Неточные совпадения
Придет, глядит начальником
(Горда свинья: чесалася
О барское крыльцо!),
Кричит: «Приказ по вотчине!»
Ну,
слушаем приказ:
«Докладывал я
барину,
Что у вдовы Терентьевны
Избенка развалилася,
Что баба побирается
Христовым подаянием,
Так
барин приказал...
Но быть гласным, рассуждать
о том, сколько золотарей нужно и как трубы провести в городе, где я не живу; быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов
слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки-дурачка: «признаете ли вы,
господин подсудимый, факт похищения ветчины?» — «Ась?»
«Ну, а обложка денег, а разорванный на полу пакет?» Давеча, когда обвинитель, говоря об этом пакете, изложил чрезвычайно тонкое соображение свое
о том, что оставить его на полу мог именно вор непривычный, именно такой, как Карамазов, а совсем уже не Смердяков, который бы ни за что не оставил на себя такую улику, — давеча,
господа присяжные, я,
слушая, вдруг почувствовал, что слышу что-то чрезвычайно знакомое.
В течение рассказа Чертопханов сидел лицом к окну и курил трубку из длинного чубука; а Перфишка стоял на пороге двери, заложив руки за спину и, почтительно взирая на затылок своего
господина,
слушал повесть
о том, как после многих тщетных попыток и разъездов Пантелей Еремеич наконец попал в Ромны на ярмарку, уже один, без жида Лейбы, который, по слабости характера, не вытерпел и бежал от него; как на пятый день, уже собираясь уехать, он в последний раз пошел по рядам телег и вдруг увидал, между тремя другими лошадьми, привязанного к хребтуку, — увидал Малек-Аделя!
Пока он с наслаждением засматривался на Аглаю, весело разговаривавшую с князем N. и Евгением Павловичем, вдруг пожилой барин-англоман, занимавший «сановника» в другом углу и рассказывавший ему
о чем-то с одушевлением, произнес имя Николая Андреевича Павлищева. Князь быстро повернулся в их сторону и стал
слушать.
— Я слышу, что у вас разговор
о поединках. Интересно
послушать, — сказал он густым, рыкающим басом, сразу покрывая все голоса. — Здравия желаю,
господин подполковник. Здравствуйте,
господа.
—
Послушайте,
господа, — заговорил Лбов и опять заранее засмеялся. — Вы знаете, что сказал генерал Дохтуров
о пехотных адъютантах? Это к тебе, Бек, относится. Что они самые отчаянные наездники во всем мире…
Я
слушал молча и с удивлением. Я понял, что оспаривать
господина Мизинчикова невозможно. Он фанатически уверен был в правоте и даже в величии своего проекта и говорил
о нем с восторгом изобретателя. Но оставалось одно щекотливейшее обстоятельство, и разъяснить его было необходимо.
Так сетовал
господин Бахчеев; но я уже не
слушал его и задумался
о той, которую мы теперь догоняли, —
о Татьяне Ивановне.
— Что говорить! Добрая, ласковая душа его: все оттого, матушка! Памятен оттого ему всяк человек, всяк уголок родного места… Да, добрый у тебя сынок; наградил тебя
господь милосердый: послал на старости лет утешение!.. Полно, матушка Анна Савельевна,
о чем тужить… послушай-ка лучше… вот он тут еще пишет...
Анна Петровна.
Послушайте,
господин честный человек! Нелюбезно провожать даму и всю дорогу говорить с нею только
о своей честности! Может быть, это и честно, но, по меньшей мере, скучно. Никогда с женщинами не говорите
о своих добродетелях. Пусть они сами поймут. Мой Николай, когда был таким, как вы, в женском обществе только пел песни и рассказывал небылицы, а между тем каждая знала, что он за человек.
— Не вам бы
слушать, и не мне бы говорить! Ведь она родная сестрица нашего
барина, а посмотрите-ка, что толкуют
о ней в народе — уши вянут!.. Экой срам, подумаешь!
— Не пропадет! — подхватил Пигасов, — где-нибудь сидит да проповедует. Этот
господин всегда найдет себе двух или трех поклонников, которые будут его
слушать разиня рот и давать ему взаймы деньги. Посмотрите, он кончит тем, что умрет где-нибудь в Царевококшайске или в Чухломе — на руках престарелой девы в парике, которая будет думать
о нем, как
о гениальнейшем человеке в мире…
— Вот что,
господа, будемте рассказывать
о своей родине, — предложил белый Нарцисс. — Это очень интересно… Аленушка нас
послушает. Ведь она и нас любит…
Послушай. С
господином ты своим,
Вы совершили вместе преступленье,
Которое заслуживает смерть.
Но, ради простоты твоей, тебя
Помиловать верховный суд согласен,
С тем чтобы свято нам ты обещал
Следить и наблюдать за дон Жуаном.
О каждом шаге должен ты его,
О каждом слове доносить — не то —
Увы, мой сын, — смерть и проклятье церкви!
Доктор и «докторица», фамилия которых была Торчиковы, произвели на меня неопределенное впечатление; говорили они только
о серьезных материях и очень внимательно
слушали один другого; доктор небольшого роста, сутуловатый и очень плотный
господин, держал себя с меньшей развязностью, чем
о.
