Неточные совпадения
Тем не менее он все-таки сделал
слабую попытку дать отпор. Завязалась борьба; но предводитель вошел уже в ярость и не помнил себя.
Глаза его сверкали, брюхо сладострастно ныло. Он задыхался, стонал, называл градоначальника душкой, милкой и другими несвойственными этому сану именами; лизал его, нюхал и т. д. Наконец с неслыханным остервенением бросился предводитель
на свою жертву, отрезал ножом ломоть головы и немедленно проглотил.
В соседней бильярдной слышались удары шаров, говор и смех. Из входной двери появились два офицера: один молоденький, с
слабым, тонким лицом, недавно поступивший из Пажеского корпуса в их полк; другой пухлый, старый офицер с браслетом
на руке и заплывшими маленькими
глазами.
Когда Константин взял его за руку, Николай улыбнулся. Улыбка была
слабая, чуть заметная, и, несмотря
на улыбку, строгое выражение
глаз не изменилось.
В числе предметов, лежавших
на полочке Карла Иваныча, был один, который больше всего мне его напоминает. Это — кружок из кардона, вставленный в деревянную ножку, в которой кружок этот подвигался посредством шпеньков.
На кружке была наклеена картинка, представляющая карикатуры какой-то барыни и парикмахера. Карл Иваныч очень хорошо клеил и кружок этот сам изобрел и сделал для того, чтобы защищать свои
слабые глаза от яркого света.
Тихим, ослабевшим шагом, с дрожащими коленами и как бы ужасно озябший, воротился Раскольников назад и поднялся в свою каморку. Он снял и положил фуражку
на стол и минут десять стоял подле, неподвижно. Затем в бессилии лег
на диван и болезненно, с
слабым стоном, протянулся
на нем;
глаза его были закрыты. Так пролежал он с полчаса.
Таких примеров есть немало:
Коль
слабый сильному, хоть движимый добром,
Открыть
глаза на правду покусится,
Того и жди, что то же с ним случится,
Что с Комаром.
Около нее появился мистер Лионель Крэйтон, человек неопределенного возраста, но как будто не старше сорока лет, крепкий, стройный, краснощекий; густые, волнистые волосы
на высоколобом черепе серого цвета — точно обесцвечены перекисью водорода,
глаза тоже серые и смотрят
на все так напряженно, как это свойственно людям
слабого зрения, когда они не решаются надеть очки.
— А тот ушел? Я притворился спящим. Тебя давно не видать, — заговорил Леонтий
слабым голосом, с промежутками. — А я все ждал — не заглянет ли, думаю. Лицо старого товарища, — продолжал он, глядя близко в
глаза Райскому и положив свою руку ему
на плечо, — теперь только одно не противно мне…
Нарисовав эту головку, он уже не знал предела гордости. Рисунок его выставлен с рисунками старшего класса
на публичном экзамене, и учитель мало поправлял, только кое-где
слабые места покрыл крупными, крепкими штрихами, точно железной решеткой, да в волосах прибавил три, четыре черные полосы, сделал по точке в каждом
глазу — и
глаза вдруг стали смотреть точно живые.
— Нет, портрет — это
слабая, бледная копия; верен только один луч ваших
глаз, ваша улыбка, и то не всегда: вы редко так смотрите и улыбаетесь, как будто боитесь. Но иногда это мелькнет; однажды мелькнуло, и я поймал, и только намекнул
на правду, и уж смотрите, что вышло. Ах, как вы были хороши тогда!
У него упало сердце. Он не узнал прежней Веры. Лицо бледное, исхудалое,
глаза блуждали, сверкая злым блеском, губы сжаты. С головы, из-под косынки, выпадали в беспорядке
на лоб и виски две-три пряди волос, как у цыганки, закрывая ей, при быстрых движениях,
глаза и рот.
На плечи небрежно накинута была атласная, обложенная белым пухом мантилья, едва державшаяся
слабым узлом шелкового шнура.
Слабое движение руки, жалко опустившейся
на одеяло, было ответом, да
глаза раскрылись шире, и в них мелькнуло сознание живого человека. Привалов посидел около больного с четверть часа; доктор сделал знак, что продолжение этого безмолвного визита может утомить больного, и все осторожно вышли из комнаты. Когда Привалов начал прощаться, девушка проговорила...
Подойдя совсем, Алеша увидел пред собою ребенка не более девяти лет от роду, из
слабых и малорослых, с бледненьким худеньким продолговатым личиком, с большими темными и злобно смотревшими
на него
глазами.
