Неточные совпадения
— Да как же в самом деле: три дни от тебя ни
слуху ни духу! Конюх от Петуха привел твоего жеребца. «Поехал,
говорит, с каким-то барином». Ну, хоть бы слово сказал: куды, зачем, на сколько времени? Помилуй, братец, как же можно этак поступать? А я бог знает чего не передумал в эти дни!
До сих пор все дамы как-то мало
говорили о Чичикове, отдавая, впрочем, ему полную справедливость в приятности светского обращения; но с тех пор как пронеслись
слухи об его миллионстве, отыскались и другие качества.
Тоска любви Татьяну гонит,
И в сад идет она грустить,
И вдруг недвижны очи клонит,
И лень ей далее ступить.
Приподнялася грудь, ланиты
Мгновенным пламенем покрыты,
Дыханье замерло в устах,
И в
слухе шум, и блеск в очах…
Настанет ночь; луна обходит
Дозором дальный свод небес,
И соловей во мгле древес
Напевы звучные заводит.
Татьяна в темноте не спит
И тихо с няней
говорит...
Больше я его на том не расспрашивал, — это Душкин-то
говорит, — а вынес ему билетик — рубль то есть, — потому-де думал, что не мне, так другому заложит; все одно — пропьет, а пусть лучше у меня вещь лежит: дальше-де положишь, ближе возьмешь, а объявится что аль
слухи пойдут, тут я и преставлю».
—
«Меня так этот
слух»,
Волк старый
говорит: «не очень к стаду манит...
И даже,
говорят, на
слух молвы крылатой,
Охотники таскаться по пирам
Из первых с ложками явились к берегам,
Чтоб похлебать ухи такой богатой,
Какой-де откупщик и самый тароватый
Не давывал секретарям.
Самозванец
говорил правду; но я по долгу присяги стал уверять, что все это пустые
слухи и что в Оренбурге довольно всяких запасов.
Одинцова ему нравилась: распространенные
слухи о ней, свобода и независимость ее мыслей, ее несомненное расположение к нему — все, казалось,
говорило в его пользу; но он скоро понял, что с ней «не добьешься толку», а отвернуться от нее он, к изумлению своему, не имел сил.
— Квартирохозяин мой, почтальон, учится играть на скрипке, потому что любит свою мамашу и не хочет огорчать ее женитьбой. «Жена все-таки чужой человек, —
говорит он. — Разумеется — я женюсь, но уже после того, как мамаша скончается». Каждую субботу он посещает публичный дом и затем баню. Играет уже пятый год, но только одни упражнения и уверен, что, не переиграв всех упражнений, пьесы играть «вредно для
слуха и руки».
Он не слышал, когда прекратилась стрельба, — в памяти
слуха все еще звучали сухие, сердитые щелчки, но он понимал, что все уже кончено. Из переулка и от бульвара к баррикаде бежали ее защитники, было очень шумно и весело, все
говорили сразу.
Дни потянулись медленнее, хотя каждый из них, как раньше, приносил с собой невероятные
слухи, фантастические рассказы. Но люди, очевидно, уже привыкли к тревогам и шуму разрушающейся жизни, так же, как привыкли галки и вороны с утра до вечера летать над городом. Самгин смотрел на них в окно и чувствовал, что его усталость растет, становится тяжелей, погружает в состояние невменяемости. Он уже наблюдал не так внимательно, и все, что люди делали,
говорили, отражалось в нем, как на поверхности зеркала.
— Представь — играю! — потрескивая сжатыми пальцами, сказал Макаров. — Начал по
слуху, потом стал брать уроки… Это еще в гимназии. А в Москве учитель мой уговаривал меня поступить в консерваторию. Да. Способности,
говорит. Я ему не верю. Никаких способностей нет у меня. Но — без музыки трудно жить, вот что, брат…
Есть
слух, что стрелок — раскаявшийся провокатор, а также
говорят, что на допросе он заявил: жизнь — не бессмысленна, но смысл ее сводится к поглощению отбивных котлет, и ведь неважно — съем я еще тысячу котлет или перестану поглощать их, потому что завтра меня повесят.
Он мешал Самгину слушать интересную беседу за его спиной, человек в поддевке
говорил внятно, но гнусавенький ручеек его слов все время исчезал в непрерывном вихре шума. Однако, напрягая
слух, можно было поймать кое-какие фразы.
— Я, конечно, не верю, что весь умру, —
говорил Спивак. — Это — погружение в тишину, где царит совершенная музыка. Земному
слуху не доступна. Чьи это стихи… земному
слуху не доступна?
