло.
Смотрит: два мешка с золотом. Тут только, будто сквозь
сон, вспомнил он, что искал какого-то клада, что было ему одному страшно в лесу… Но за какую цену, как достался он, этого никаким образом не мог понять.
Все это было так завлекательно, так ясно и просто, как только и бывает в мечтах или во
сне. И видел я это все так живо, что… совершенно не заметил, как в классе стало необычайно тихо, как ученики с удивлением оборачиваются на меня; как на меня же
смотрит с кафедры старый учитель русского языка, лысый, как колено, Белоконский, уже третий раз окликающий меня по фамилии… Он заставил повторить что-то им сказанное, рассердился и выгнал меня из класса, приказав стать у классной двери снаружи.
— Как к чему?.. Ах ты, глупый!
Посмотрел бы ты, как все устроено у Стабровских… Мне и во
сне не видать такой роскоши. Что стоит им, миллионерам…
И вот, наконец, она стояла пред ним лицом к лицу, в первый раз после их разлуки; она что-то говорила ему, но он молча
смотрел на нее; сердце его переполнилось и заныло от боли. О, никогда потом не мог он забыть эту встречу с ней и вспоминал всегда с одинаковою болью. Она опустилась пред ним на колена, тут же на улице, как исступленная; он отступил в испуге, а она ловила его руку, чтобы целовать ее, и точно так же, как и давеча в его
сне, слезы блистали теперь на ее длинных ресницах.
Князь, который еще вчера не поверил бы возможности увидеть это даже во
сне, теперь стоял,
смотрел и слушал, как бы всё это он давно уже предчувствовал.
Это известие совсем ошеломило Ганну, у ней даже руки повело от ужаса, и она только
смотрела на сноху. Изба едва освещалась чадившим ночником. На лавке, подложив старую свитку в головы, спала мертвым
сном Федора.
Солнышко погревало его, и
сон стал его смаривать. Помада крепился,
смотрел зорко в синеющую даль и видит, что идет оттуда Лиза, веселая такая, кричит: «Здравствуйте, Юстин Феликсович! здравствуйте, мой старый друг!»
Больная девочка развеселялась как ребенок, кокетничала с стариком, подсмеивалась над ним, рассказывала ему свои
сны и всегда что-нибудь выдумывала, заставляла рассказывать и его, и старик до того был рад, до того был доволен,
смотря на свою «маленькую дочку Нелли», что каждый день все более и более приходил от нее в восторг.
— Мне самой на вас
смотреть хочется, — сказала она. — Я вас вчера во
сне видела и сегодня ночью увижу… вы мне часто снитесь… всякую ночь…
Я смотрел-смотрел на нее и тихо заснул покойным, целительным
сном.
— Ну, это еще бабушка надвое сказала: страшен
сон, да милостив бог. Тетюев, кажется, слишком много надеется на этого генерала Блинова, а вот
посмотрите… Ну, да сами увидите, что будет.
Посмотрите, как крестится и шепчет торопливо молитву на
сон грядущий Родион Антоныч; в голове кукарского Ришелье работает тысяча валов, колес и шестерен, перемалывая перепутавшиеся впечатления тревожного дня.
— Случай подвернулся! Гулял я, а уголовники начали надзирателя бить. Там один есть такой, из жандармов, за воровство выгнан, — шпионит, доносит, жить не дает никому! Бьют они его, суматоха, надзиратели испугались, бегают, свистят. Я вижу — ворота открыты, площадь, город. И пошел не торопясь… Как во
сне. Отошел немного, опомнился — куда идти?
Смотрю — а ворота тюрьмы уже заперты…
На той неделе и то Вера Панкратьевна, старуха-то, говорит: «Ты у меня
смотри, Александра Александрыч, на попятный не вздумай; я, говорит, такой счет в правленье представлю, что угоришь!» Вот оно и выходит, что теперича все одно: женись — от начальства на тебя злоба, из службы, пожалуй, выгонят; не женись — в долгу неоплатном будешь, кажный обед из тебя тремя обедами выйдет, да чего и во сне-то не видал, пожалуй, в счет понапишут.
А потом? потом
сон, сладкий
сон наложил бы на все это свою всесильную руку; полногрудые нимфы пустились бы в обольстительнейший танец с генеральскими эполетами, звезды — с общим уважением; одни груды золота остались бы по-прежнему неподвижны, иронически
посматривая на всю эту суматоху.