Неточные совпадения
В пекарне началось оживление, кудрявый Алеша и остролицый, худенький подросток Фома налаживали в приямке два самовара, выгребали угли из печи, в углу гремели эмалированные кружки, лысый старик резал каравай хлеба равновесными ломтями, вытирали стол, двигали скамейки, по асфальту пола звучно шлепали босые подошвы,
с печки слезли два человека в розовых рубахах, без поясов, одинаково растрепанные, одновременно и как будто одними и теми же движениями надели сапоги, полушубки и — ушли в дверь на двор.
— Как ты сказал: в гости?.. Вот я ужо
слезу с печки-то да Титу и пожалуюсь… Он вам таких гостинцев насыплет, пострелы.
Сначала недели две морщится, скучный ходит (Евдокимыч говорил: „В первую холеру я
с покойным папенькой вашим в ростепель в Москву ездил —
с тех самых пор ноги мозжат“), потом влезает на
печку и уж не
слезает оттуда: значит, смерть идет.
— Эй, ребятишки! — крикнул Антон. — Вы и взаправду завалились на
печку — ступайте сюда… а у меня тюря-то славная какая… э! постойте-ка, вот я ее всю съем…
слезайте скорее
с печки… Ну, а ты, бабка, что ж, — продолжал он голосом, в котором незаметно уже было и тени досады, — аль
с хозяйкой надломила хлебушка? Чего отнекиваешься, режь да ешь, коли подкладывают, бери ложку — садись, — человек из еды живет, что съешь, то и поживешь.
— Ну, Ваня, будет! Слезай-ка
с лошади да ступай скорее
с сестренкой в избу, на
печку, — сказал дядя. — Небось оба поесть хотите?
Таким образом, сбирается почти вся дворня, за исключением разве дедушки Фадея: и тот остается потому, что
с печки слезть не может.
Живет заволжанин хоть в труде, да в достатке. Сысстари за Волгой мужики в сапогах, бабы в котах. Лаптей видом не видано, хоть слыхом про них и слыхано. Лесу вдоволь, лыко нипочем, а в редком доме кочедык найдешь. Разве где такой дедушка есть, что
с печки уж лет пяток не
слезает, так он, скуки ради, лапотки иной раз ковыряет, нищей братье подать либо самому обуться, как станут его в домовину обряжать. Таков обычай: летом в сапогах, зимой в валенках, на тот свет в лапотках…
— Да, попробуй-ка пальцем тронуть Прасковью Патаповну, — охая, промолвил Василий Борисыч. — Жизни не рад будешь. Хоть бы уехать куда, пущай ее поживет без мужа-то, пущай попробует, небойсь и теперь каждый вечер почти шлет за мной: шел бы к ней в горницу. А я без рук, без ног куда пойду,
с печки даже
слезть не могу. Нет уж, уехать бы куда-нибудь хоть бы на самое короткое время, отдохнуть бы хоть сколько-нибудь.
Облокотясь на стол и припав рукою к щеке, тихими
слезами плакала Пелагея Филиппьевна, когда, исправивши свои дела, воротился в избу Герасим. Трое большеньких мальчиков молча стояли у
печки, в грустном молчанье глядя на грустную мать. Четвертый забился в углу коника за наваленный там всякого рода подранный и поломанный хлам. Младший сынок
с двумя крошечными сестренками возился под лавкой. Приукутанный в грязные отрепья, грудной ребенок спал в лубочной вонючей зыбке, подвешенной к оцепу.
В доме знали от старика Пантелея, что ему нездоровится, что день и ночь стонет он и охает, а сам
с печки не
слезает.
В то время как я смотрел на парней,
с печки, подле самого того места, где я сидел,
слезла женщина в самой показавшейся мне неожиданной и странной одежде.