— Ее история перестает быть тайной… В городе ходят
слухи… — шептала Татьяна Марковна с горечью. — Я сначала не поняла, отчего в воскресенье, в церкви, вице-губернаторша два раза спросила у меня о Вере — здорова ли она, — и две барыни сунулись слушать, что я скажу. Я взглянула кругом — у всех на лицах одно: «Что Вера?» Была,
говорю, больна, теперь здорова. Пошли расспросы, что с ней? Каково мне было отделываться, заминать! Все заметили…
И он не спешил сблизиться с своими петербургскими родными, которые о нем знали тоже по
слуху. Но как-то зимой Райский однажды на балу увидел Софью, раза два
говорил с нею и потом уже стал искать знакомства с ее домом. Это было всего легче сделать через отца ее: так Райский и сделал.
— Кто, кто передал тебе эти
слухи,
говори! Этот разбойник Марк? Сейчас еду к губернатору. Татьяна Марковна, или мы не знакомы с вами, или чтоб нога этого молодца (он указал на Райского) у вас в доме никогда не была! Не то я упеку и его, и весь дом, и вас в двадцать четыре часа куда ворон костей не занашивал…
В результате выставлялась очевидная подлость Версилова, ложь и интрига, что-то черное и гадкое, тем более что кончилось действительно трагически: бедная воспламененная девушка отравилась,
говорят, фосфорными спичками; впрочем, я даже и теперь не знаю, верен ли этот последний
слух; по крайней мере его всеми силами постарались замять.
— Не о свадьбе, а так, о возможности, как
слух; он
говорил, что в свете будто бы такой
слух; что до меня, я уверен, что вздор.
«Да, русские сильны: о! о них много-много
слуху!» —
говорил он.
— Какой-то
слух был, что вы ее отыскиваете и что когда отыщете ее, то приведете. Смуров что-то
говорил в этом роде. Мы, главное, всё стараемся уверить, что Жучка жива, что ее где-то видели. Мальчики ему живого зайчика откуда-то достали, только он посмотрел, чуть-чуть улыбнулся и попросил, чтобы выпустили его в поле. Так мы и сделали. Сию минуту отец воротился и ему щенка меделянского принес, тоже достал откуда-то, думал этим утешить, только хуже еще, кажется, вышло…
Да и высказать-то его грамотно не сумел, тем более что на этот раз никто в келье старца на коленях не стоял и вслух не исповедовался, так что Федор Павлович ничего не мог подобного сам видеть и
говорил лишь по старым
слухам и сплетням, которые кое-как припомнил.
Состоял он в молодые годы адъютантом у какого-то значительного лица, которого иначе и не называет как по имени и по отчеству;
говорят, будто бы он принимал на себя не одни адъютантские обязанности, будто бы, например, облачившись в полную парадную форму и даже застегнув крючки, парил своего начальника в бане — да не всякому
слуху можно верить.
Но до этого он не договаривался с Марьею Алексевною, и даже не по осторожности, хотя был осторожен, а просто по тому же внушению здравого смысла и приличия, по которому не
говорил с нею на латинском языке и не утруждал ее
слуха очень интересными для него самого рассуждениями о новейших успехах медицины: он имел настолько рассудка и деликатности, чтобы не мучить человека декламациями, непонятными для этого человека.
Только и сказала Марья Алексевна, больше не бранила дочь, а это какая же брань? Марья Алексевна только вот уж так и
говорила с Верочкою, а браниться на нее давно перестала, и бить ни разу не била с той поры, как прошел
слух про начальника отделения.
— Э, батюшка,
слухом свет полнится, — молодость, des passions, [страсти (фр.).] я
говорила тогда с вашим отцом, он еще сердился на вас, ну, да ведь умный человек, понял… благо, вы счастливо живете — чего еще?
В тысяча восемьсот тридцать пятом году я был сослан по делу праздника, на котором вовсе не был; теперь я наказываюсь за
слух, о котором
говорил весь город. Странная судьба!
О сыне носились странные
слухи:
говорили, что он был нелюдим, ни с кем не знался, вечно сидел один, занимаясь химией, проводил жизнь за микроскопом, читал даже за обедом и ненавидел женское общество. Об нем сказано в «Горе от ума...
— Да, я слышал и
говорил об этом, и тут мы равны; но вот где начинается разница — я, повторяя эту нелепость, клялся, что этого никогда не было, а вы из этого
слуха сделали повод обвинения всей полиции.
Это была темная личность, о которой ходили самые разноречивые
слухи. Одни
говорили, что Клещевинов появился в Москве неизвестно откуда, точно с неба свалился; другие свидетельствовали, что знали его в Тамбовской губернии, что он спустил три больших состояния и теперь живет карточной игрою.
Шумела молодая рощица и, наверное, дождалась бы Советской власти, но вдруг в один прекрасный день — ни рощи, ни решетки, а булыжная мостовая пылит на ее месте желтым песком. Как? Кто? Что? — недоумевала Москва.
Слухи разные — одно только верно, что Хомяков отдал приказание срубить деревья и замостить переулок и в этот же день уехал за границу. Рассказывали, что он действительно испугался высылки из Москвы;
говорили, что родственники просили его не срамить их фамилию.
