Неточные совпадения
В полдень поставили столы и стали обедать; но бригадир был так неосторожен, что еще перед закуской пропустил три чарки очищенной. Глаза его вдруг сделались неподвижными и стали
смотреть в одно место. Затем, съевши первую перемену (были щи с солониной), он опять выпил два
стакана и начал говорить, что ему нужно бежать.
— Ну что за охота спать! — сказал Степан Аркадьич, после выпитых за ужином нескольких
стаканов вина пришедший
в свое самое милое и поэтическое настроение. —
Смотри, Кити, — говорил он, указывая на поднимавшуюся из-за лип луну, — что за прелесть! Весловский, вот когда серенаду. Ты знаешь, у него славный голос, мы с ним спелись дорогой. Он привез с собою прекрасные романсы, новые два. С Варварой Андреевной бы спеть.
— Чудо какая милая! — сказала она, глядя на Вареньку,
в то время как та подавала
стакан Француженке. —
Посмотрите, как всё просто, мило.
В то время, как Летика, взяв
стакан обеими руками, скромно шептался с ним,
посматривая в окно, Грэй подозвал Меннерса. Хин самодовольно уселся на кончик стула, польщенный этим обращением и польщенный именно потому, что оно выразилось простым киванием Грэева пальца.
Разумихин, сконфуженный окончательно падением столика и разбившимся
стаканом, мрачно поглядел на осколки, плюнул и круто повернул к окну, где и стал спиной к публике, с страшно нахмуренным лицом,
смотря в окно и ничего не видя.
— А? Что? Чай?.. Пожалуй… — Раскольников глотнул из
стакана, положил
в рот кусочек хлеба и вдруг,
посмотрев на Заметова, казалось, все припомнил и как будто встряхнулся: лицо его приняло
в ту же минуту первоначальное насмешливое выражение. Он продолжал пить чай.
Лариса. Стрелял и, разумеется, сшиб
стакан, но только побледнел немного. Сергей Сергеич говорит: «Вы прекрасно стреляете, но вы побледнели, стреляя
в мужчину и человека вам не близкого.
Смотрите, я буду стрелять
в девушку, которая для меня дороже всего на свете, и не побледнею». Дает мне держать какую-то монету, равнодушно, с улыбкой, стреляет на таком же расстоянии и выбивает ее.
Самгина сильно толкнули; это китаец, выкатив глаза, облизывая губы, пробивался к буфету. Самгин пошел за ним,
посмотрел, как торопливо, жадно китаец выпил
стакан остывшего чая и, бросив на блюдо бутербродов грязную рублевую бумажку, снова побежал
в залу. Успокоившийся писатель, наливая пиво
в стакан, внушал человеку
в голубом кафтане...
Клим подошел к дяде, поклонился, протянул руку и опустил ее: Яков Самгин, держа
в одной руке
стакан с водой, пальцами другой скатывал из бумажки шарик и, облизывая губы,
смотрел в лицо племянника неестественно блестящим взглядом серых глаз с опухшими веками. Глотнув воды, он поставил
стакан на стол, бросил бумажный шарик на пол и, пожав руку племянника темной, костлявой рукой, спросил глухо...
Он взял извозчика и, сидя
в экипаже,
посматривая на людей сквозь стекла очков, почувствовал себя разреженным, подобно решету; его встряхивало; все, что он видел и слышал, просеивалось сквозь, но сетка решета не задерживала ничего.
В буфете вокзала, глядя
в стакан,
в рыжую жижицу кофе, и отгоняя мух, он услыхал...
Клим упорно
смотрел в пустой
стакан, слушал тонкий писк угасавшего самовара и механически повторял про себя одно слово...
Облокотясь о стол, запустив пальцы одной руки
в лохматую гриву свою, другой рукой он подкладывал
в рот винные ягоды, медленно жевал их, запивая глотками мадеры, и
смотрел на Турчанинова с масляной улыбкой на красном лице, а тот, наклонясь к нему, держа
стакан в руке, говорил...
Она величественно отошла
в угол комнаты, украшенный множеством икон и тремя лампадами, села к столу, на нем буйно кипел самовар, исходя обильным паром, блестела посуда, комнату наполнял запах лампадного масла, сдобного теста и меда. Самгин с удовольствием присел к столу, обнял ладонями горячий
стакан чая. Со стены, сквозь запотевшее стекло, на него
смотрело лицо бородатого царя Александра Третьего, а под ним картинка: овечье стадо пасет благообразный Христос, с длинной палкой
в руке.