Ноги беспрестанно путались и цеплялись в длинной траве, пресыщенной горячим солнцем; всюду рябило в
глазах от резкого металлического сверкания молодых, красноватых листьев
на деревцах; всюду пестрели голубые гроздья журавлиного гороху, золотые чашечки куриной слепоты, наполовину лиловые, наполовину желтые цветы Ивана-да-Марьи; кое-где, возле заброшенных дорожек,
на которых следы колес обозначались полосами красной мелкой травки, возвышались кучки дров, потемневших от ветра и дождя, сложенные саженями;
слабая тень падала от них косыми четвероугольниками, — другой тени не было нигде.
С того самого дня они уже более не расставались. (Деревня Бесселендеевка отстояла всего
на восемь верст от Бессонова.) Неограниченная благодарность Недопюскина скоро перешла в подобострастное благоговение.
Слабый, мягкий и не совсем чистый Тихон склонялся во прах перед безбоязненным и бескорыстным Пантелеем. «Легкое ли дело! — думал он иногда про себя, — с губернатором говорит, прямо в
глаза ему смотрит… вот те Христос, так и смотрит!»
Я смотрел
на старика: его лицо было так детски откровенно, сгорбленная фигура его, болезненно перекошенное лицо, потухшие
глаза,
слабый голос — все внушало доверие; он не лгал, он не льстил, ему действительно хотелось видеть прежде смерти в «кавалерии и регалиях» человека, который лет пятнадцать не мог ему простить каких-то бревен. Что это: святой или безумный? Да не одни ли безумные и достигают святости?
— Келлер! Поручик в отставке, — отрекомендовался он с форсом. — Угодно врукопашную, капитан, то, заменяя
слабый пол, к вашим услугам; произошел весь английский бокс. Не толкайтесь, капитан; сочувствую кровавой обиде, но не могу позволить кулачного права с женщиной в
глазах публики. Если же, как прилично блага-ароднейшему лицу,
на другой манер, то — вы меня, разумеется, понимать должны, капитан…
Вернулся Платонов с Пашей.
На Пашу жалко и противно было смотреть. Лицо у нее было бледно, с синим отечным отливом, мутные полузакрытые
глаза улыбались
слабой, идиотской улыбкой, открытые губы казались похожими
на две растрепанные красные мокрые тряпки, и шла она какой-то робкой, неуверенной походкой, точно делая одной ногой большой шаг, а другой — маленький. Она послушно подошла к дивану и послушно улеглась головой
на подушку, не переставая слабо и безумно улыбаться. Издали было видно, что ей холодно.
Те, оставшись вдвоем, заметно конфузились один другого: письмами они уже сказали о взаимных чувствах, но как было начать об этом разговор
на словах? Вихров, очень еще
слабый и больной, только с любовью и нежностью смотрел
на Мари, а та сидела перед ним, потупя
глаза в землю, — и видно было, что если бы она всю жизнь просидела тут, то сама первая никогда бы не начала говорить о том. Катишь, решившая в своих мыслях, что довольно уже долгое время медлила, ввела, наконец, ребенка.
Чтобы не съел он чего-нибудь тяжелого, она сама приготовляла ему
на станциях кушанья; сама своими
слабыми ручонками стлала ему постель, сторожила его, как аргус [Аргус — в греч. мифологии многоглазый великан; богиня Гера превратила А. в павлина и разукрасила его хвост
глазами.], когда он засыпал в экипаже, — и теперь, приехав в Воздвиженское, она, какая-то гордая, торжествующая, в свеженьком холстинковом платье, ходила по всему дому и распоряжалась.
Татьяна молчала. В темноте мать видела
слабый контур ее прямой фигуры, серой
на ночном фоне печи. Она стояла неподвижно. Мать в тоске закрыла
глаза.
Мне завязали
глаза; Маруся звенела
слабыми переливами своего жалкого смеха и шлепала по каменному полу непроворными ножонками, а я делал вид, что не могу поймать ее, как вдруг наткнулся
на чью-то мокрую фигуру и в ту же минуту почувствовал, что кто-то схватил меня за ногу. Сильная рука приподняла меня с полу, и я повис в воздухе вниз головой. Повязка с
глаз моих спала.
По временам меня клонил сон, в
глазах зеленело, голова шла кругом, и я каждую минуту готова была упасть от утомления, но
слабые стоны матери пробуждали меня, я вздрагивала, просыпалась
на мгновение, а потом дремота опять одолевала меня.
На некоторое время свобода, шумные сборища, беспечная жизнь заставили его забыть Юлию и тоску. Но все одно да одно, обеды у рестораторов, те же лица с мутными
глазами; ежедневно все тот же глупый и пьяный бред собеседников и, вдобавок к этому, еще постоянно расстроенный желудок: нет, это не по нем.