Это последнее обстоятельство объяснялось тем, что в народе прошел зловещий
слух: паны взяли верх у царя, и никакой опять свободы не будет. Мужиков сгоняют в город и будут расстреливать из пушек… В панских кругах, наоборот,
говорили, что неосторожно в такое время собирать в город такую массу народа. Толковали об этом накануне торжества и у нас. Отец по обыкновению махал рукой: «Толкуй больной с подлекарем!»
Песня
говорит не одному неопределенно разнеживающемуся
слуху.
—
Слух носится, душа моя, —
говорит она поседелой невесте, — что ты собралась замуж.
Но жильцы быстро исчезли: Фердыщенко съехал куда-то три дня спустя после приключения у Настасьи Филипповны и довольно скоро пропал, так что о нем и всякий
слух затих;
говорили, что где-то пьет, но не утвердительно.
— Пали и до нас
слухи, как она огребает деньги-то, — завистливо
говорила Марья, испытующе глядя на сестру. — Тоже, подумаешь, счастье людям… Мы вон за богатых слывем, а в другой раз гроша расколотого в дому нет. Тятенька-то не расщедрится… В обрез купит всего сам, а денег ни-ни. Так бьемся, так бьемся… Иголки не на что купить.
Петр Лукич тоже ни о чем подобном не
говорил, но из губернского города дошли
слухи, что на пикнике всем гостям в карманы наклали запрещенных сочинений и даже сунули их несколько экземпляров приезжему ученому чиновнику.
Так как в университете давно уже
говорили о том, что Лихонин спас девушку из такого-то дома и теперь занимается ее нравственным возрождением, то этот
слух, естественно, дошел и до учащихся девушек, бывавших в студенческих кружках.
В нашей детской
говорили, или, лучше сказать, в нашу детскую доходили
слухи о том, о чем толковали в девичьей и лакейской, а толковали там всего более о скоропостижной кончине государыни, прибавляя страшные рассказы, которые меня необыкновенно смутили; я побежал за объяснениями к отцу и матери, и только твердые и горячие уверения их, что все эти
слухи совершенный вздор и нелепость, могли меня успокоить.
— Да что, ваше высокоблагородие, — вызвался один из мужиков, самой обыкновенной наружности и охотник только, как видно,
поговорить, — сказать тоже надо правду: по
слухам, согласья промеж их большого не было.
— Все со мной разговаривал: «Аленушка,
говорит, что это у нас с барином-то случилось?» У нас, батюшка, извините на том,
слухи были, что аки бы начальство на вас за что-то разгневалось, и он все добивался, за что это на вас начальство рассердилось. «Напиши,
говорит, дура, в деревню и узнай о том!» Ну, а я где… умею ли писать?
— Знаю я то, — начал, в свою очередь, с некоторым ожесточением Живин, — что когда разошелся
слух о твоих отношениях с нею, так этот молодой доктор прямо
говорил всем: «Что ж, —
говорит, — она и со мной целовалась, когда я лечил ее мужа»; чем же это объяснить, каким чувством или порывом?
— Барин там-с из города, — начал он, — господин Живин, как
слух прошел, что вы пожалуете в деревню, раз пять к нам в Воздвиженское заезжал и все наказывал: «Как ваш барин,
говорит, приедет, беспременно дайте мне знать сейчас!» — прикажете или нет послать?
Старик долго не сдавался и сначала, при первых
слухах, даже испугался; стал
говорить о потерянной служебной карьере, о беспорядочном поведении всех вообще сочинителей.
Николай Сергеич с негодованием отвергал этот
слух, тем более что Алеша чрезвычайно любил своего отца, которого не знал в продолжение всего своего детства и отрочества; он
говорил об нем с восторгом, с увлечением; видно было, что он вполне подчинился его влиянию.
Далее
слухи о нем становились несколько темными:
говорили о каком-то неприятном происшествии, случившемся с ним за границей, но никто не мог объяснить, в чем оно состояло.
— О боже мой! — вскрикнул он в восторге, — если б только был виноват, я бы не смел, кажется, и взглянуть на нее после этого! Посмотрите, посмотрите! — кричал он, обращаясь ко мне, — вот: она считает меня виноватым; все против меня, все видимости против меня! Я пять дней не езжу! Есть
слухи, что я у невесты, — и что ж? Она уж прощает меня! Она уж
говорит: «Дай руку, и кончено!» Наташа, голубчик мой, ангел мой, ангел мой! Я не виноват, и ты знай это! Я не виноват ни настолечко! Напротив! Напротив!
Почти все наши старшие офицеры женаты; стало быть, если б даже не было помещиц (а их, по
слухам, достаточно, и притом большая часть принадлежит к числу таких, которым, как у нас в школе
говаривали, ничто человеческое не чуждо), то можно будет ограничиться и своими дамами.
У одного дивизионера жена даже персиянка (
говорят, с пунцовыми волосами), но, к сожалению, он ее никому не показывает, а по
слухам, даже бьет нагайкой… le cher homme! [прелесть какая! (франц.)]