Текут беседы в тишине;
Луна плывет в ночном тумане;
И вдруг пред ними на коне
Черкес. Он быстро на аркане
Младого пленника влачил.
«Вот русский!» — хищник возопил.
Аул на крик его сбежался
Ожесточенною толпой;
Но пленник хладный и немой,
С обезображенной главой,
Как труп, недвижим оставался.
Лица врагов не видит он,
Угроз и криков он не слышит;
Над ним летает
смертный сонИ холодом тлетворным дышит.
Он понуждал рукой могучей
Коня, приталкивал ногой,
И влек за ним аркан летучий
Младого пленника <с> собой.
Гирей приближился — веревкой
Был связан русский, чуть живой.
Черкес спрыгнул, — рукою ловкой
Разрезывал канат; — но он
Лежал на камне —
смертный сонЛетал над юной головою… //....................
Черкесы скачут уж — как раз
Сокрылись за горой крутою;
Уроком бьет полночный час.
Принц Гамлет не убивал себя потому, что боялся тех видений, которые, быть может, посетили бы его
смертный сон; этот его знаменитый монолог мне нравится, но, откровенно говоря, он никогда не трогал меня за душу.
Неточные совпадения
А мы — страстно, самоубийственно, день и ночь, и во
сне, и на груди возлюбленной, и на
смертном одре.
Под этим небом, в этом воздухе носятся фантастические призраки; под крыльями таких ночей только снятся жаркие
сны и необузданные поэтические грезы о нисхождении Брамы на землю, о жаркой любви богов к
смертным — все эти страстные образы, в которых воплотилось чудовищное плодородие здешней природы.
Он был роста необыкновенного и чрезвычайно худ; но на бледном лице его не заметно было ничего
смертного; казалось, он спал крепким
сном и готов был ежеминутно пробудиться: это был хозяин дома, умерший поутру, а молодая девушка — дочь его.
А придет час твой
смертный, и ты вспомяни, мое дитятко, про нашу любовь ласковую, про наш хлеб-соль роскошный; обернись на родину славную, ударь ей челом седмерижды семь, распростись с родными и кровными, припади к сырой земле и засни
сном сладким, непробудным».
Ах, как мучил его временами этот детский голос… И он его больше не услышит на яву, а только во
сне. Половецкого охватила
смертная тоска, и он едва сдерживал накипавшие в груди слезы.
Недвижно лежит она на постели, ни шепота, ни стона не слышно. Не будь лицо Настино крыто
смертной бледностью, не запади ее очи в темные впадины, не спади алый цвет с полураскрытых уст ее, можно б было думать, что спит она тихим, безмятежным
сном.
Не чаял Алексей так дешево разделаться… С первых слов Патапа Максимыча понял он, что Настя в могилу тайны не унесла… Захолонуло сердце,
смертный страх обуял его: «Вот он, вот час моей погибели от сего человека!..» — думалось ему, и с трепетом ждал, что вещий
сон станет явью.
Зевс! Ты ведешь нас дорогою мудрости,
Ты указал нам закон, — чрез страдания
Правде твоей обучаться.
Давит во
сне нашу душу смятенную
Память о бедах. И волей-неволею
К мудрости
смертный приходит.
Принес он
смертным влажный сок лозы.
Когда бессчастный человек той влаги,
Рожденной виноградом, изопьет, —
То улетает скорбь, и
сон приходит,
Приходит повседневных зол забвенье, —
Иного средства от страданий нет.
Он поет, что жизнь ужасна и мрачна, что страшны нависшие над человеком неведомые силы, что счастье призрачно и люди подобны
сну, что лучше всего для
смертного — не жить.
Немало
снов вокруг меня мелькало, —
Теперь те
сны сменились
смертным стоном.
— Эх, ваше сиятельство!.. Чем бы суевериям предаваться да
сны растолковывать, лучше бы вам настоящим делом о
смертном часе помыслить, укрощать бы себя помаленьку, с ближними бы мириться.
— Мудрые люди, фортуна спускается к
смертным не часто, а к Памфалону она еще во всю жизнь не сходила. Дайте ей место, а сами идите спокойно ко
сну.
Скука
смертная! Тоска невообразимая! Вчера день провел следующим образом. Поутру, встав от
сна, пил чай и думал о том, что было тогда, когда ничего не было. Потом играл сам с собою в шашки и три раза запер себя в трех местах; после игры считал мух, летающих по комнате, но на второй сотне сбился в счете.