Слабый организм тела и душа Александра, настроенная
на грустный, элегический тон, не вынесли этих забав.
Не надо было допускать их сближаться до короткости, а расстроивать искусно, как будто ненарочно, их свидания с
глазу на глаз, быть всюду вместе, ездить с ними даже верхом, и между тем тихомолком вызывать в
глазах ее соперника
на бой и тут-то снарядить и двинуть вперед все силы своего ума, устроить главную батарею из остроумия, хитрости да и того… открывать и поражать
слабые стороны соперника так, как будто нечаянно, без умысла, с добродушием, даже нехотя, с сожалением, и мало-помалу снять с него эту драпировку, в которой молодой человек рисуется перед красавицей.
Медленно раскрылись большие черные
глаза. Они глядели еще тупо, но уже улыбались — слабо; та же
слабая улыбка спустилась
на бледные губы. Потом он двинул повислой рукою — и с размаху положил ее себе
на грудь.
В Головлево явилась
на этот раз уж не та красивая, бойкая и кипящая молодостью девушка, с румяным лицом, серыми
глазами навыкате, с высокой грудью и тяжелой пепельной косой
на голове, которая приезжала сюда вскоре после смерти Арины Петровны, а какое-то
слабое, тщедушное существо с впалой грудью, вдавленными щеками, с нездоровым румянцем, с вялыми телодвижениями, существо сутулое, почти сгорбленное.
То он видел перед собой силача Абунунцал-Хана, как он, придерживая рукою отрубленную, висящую щеку, с кинжалом в руке бросился
на врага; то видел
слабого, бескровного старика Воронцова с его хитрым белым лицом и слышал его мягкий голос; то видел сына Юсуфа, то жену Софиат, то бледное, с рыжей бородой и прищуренными
глазами, лицо врага своего Шамиля.
Она сидела, как всегда, прямо и словно в ожидании каком-то, под розовой кофтой-распашонкой отчётливо дыбилось её тело, из воротничка, обшитого кружевом, гордо поднималась наливная шея, чуть-чуть покачивалась маленькая, темноволосая, гладко причёсанная голова,
на её писаном лице, в тумане
глаз,
слабой искрой светилась улыбка.
Села в угол беседки, подняла очки
на лоб и, оглядев гостя туманным взглядом
слабых глаз, вздохнула, размышляя о чём-то, а потом, раздельно и точно считая слова, начала говорить...
Она была в неописанном волнении; голос ее дрожал;
на глазах блистали слезы. Эта женщина, всегда столь скромная, мягкая и даже
слабая, вдруг дошла до такого исступления, что помпадур начал опасаться, чтоб с ней не сделалась
на улице истерика.
— Да, да, — согласился Лаптев. — Рецидива нет, но с каждым днем, я замечаю, она становится все
слабее и
слабее и тает
на моих
глазах. Не пойму, что с ней.
Она закрыла
глаза и побледнела, и длинный нос ее стал неприятного воскового цвета, как у мертвой, и Лаптев все еще не мог разжать ее пальцев. Она была в обмороке. Он осторожно поднял ее и положил
на постель и просидел возле нее минут десять, пока она очнулась. Руки у нее были холодные, пульс
слабый, с перебоями.
Прищурив
глаза, обесцвеченные болезнью и печальные, русский
слабым голосом прочитал надпись
на открытке и хорошо улыбнулся старику, а тот сказал ему...
Ее
глаза сузились,
на щеках вспыхнул
слабый румянец, и она засмеялась — точно серебряный колокольчик зазвенел. И тотчас же встала, говоря...
Слова и звуки вспыхивали перед
глазами Евсея, как искры, сжигая надежду
на близость спокойной жизни. Он ощущал всем телом, что из тьмы, окружающей его, от этих людей надвигается сила, враждебная ему, эта сила снова схватит его, поставит
на старую дорогу, приведёт к старым страхам. В сердце его тихо закипала ненависть к Саше, гибкая ненависть
слабого, непримиримое, мстительное чувство раба, которого однажды мучили надеждою
на свободу.
Вера Сергеевна не принимала в этом разговоре никакого участия, лицо ее по-прежнему оставалось холодно и гордо, и только в
глазах можно было подметить
слабый свет горечи и досады
на все ее окружающее.