—
Послушайте,
господин Лобов, — начал он дружественным тоном, — не входя в рассуждение
о прочих причинах, которых я не хочу касаться, я бы заметил вам только то, что Павел Павлович все-таки приносит с собою, сватаясь к Надежде Федосеевне, — во-первых, полную
о себе известность в этом почтенном семействе; во-вторых, отличное и почтенное свое положение; наконец, состояние, а следовательно, он естественно должен удивляться, смотря на такого соперника, как вы, — человека, может быть, и с большими достоинствами, но до того уже молодого, что вас он никак не может принять за соперника серьезного… а потому и прав, прося вас окончить.
Лодка ровно шла против течения, тихо двигались берега, вокруг было упоительно хорошо: светло, тихо, душисто. Полканов смотрел в лицо Вареньки, обращённое к широкогрудому гребцу, а он, мерно разбивая вёслами гладь реки, говорил
о своих литературных вкусах, довольный тем, что его охотно
слушает учёный
барин. В глазах Маши, следивших за ним из-под опущенных ресниц, светились любовь и гордость.
Вошел маленький, лысый старичок, повар генерала Жукова, тот самый, у которого сгорела шапка. Он присел,
послушал и тоже стал вспоминать и рассказывать разные истории. Николай, сидя на печи, свесив ноги,
слушал и спрашивал все
о кушаньях, какие готовили при
господах. Говорили
о битках, котлетах, разных супах, соусах, и повар, который тоже все хорошо помнил, называл кушанья, каких нет теперь; было, например, кушанье, которое приготовлялось из бычьих глаз и называлось «поутру проснувшись».
—
Послушай, domine [Dominus —
господин (лат.).] Хома! — сказал ректор (он в некоторых случаях объяснялся очень вежливо с своими подчиненными), — тебя никакой черт и не спрашивает
о том, хочешь ли ты ехать или не хочешь. Я тебе скажу только то, что если ты еще будешь показывать свою рысь да мудрствовать, то прикажу тебя по спине и по прочему так отстегать молодым березняком, что и в баню не нужно будет ходить.
Граф(видимо, опять соскучившийся
слушать Мямлина и обращаясь к Андашевскому). Вы завтра же потрудитесь сказать, чтобы
о назначении
господина Мямлина составили доклад.
Всякой лестно было
послушать рассказы
о «чудесном происхожденьи», всякой желательно было узнать, как
Господь сохранил обительских путниц от огненной смерти.
В ужас пришла Аграфена Петровна, услыхавши про раденья и проречения, и больше
слушать не захотела дальше, когда Дуня стала было рассказывать ей
о схождениях самого
господа Саваофа на гору Городину, а потом на гору Араратскую.
Чухонец постучал трубкой об оконную раму и стал говорить
о своем брате-моряке. Климов уж более не
слушал его и с тоской вспоминал
о своей мягкой, удобной постели,
о графине с холодной водой,
о сестре Кате, которая так умеет уложить, успокоить, подать воды. Он даже улыбнулся, когда в его воображении мелькнул денщик Павел, снимающий с
барина тяжелые, душные сапоги и ставящий на столик воду. Ему казалось, что стоит только лечь в свою постель, выпить воды, и кошмар уступил бы свое место крепкому, здоровому сну.
— А ты
послушай… Я тебе представлю. Точно живой он передо мною сидит. Влезет на кафедру… знаете… тово немножко… Табачку нюхнул, хе, хе! Помните хехеканье-то? „
Господа, — он сильнее стал упирать на „
о“, — сегодняшнюю лексию мы посвятим сервитутам. А? хе, хе! Великолепнейший институт!“
Вечером Андрей Васильич пришел ко мне. Спервоначалу так себе
о том,
о сем покалякали. Потом речь на немку свел, хвалит ее пуще божьего милосердия. Я
слушаю да думаю: что еще будет! Говорит, она-де и креститься может; господа-де женятся же на немках. Смекнул, к чему речь клонит, говорю ему: «
Господам и воля господская, а нашему брату то не указ. Вы мой гость, Андрей Васильич, грубой речи вам не молвлю, а перестанем про еретицу толковать… ну ее к бесу совсем!» «Да мне, говорит, Димитрия Корнилыча жалко».
— Извините меня,
господа, — начал граф Заваров и немного прикрыл глаза. — Я
слушал ваш разговор, — теперь ведь всюду идут разговоры в таком же духе, — и мне кажется, все эти заботы
о подъеме руководящего класса лишены всякого серьезного… как бы это сказать?.. базиса, что ли…
«Чего не сделает эта золотая голова! — думал Иван,
слушая с умилением похвалу своему
барину и смотря на него с гордостью матери. —
О! кабы не потворство нашей братье, мог бы прямо на место герцога!»
— Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? — спрашивал он. И Терентий начинал рассказ
о московском разорении,
о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда
слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе
барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Признаюсь вам, я этому щеголеватому канареечному Христу охотно предпочел бы вот эту жидоватую главу Гверчино, хотя и она говорит мне только
о добром и восторженном раввине, которого, по определению
господина Ренана, можно было любить и с удовольствием
слушать…