Райский расхохотался, слушая однажды такое рассуждение, и особенно характеристический очерк пьяницы, самого противного и погибшего существа,
в глазах бабушки, до того, что хотя она не заметила ни малейшей наклонности к вину
в Райском, но всегда с беспокойством
смотрела, когда он вздумает выпить
стакан, а не рюмку вина или рюмку водки.
Чай прошел самым веселым образом. Старинные пузатенькие чашки, сахарница
в виде барашка с обломленным рогом, высокий надутый чайник саксонского фарфора, граненый низкий
стакан с плоским дном — все дышало почтенной древностью и
смотрело необыкновенно добродушно. Верочка болтала, как птичка, дразнила кота и кончила тем, что подавилась сухарем. Это маленькое происшествие немного встревожило Павлу Ивановну, и она проговорила, покачивая седой головой...
Матушка с тоской
смотрит на графинчик и говорит себе: «Целый
стакан давеча влили, а он уж почти все слопал!» И, воспользовавшись минутой, когда Стриженый отвернул лицо
в сторону, отодвигает графинчик подальше. Жених, впрочем, замечает этот маневр, но на этот раз, к удовольствию матушки, не настаивает.
Ему казалось, что стоило Устеньке подняться, как все мириады частиц Бубнова бросятся на него и он растворится
в них, как крупинка соли, брошенная
в стакан воды. Эта сцена закончилась глубоким обмороком. Очнувшись, доктор ничего не помнил. И это мучило его еще больше. Он тер себе лоб, умоляюще
смотрел на ухаживавшую за ним Устеньку и мучился, как приговоренный к смерти.
Рачителиха еще
смотрела крепкою женщиной лет пятидесяти. Она даже не взглянула на нового гостя и машинально черпнула мерку прямо из открытой бочки. Только когда Палач с жадностью опрокинул
стакан водки
в свою пасть, она вгляделась
в него и узнала. Не выдавая себя, она торопливо налила сейчас же второй
стакан, что заставило Палача покраснеть.
P. S. Вчера,
в то самое время, как я разыгрывал роли у Полины, Лиходеева зазвала Федьку и поднесла ему
стакан водки. Потом спрашивала, каков барин? На что Федька ответил:"Барин насчет женского полу — огонь!"Должно быть, ей это понравилось, потому что сегодня утром она опять вышла на балкон и стояла там все время, покуда я
смотрел на нее
в бинокль. Право, она недурна!"
Тогда и я
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился
в корабельный трюм,
Чтоб не
смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был —
Русским кабаком.
И я склонился над
стаканом,
Чтоб не страдая ни о ком,
Себя сгубить,
В угаре пьяном.
Он залпом выпил
стакан чаю и продолжал рассказывать. Перечислял годы и месяцы тюремного заключения, ссылки, сообщал о разных несчастиях, об избиениях
в тюрьмах, о голоде
в Сибири. Мать
смотрела на него, слушала и удивлялась, как просто и спокойно он говорил об этой жизни, полной страданий, преследований, издевательств над людьми…
— Жаль, не было тебя! — сказал Павел Андрею, который хмуро
смотрел в свой
стакан чая, сидя у стола. — Вот
посмотрел бы ты на игру сердца, — ты все о сердце говоришь! Тут Рыбин таких паров нагнал, — опрокинул меня, задавил!.. Я ему и возражать но мог. Сколько
в нем недоверия к людям, и как он их дешево ценит! Верно говорит мать — страшную силу несет
в себе этот человек!..
Народ собрался разнокалиберный, работа идет вяло. Поп сам
в первой косе идет, но прихожане не торопятся,
смотрят на солнышко и часа через полтора уже намекают, что обедать пора. Уж обнесли однажды по
стакану водки и по ломтю хлеба с солью — приходится по другому обнести, лишь бы отдалить час обеда. Но работа даже и после этого идет всё вялее и вялее; некоторые и косы побросали.
Пью ее угощенье, а сам через
стакан ей
в лицо
смотрю и никак не разберу: смугла она или бела она, а меж тем вижу, как у нее под тонкою кожею, точно
в сливе на солнце, краска рдеет и на нежном виске жилка бьет…
Наконец застучали ложки, ножи, тарелки; лакей Степан пришел
в столовую и кинул скатерть на стол. Но, казалось, частица праха, наполнявшего Иудушку, перешла и
в него. Еле-еле он передвигал тарелками, дул
в стаканы,
смотрел через них на свет. Ровно
в час сели за стол.