Почти не имела образа Женя Эгмонт: никогда в грезах непрестанных не видел ее лица, ни улыбки, ни даже
глаз; разве только услышит шелест платья, мелькнет
на мгновенье узкая рука, что-то теплое и душистое пройдет мимо в
слабом озарении света и тепла, коснется еле слышно…
Многое замечалось одними
глазами, и во многом ошибались
глаза, и
слабой болью отвечало
на чужую боль в мечте живущее сердце.
Очень давно когда-то всего
на несколько минут я встретил одно весьма жалкое существо, которое потом беспрестанно мне припоминалось в течение всей моей жизни и теперь как живое стоит перед моими
глазами: это была
слабая, изнеможенная и посиневшая от мокроты и стужи девочка
на высоких ходулях.
Голова этой женщины покоится
на слабой беленькой ручке, опирающейся локтем о стол и поддерживающей ладонью подбородок; большие голубые
глаза ее устремлены в угол, где в густой темноте помещается мужская фигура, несколько согбенная и опустившаяся.
— Не могу ее забыть, — повторял воевода
слабым голосом. — И днем и ночью стоит у меня перед
глазами как живая… Руки
на себя наложить, так в ту же пору.
Она окинула меня высокомерным, даже дерзким взглядом, но почти тотчас же лицо ее приняло задумчивое выражение. Мы молчали. Мне было неловко.
Слабая краска показалась
на ее щеках, и
глаза вспыхнули.
Подобные случаи повторялись со мною не один раз: я имел возможность иногда наблюдать своими
глазами и во всех подробностях такие, для охотника любопытные, явления, то есть: как по-видимому неподстреленная птица вдруг начнет
слабеть, отделяться от других и прятаться по инстинкту в крепкие места; не успев еще этого сделать, иногда
на воздухе, иногда
на земле, вдруг начнет биться и немедленно умирает, а иногда долго томится, лежа неподвижно в какой-нибудь ямочке. Вероятно, иная раненая птица выздоравливает.
Чья-то рука легла
на мое плечо и несколько раз меня толкнула… Я открыл
глаза и, при
слабом свете одинокой свечи, увидел пред собою Фустова. Он испугал меня. Он качался
на ногах; лицо его было желто, почти одного цвета с волосами; губы отвисли, мутные
глаза глядели бессмысленно в сторону. Куда девался их постоянно ласковый и благосклонный взор? У меня был двоюродный брат, который от падучей болезни впал в идиотизм… Фустов походил
на него в эту минуту.
Страдания Байцурова, как себе можно представить, были ужасны: его дитя представлялось ему отсюда беззащитной в самой леденящей кровь обстановке: она трепеталась перед ним в тороках
на крупе коня, простирая свои
слабые ручонки к нему, к отцу своему, в котором ее детская головка видела всегда идеал всякой справедливости и мощи; он слышал ее стоны, подхватываемые и раздираемые в клочки буйным осенним ветром; он видел ее брошенную в позорную постель, и возле ее бледного, заплаканного личика сверкали в
глаза старику седые, щетинистые брови багрового Плодомасова.
Потом в доме тетки были устроены смотрины, как следует, с закуской и вином, и Липа была в новом розовом платье, сшитом нарочно для смотрин, и пунцовая ленточка, точно пламень, светилась в ее волосах. Она была худенькая,
слабая, бледная, с тонкими, нежными чертами, смуглая от работы
на воздухе; грустная, робкая улыбка не сходила у нее с лица, и
глаза смотрели по-детски — доверчиво и с любопытством.
Акулина не взглянула
на его лицо ни разу, в то время как он молча обувался и одевался, и хорошо сделала, что не взглянула. Лицо у Поликея было бледно, нижняя челюсть дрожала, и в
глазах было то плаксивое, покорное и глубоко-несчастное выражение, которое бывает только у людей добрых,
слабых и виноватых. Он причесался и хотел выйти, жена остановила его и поправила ему тесемку рубахи, висевшую
на армяке, и надела
на него шапку.
Аян протер
глаза в пустынной тишине утра, мокрый, хмельной и
слабый от недавнего утомления. Плечи опухли, ныли; сознание бродило в тумане, словно невидимая рука все время пыталась заслонить от его взгляда тихий прибой, голубой проход бухты, где стоял «Фитиль
на порохе», и яркое, живое лицо прошлых суток.
Видно было, что она хотела что-то еще сказать, но речь ее стала уже мешаться и вышла нескладна; мало-помалу звуки ее голоса
слабели,
слабели и совсем стихли; смутные, полуоткрытые
глаза не сходили, однако, с мужа и как бы силились договорить все остальное; наконец и те начали смежаться… Григорий взглянул
на нее еще раз, потом подошел к полатям, снял с шеста кожух, набросил его
на плечи и вышел из избы.