Все смолкают;
стаканы с чаем стоят нетронутыми. Иудушка тоже откидывается на спинку стула и нервно покачивается. Петенька, видя, что всякая надежда потеряна, ощущает что-то вроде предсмертной тоски и под влиянием ее готов идти до крайних пределов. И отец и сын с какою-то неизъяснимою улыбкой
смотрят друг другу
в глаза. Как ни вышколил себя Порфирий Владимирыч, но близится минута, когда и он не
в состоянии будет сдерживаться.
Он молча выпил свои три
стакана чаю и
в промежутках между глотками шевелил губами, складывал руки и
смотрел на образ, как будто все еще, несмотря на вчерашний молитвенный труд, ожидал от него скорой помощи и предстательства.
— Мы Тушникова, Дмитрия Васильича, довольно хорошо знаем, — обиженно говорит Петр, а Григорий молча опустил голову и
смотрит в свой
стакан.
— Мне нравится ходить босиком, — отвечала Дэзи, наливая нам кофе
в толстые стеклянные
стаканы; потом села и продолжала: — Мы плыли по месту, где пять миль глубины. Я перегнулась и
смотрела в воду: может быть, ничего не увижу, а может, увижу, как это глубоко…
Он умолк, оставшись с открытым ртом и
смотря на свой
стакан в злобном недоумении, как будто видел там ненавистного капитана; потом разом осушил
стакан и стал сердито набивать трубку.
Раз
в светлый теплый весенний денек Маркушка пригласил к себе своих приятелей, Пестеря и Кайло, и предложил им нечто от «воды веселия и забвения». Эта порция водки была им куплена давно и хранилась под кроватью. Пестерь и Кайло пили
стакан за
стаканом и удивлялись щедрой проницательности Маркушки: именно
в этот день они умирали от жажды, и Маркушка их спас… Совсем расчувствовавшийся Пестерь долго
смотрел в упор на Маркушку и наконец проговорил...
А между тем у Гордея Евстратыча из этого заурядного проявления вседневной жизни составлялась настоящая церемония: во-первых, девка Маланья была обязана подавать самовар из секунды
в секунду
в известное время — утром
в шесть часов и вечером
в пять; во-вторых, все члены семьи должны были собираться за чайным столом; в-третьих, каждый пил из своей чашки, а Гордей Евстратыч из батюшкова
стакана; в-четвертых, порядок разливания чая, количество выпитых чашек,
смотря по временам года и по значениям постных или скоромных дней, крепость и температура чая — все было раз и навсегда установлено, и никто не смел выходить из батюшкова устава.
Телегин. Еду ли я по полю, Марина Тимофеевна, гуляю ли
в тенистом саду,
смотрю ли на этот стол, я испытываю неизъяснимое блаженство! Погода очаровательная, птички поют, живем мы все
в мире и согласии, — чего еще нам? (Принимая
стакан.) Чувствительно вам благодарен!
Фоме было приятно
смотреть на эту стройную, как музыка, работу. Чумазые лица крючников светились улыбками, работа была легкая, шла успешно, а запевала находился
в ударе. Фоме думалось, что хорошо бы вот так дружно работать с добрыми товарищами под веселую песню, устать от работы, выпить
стакан водки и поесть жирных щей, изготовленных дородной и разбитной артельной маткой…
Потом опять мелькнули
в его воображении стройные ножки
в розовых ботинках. Он
посмотрел на единственный
в «клоповнике» стол. Петька сидел
в одной рубахе и наливал
в стакан из штофа водку. Перед ним стоял студень с хреном.
Далее князь не
в состоянии был выслушивать их разговора; он порывисто встал и снова вернулся
в залу, подошел к буфету, налил себе
стакан сельтерской воды и залпом его выпил. Елпидифор Мартыныч, все еще продолжавший стоять около ваз с конфетами, только искоса
посмотрел на него. Вскоре после того
в залу возвратилась княгиня
в сопровождении всех своих гостей.
— Вот, говорят, от губернаторов все отошло:
посмотрели бы на нас — у нас-то что осталось! Право, позавидуешь иногда чиновникам. Был я намеднись
в департаменте — грешный человек, все еще поглядываю, не сорвется ли где-нибудь дорожка, — только сидит их там, как мух
в стакане. Вот сидит он за столом, папироску покурит, ногами поболтает, потом возьмет перо, обмакнет, и чего-то поваракает; потом опять за папироску возьмется, и опять поваракает — ан времени-то, гляди, сколько ушло!
Разговор за столом не клеился. Сергей Павлыч только
посматривал на Наталью, возле которой сидел, и усердно наливал ей воды
в стакан. Пандалевский тщетно старался занять соседку свою, Александру Павловну: он весь закипал сладостью, а она чуть не зевала.
Смерти он настолько не боялся и настолько не думал о ней, что
в роковое утро, перед уходом из квартиры Тани Ковальчук, он один, как следует, с аппетитом, позавтракал: выпил два
стакана чаю, наполовину разбавленного молоком, и съел целую пятикопеечную булку. Потом
посмотрел с грустью на нетронутый хлеб Вернера и сказал...
И, подняв
стакан против луны,
посмотрел на мутную влагу
в нём. Луна спряталась за колокольней, окутав её серебряным туманным светом и этим странно выдвинув из тёплого сумрака ночи. Над колокольней стояли облака, точно грязные заплаты, неумело вшитые
в синий бархат. Нюхая землю, по двору задумчиво ходил любимец Алексея, мордастый пёс Кучум; ходил, нюхал землю и вдруг, подняв голову
в небо, негромко вопросительно взвизгивал.
«Я сломал ему челюсть…» — подумал я, и ноги мои подкосились. Благословляя судьбу за то, что ни фельдшера, ни акушерок нет возле меня, я воровским движением завернул плод моей лихой работы
в марлю и спрятал
в карман. Солдат качался на табурете, вцепившись одной рукой
в ножку акушерского кресла, а другою —
в ножку табурета, и выпученными, совершенно ошалевшими глазами
смотрел на меня. Я растерянно ткнул ему
стакан с раствором марганцовокислого калия и велел...
— Вот это сыграйте, — сказал он, раскрывая тетрадь Бетховена на адажио сонаты quasi una fantasia. —
Посмотрим, как-то вы играете, — прибавил он и отошел с
стаканом в угол залы.
Она
посмотрела на него с удивлением и ничего не отвечала. Тайное страдание изображалось на ее лице, столь изменчивом, — рука ее, державшая
стакан с водою, дрожала… Печорин всё это видел, и нечто похожее на раскаяние закралось
в грудь его: за что он ее мучил? — с какою целью? — какую пользу могло ему принесть это мелочное мщение?.. — Он себе
в этом не мог дать подробного отчета.
Вельчанинов налил ему и стал его поить из своих рук. Павел Павлович накинулся с жадностью на воду; глотнув раза три, он приподнял голову, очень пристально
посмотрел в лицо стоявшему перед ним со
стаканом в руке Вельчанинову, но не сказал ничего и принялся допивать. Напившись, он глубоко вздохнул. Вельчанинов взял свою подушку, захватил свое верхнее платье и отправился
в другую комнату, заперев Павла Павловича
в первой комнате на замок.
Он широко открытыми глазами, с испугом
в них,
смотрел на меня, и нижняя его губа странно дрожала. Компания не особенно охотно очистила мне место за столом. Я сел рядом с Коноваловым, как раз
в момент, когда он хватил
стакан пива пополам с водкой.
— Ты чего молчишь, думаешь, я наврал? — спросил Коновалов, и
в голосе его звучала тревога. Он сидел на мешках с мукой, держа
в одной руке
стакан чаю, а другой медленно поглаживая бороду. Его голубые глаза
смотрели на меня пытливо и вопросительно, морщинки на лбу легли резко…
Яшка уже «подмалевался» двумя
стаканами водки и находился
в ухарски развязном настроении. Публика
смотрит на него, ожидая, что вот сейчас он «выкинет коленце», и
в харчевне воцаряется тишина.
Иван Кузьмич встал и подошел к столу. Пионов налил ему полный
стакан; он выпил, закурил трубку, прошелся по зале нетвердыми шагами, вошел
в гостиную,
посмотрел на всех нас, сел на стул и начал кусать губы, потом взглянул сердито на жену.
Между тем беспорядочное, часто изменяемое, леченье героическими средствами продолжалось; приключилась посторонняя болезнь, которая при других обстоятельствах не должна была иметь никаких печальных последствий; некогда могучий организм и пищеварительные силы ослабели, истощились, и 23 июня 1852 года,
в пятом часу пополудни, после двухчасового спокойного сна, взяв из рук меньшего сына
стакан с водою и выпив немного, Загоскин внимательно
посмотрел вокруг себя… вдруг лицо его совершенно изменилось, покрылось бледностью и
в то же время просияло какою-то веселостью.
— Ты
смотришь, где кровать? — говорил Жуков, стоя
в углу перед шкафом и звеня стеклом
стаканов. — Кровать рядом. Я сплю здесь, на диване. Кровать у меня хорошая, двуспальная…